Сила третьего сектора

В государстве почти не осталось секторов, где можно чувствовать себя свободным, где можно, не оглядываясь ни на кого, продемонстрировать свои предпочтения. Благотворительность сегодня предоставляет возможность проявить гражданскую позицию на полную катушку. Хотите помочь Pussy Riot — помогите фонду, который поддерживает заключенных. Хотите продемонстрировать свое отношение к не очень качественно работающей системе здравоохранения — помогите фонду, который спасает больных детей или поддерживает инвалидов. Вас беспокоит упадок науки и культуры — поддержите бедных молодых музыкантов и начинающих ученых. Здесь нет пока еще стереотипов, что одним помогать хорошо, а другим — плохо. Но уже появился стереотип, что нельзя никому не помогать.

Десять лет назад, когда, по сути, начиналась российская благотворительность и создавались фонды, мы жили совсем иначе. Мы были беднее. Теперь у многих появились свободные деньги и можно ими поделиться. Но не только поэтому люди жертвуют на благотворительность. Мы стали ездить за границу, где благотворительность естественна, как ежедневная чистка зубов. Мы поняли, что благотворительность — это ниша, которая может быть креативно и красиво заполнена: и с точки зрения шоу-бизнеса, и с точки зрения коммерции, и с точки зрения пиара. Под этим соусом можно делать очень много интересного: выпускать благотворительные книжки, устраивать ярмарки хендмейд-продукции. Нет лучшего места для покупки новогодних подарков, чем благотворительный базар.

Благотворительность стала модной, и в этом нет ничего дурного. Эту моду мы создали сами, ее помогают создавать пресса, интернет. А то, что вчера было модой, сегодня становится нормой. Не все понимают, что, когда они очищают свой шкаф и несут вещи в церковь, даже стесняясь иногда зайти, просто оставляют мешки у двери, — они участвуют в благотворительности. И когда покупают карту «Подари жизнь» в Сбербанке и этой картой расплачиваются. Или сбрасывают из кошелька монеты в коробочку у кассы продуктового магазина. Когда в магазинах «Твой дом» мы поставили коробки для сбора пожертвований, в первый месяц сборы были небольшие. Но уже второй месяц принес больше 100 тыс. рублей.

Когда восемь лет назад моя мама Вера Миллионщикова, главный врач Первого Московского хосписа, заболела, мы вместе с ней создали Фонд помощи хосписам «Вера». В то время благотворительность в России только-только начиналась. Людей с опытом в этой сфере тогда не существовало. Мы все изобретали велосипед. Тогда появились фонды «Подари жизнь», «Детские сердца», «Линия жизни». Вскоре организовалось благотворительное собрание «Все вместе», где на первом этапе было не то семь, не то девять членов. И мы все, читая западные книжки, понимали, что западный фандрайзинг у нас точно никак не сработает.

Тогда я понимала, что деньги мне надо просить у западных компаний, потому что им хотя бы не нужно объяснять, что такое хоспис. Они знали само слово и у них не возникало вопросов, зачем помогать тем, кто все равно умрет.

Сейчас же, как руководитель благотворительного Фонда помощи хосписам «Вера», я могу прийти в любую компанию. И для того чтобы со мной встретились, мне не нужно искать заступничества и протекции. Хотя и сегодня практически невозможно найти компанию, которая захочет громко и во всеуслышание говорить о том, что она поддерживает учреждение, где умирают люди. Считается, что это может отпугнуть клиентов. Тем не менее перелом произошел. Еще два года назад доноров среди юридических лиц у нас практически не было, только по большому знакомству. Сегодня они есть.

Что я говорю, когда иду к потенциальным благотворителям? Сейчас, прежде чем сказать, на что нужны деньги, я говорю, что со мной играют в эту игру члены попечительского совета фонда «Вера» — Татьяна Друбич, Ингеборга Дапкунайте, Людмила Улицкая, помогает Григорий Чхартишвили. Когда называешь имена, отпадает вопрос — кто вы такие и почему мы вам должны верить? Ну и в последний год у нас появился партнер — московская рекламная компания, которая разместила наши билборды: «Если человека нельзя вылечить, это не значит, что ему нельзя помочь».

Кстати о действенности рекламы. На Рублевском шоссе есть хорошо известное место, про которое говорят: а вот там живет Медведев, тут пункт ГАИ. Направо — Медведев, а налево висит огромный плакат нашего Фонда помощи хосписам. И когда за пару дней до конца своего пребывания на посту президента Медведев учредил специальную награду за благодеяние и мне эту награду дали, я подумала: замучился бедный, наверное, смотреть на этот плакат и решил: берите награду, только снимите плакат…

Условно нас можно разделить на две категории. Первая, как в развитых странах, — жены состоятельных мужей. Говорю без всякого скепсиса, потому что это женщины, которые очень многое могут. Какой-нибудь имеющий деньги или власть не откажет жене себе подобного. И работы у женщин, которые такими фондами занимаются, очень много. Фонд не игрушка, эта структура требует серьезной постоянной работы.

Второй тип — энтузиасты. Их тоже можно поделить на две категории. Первая — люди, которые сами пострадали от чего-то. Родители, потерявшие ребенка, создают фонд в память этого ребенка, чтобы помочь другим детям с этим заболеванием. Человек, который так переживает свое горе, будет этой работе бесконечно предан, и его стопроцентно ждет успех. А другой тип — идеалисты: ну как же, вы что же, не понимаете, что собачки бездомные тоже нуждаются в крыше над головой и еде, что старушки одинокие, несчастные, бедные нуждаются в заботе. И вот таких фриков, наверное, большинство.

Очень важная вещь: в благотворительной среде нет конкуренции, а есть ощущение, что мы вместе делаем одно дело. Почему, например, нас всех так всколыхнула история с фондом «Федерация»? Если бы деятельность нового игрока с таким ресурсом, как ВВП, была прозрачной и было бы понятно, где они берут деньги и на что тратят, — благотворительное сообщество приняло бы этот фонд с распростертыми объятиями. Если к нам обращается человек, которому мы помочь не можем, мы радуемся, что есть другой фонд, который ему обязательно поможет. Но я не знаю, кому помогут в фонде «Федерация». Поэтому появление этого фонда благотворительное сообщество встревожило. Мы лишний раз друг с другом обсудили, что у нас общие интересы, поэтому мы делимся и жертвователями, и механизмами сбора пожертвований, и теми, кому мы помогаем. Мы все в одной лодке.

Объединив усилия, мы можем бороться за конкретные изменения, которые важны для дела. Например, за внесение поправок в 83-й Федеральный закон* * Согласно 83-му Федеральному закону, хосписы получили статус казенных учреждений, которые находятся полностью на госфинансировании. Они не имеют права напрямую получать благотворительную помощь. Благотворители должны направлять эту помощь через городской бюджет. . Добиться, чтобы казенные учреждения имели право на прямое и беспрепятственное получение благотворительной помощи (при этом с усиленным контролем со стороны государства за тем, как эти благотворительные средства тратятся), думаю, мы в силах. Есть другие конкретные вещи, о которых нужно спорить с государством и добиваться правильных решений.

Ведь чего-то уже удалось добиться. Строительства Детского онкогематологического центра им. Рогачева; ввоза орфанных препаратов, необходимых для лечения редких заболеваний, который раньше был затруднен; изменений в Налоговый кодекс для физических лиц-благотворителей. Это сделано бесконечной работой, нытьем, писком, истериками — кто как умеет — именно благотворительных фондов. Это — третий сектор, мы сила, деньги у нас есть и еще будут…