Спасибо.
Около шести часов утра я возвращался со сдачи номера домой. Шел пешком по пустой мартовской Москве, немного пьяный, чуть-чуть счастливый, в кармане — листочек с распечатанной обложкой только что сданного номера, почему-то мандарин и последний (глупо же заменять слово «последний» на «крайний» из каких-то суеверных соображений — увы, на то, последний или нет, влияют не только прилагательные) номер «Нью Таймса».
И вот около памятника Пушкину, в этой пустой и какой-то потерянной Москве я увидел красивую женщину в светлом пальто, она шла в сторону Тверского бульвара, и мне показалось — нет, я уверен — улыбнулась мне. Это была Ирена Лесневская, я тогда еще подумал: наверняка она идет в редакцию журнала, номер которого у меня лежит в кармане, и удивился, почему в такой ранний час.
Мне очень повезло. В детстве, когда к моим родителям приходили друзья, я старался затаиться где-нибудь и превращался в слух. И пока кто-нибудь не спохватывался, что пора мне спать, «участвовал» в этих застольях. Это, наверное, звучит слишком приторно, но это правда были моменты счастья — дедушка, бабушка, мама с папой дружили с удивительными людьми, и слушать их, их споры, их тосты, их шутки, их воспоминания было абсолютным счастьем. Это был волшебный хор. И хотя его никогда не собрать больше, он никуда не пропадает.
Так устроена жизнь, что рядом с тобой всегда где-то за спиной стоит отчаяние. Оно просто существует, и ты знаешь о нем. Иногда оно подходит ближе, обнимает за плечи, и вот уже ты лицом к лицу с тем, с чем справиться так сложно. И у каждого есть свои союзники, у меня — этот реальный или придуманный волшебный хор, в котором есть те, кто давно умер, и те, кого я и вовсе не знал или не знаю.
Но это не только про частные переживания, а о камертонах времени, о тех, кто стоит не только с тобой рядом, но с твоим поколением. Мы же все время говорим, что нет нравственных ориентиров и моральных авторитетов. Их правда нет, потому что эти слова, хорошо это или плохо, ничего не объясняют. Но те, о ком ты думаешь, не зная их, гордишься тем, что можешь ходить с ними по одним улицам (и — что важно — по бульварам!), кому веришь — они есть.
Все, конечно, было совсем не так. То есть я правда шел по утренней Москве, у меня правда был в кармане тот самый журнал, я правда был немного счастливым, но Ирену Лесневскую я не встретил. Тогда, несколько месяцев назад, я выдумал себе встречу с Лесневской, потому что эта встреча мне была очень нужна. И я ее «встретил». И встречаю каждую неделю — как один из голосов честнейшего журнала страны. Встречаю человека, дающего стольким людям воздух (из старого интервью «Новой газете»: «Я купила кислородную подушку — для себя и своих друзей. Думаю, тысяч пятьдесят желающих подышать кислородом мы найдем»). Говорящего правду («бывали смутные времена, но сегодня — самое подлое»). Обладающего верой в то, что все возможно, даже когда кажется, что все потеряно («Россия — фантастическая страна. Она — птица феникс»). Одаренного невероятной любовью к жизни («Черт его знает. Жизнь — фантастическая штука, пестрая и разная. И этот период — настолько песчинка в мироздании! И это пройдет»).
Человека, одаренного свободой — внутренней, любой. И бесстрашного.
Эти определения ничего не объясняют, но они и есть тот волшебный хор, без которого не пройти по утренней потерянной Москве. Он есть — и ты счастлив, а женщина в светлом пальто, идущая навстречу, улыбнется тебе.
Спасибо.
Tweet
