Новочеркасская бойня

Докладываем*, что 20 августа с.г. в гор. Новочеркасске Ростовской области закончился открытый судебный процесс по делу организаторов и наиболее активных участников массовых беспорядков, имевших место 1–3 июня 1962 года.

На судебных заседаниях в дни процесса присутствовало около 5000 представителей общественности, в основном рабочих промышленных предприятий г. Новочеркасска. Процесс прошел организованно, вызвал большой интерес как со стороны присутствовавших в зале суда, так и среди населения города.

Все подсудимые, за исключением одного, виновными себя признали и раскаялись в совершенных преступлениях.

В суде было допрошено около 70 свидетелей, которые полностью подтвердили данные ими на предварительном следствии показания и разоблачили преступную деятельность подсудимых.

Семь преступников: ЗАЙЦЕВ, МОКРОУСОВ, КУЗНЕЦОВ, ЧЕРЕПАНОВ, КОРКАЧ, СОТНИКОВ и ШУВАЕВ — приговорены к расстрелу, остальные — к длительным срокам лишения свободы, от 10 до 15 лет.

Приговор суда был встречен продолжительными аплодисментами переполненного зала и нашел широкий отклик и одобрение трудящихся города.

Так, плавильщик чугунолитейного цеха электровозостроительного завода КАШИН после объявления приговора о расстреле семи подсудимых заявил: «Собакам собачья смерть!» Разливщик сталелитейного цеха КОПЫЛОВ, одобряя приговор, сказал: «Уму не постижимо, чего они хотели и что натворили. Все они получили по заслугам». Рабочий завода постоянных магнитов КОЧЕТОВ, обсуждая с товарищами результаты судебного процесса, заявил: «Суд шел правильно, разобрался объективно, приговор обоснованный и справедливый». Рабочий строительного управления № 6 КНЯЗЕВ по поводу приговора сказал: «Хорошо дали гадам, чтобы другим неповадно было». Кадровый рабочий — железнодорожник КАЗЮКАЛО, выслушав приговор, заявил: «Подлые преступники! Шли против своих братьев и отцов. Правильно, что их расстреляют». Рабочие завода имени Никольского ВАГАН, БУЦЕВ, ЛАПКО и АНДРЕЕВ, узнав о вынесенном приговоре, одобрили его, при этом АНДРЕЕВ сказал: «Приговор вынесен правильный, таких и надо расстреливать».

Одобряют приговор также работники учреждений города, научные сотрудники и преподаватели учебных заведений. Так, например, научный сотрудник политехнического института ЗАБЛУДИН говорил в отношении осужденных: «Это — подонки общества, они совершили тяжкие преступления, и их надо расстреливать».

Открытый судебный процесс оказал большое воспитательное влияние на население города.

По просьбе рабочих в сборочном цехе Электровозостроительного завода состоялось обсуждение хода процесса. Маляр ВИЛЯЕВА при этом заявила: «Правильно сделали, что устроили показательный процесс, пусть люди знают, кто был запевалой в массовых беспорядках. Такие люди совершенно не вызывают сочувствия. Это отбросы рода человеческого».

Если ранее часть людей не понимала происшедших событий, то теперь жители гор. Новочеркасска разобрались в их существе, поняли, что беспорядки были спровоцированы уголовно-хулиганствующими элементами, и с возмущением осуждают преступные действия бандитов и хулиганов.

1 июня 1962 года «в целях преодоления временной нехватки продуктов питания в СССР» на треть были подняты цены на молоко и мясо. Но так случилось, что как раз в тот же день, 1 июня, директор Новочеркасского электровозостроительного завода Курочкин на треть снизил расценки рабочим. Совпадение это имело далеко идущие последствия. Рабочие отказались идти в цеха. К бастующим вышел директор. На вопрос: «На что же нам жить дальше?» — ответил: «Не хватает денег на мясо — жрите пирожки с ливером».

Хамская эта фраза быстро разошлась по всему городу. Начались волнения. В костер стали бросать портреты Хрущева**Хрущев Никита Сергеевич, в то время первый секретарь ЦК КПСС, председатель Совета министров СССР.. Рядом с заводом находилась железнодорожная ветка, остановили поезд Ростов–Саратов, на одном из вагонов кто-то написал: «Хрущева на мясо». Назавтра, 2 июня, многотысячная колонна рабочих нескольких заводов с портретом Ленина двинулась в центр города к зданию горкома партии. Люди требовали, чтобы начальство вышло к ним для разговора. Вместо этого через мегафоны манифестантов стали призывать к порядку. Это еще больше их обозлило. Толпа ворвалась в здание, начала ломать мебель, бить стекла, срывать со стен портреты партийных руководителей.

Первый залп солдаты дали в воздух. Люди отпрянули, но кто-то крикнул: «Они стреляют холостыми. Не посмеют в нас стрелять», и толпа снова сомкнулась.

Посмели.

24 человека были убиты (среди них один школьник), 58 — ранены.

Тот, кто конкретно дал приказ стрелять в безоружных людей, так до сих пор официально не назван. Однако многое уже известно. Командующим Северо-Кавказским округом был тогда генерал Исса Плиев**Генерал армии, дважды Герой Советского Союза (1944, 1945).. Заместителем его служил Герой Советского Союза генерал-майор бронетанковых войск Матвей Шапошников. Вот его рассказ.

«Около одиннадцати часов распахнулись заводские ворота, и толпа в семь-восемь тысяч человек направилась в сторону Новочеркасска. Я подошел к рабочим и спросил: «Куда вы идете?» Один из них ответил: «Товарищ генерал, если гора не идет к Магомету, то Магомет идет к горе». По рации я доложил генералу Плиеву о том, что рабочие идут к центру города. «Задержать, не допускать!» — услышал голос Плиева. «У меня не хватит сил, чтобы задержать семь-восемь тысяч человек», — ответил я. «Высылаю в ваше распоряжение танки. Атакуйте!» — последовала команда Плиева. Я ответил: «Toварищ командующий, я не вижу перед собой такого противника, которого следовало бы атаковать нашими танками». Плиев раздраженно бросил микрофон.

„

Генерал Шапошников писал: «Партия превращена в машину, которой управляет плохой шофер, часто спьяну нарушающий правила уличного движения. Давно пора у этого шофера отобрать права и таким образом предотвратить катастрофу»

”

Предчувствуя недоброе, я попытался на своем газике перегнать колонну. Навстречу мне попался генерал Пароваткин, которого я посылал раньше за устными указаниями Плиева. «Командующий приказал применять оружие», — сказал он мне. «Не может быть!» — воскликнул я. Тогда Пароваткин протянул мне блокнот, развернул его, и я увидел: «Применять оружие». Мы с Пароваткиным быстро вскочили в газик, чтобы обогнать толпу и не допустить кровавой акции. Но не доехав метров четыреста до площади перед горкомом партии, услышал массированный огонь из автоматов. По официальным данным, 20 человек были убиты на месте, еще трое скончались от ран, около 40 человек получили ранения, но, судя по рассказам, их было больше. Посыпались убитые, раненые, перепуганные. Партия, государство, армия так искореняли крамолу. Партия так утверждала единство партии и народа. Затем огонь был перенесен на массу. Это не огонь одиночными выстрелами из трехлинеек, это огонь из скорострельных автоматов. Рассказывали, бежит пожилой мужчина мимо бетонной цветочной вазы на тумбе. Пуля попала в голову, его мозги моментально разлетелись по вазе. Мать в магазине носит грудного убитого ребенка. Убита парикмахерша на рабочем месте. Лежит девчушка в луже крови. Ошалелый майор встал в эту лужу. Ему говорят: «Смотри, сволочь, где ты стоишь!»

Когда в Новочеркасске начались волнения, по приказу Хрущева туда прилетели Анастас Микоян и Фрол Козлов**Анастас Микоян — член Президиума ЦК КПСС, впоследствии председатель Президиума Верховного Совета СССР. Фрол Козлов — член Президиума ЦК КПСС, секретарь ЦК КПСС.. Микоян выступил по радио, однако волнения продолжались. В тот же день состоялись переговоры властей с делегацией восставших. То, что восставшие осмелились вступить в переговоры с властью, позднее было расценено как тяжкое, отягощающее преступление. Руководитель этой переговорной группы Борис Мокроусов пытался объяснить безвыходное положение рабочих и то, что никто не посягал на советскую власть, а стрельба была неадекватна. Но в обвинительном заключении говорилось, что, «выступая в качестве представителя от бандитов и хулиганов, Мокроусов в беседах с прибывшими в город Новочеркасск руководителями КПСС и Советского правительства вел себя дерзко и вызывающе, в наглой форме».

Много позже, уже после смерти Козлова, пытаясь отмыться от пролитой крови, спихнуть вину с себя, Микоян скажет: «Прибыв в Новочеркасск и выяснив обстановку, я понял, что претензии рабочих были вполне справедливы и недовольство оправданно… Пока я ходил говорить с забастовщиками и выступал по радио, он, Козлов, названивал в Москву и сеял панику, требуя разрешения на применение оружия, и через Хрущева получил санкцию на это «в случае крайней необходимости». «Крайность» определял, конечно, Козлов…»

После новочеркасских событий Плиева отправили командовать на Кубу, Шапошников стал и.о. командующего округом. Но недавняя трагедия не давала ему покоя, и он разослал в разные адреса несколько писем, подписав их псевдонимом «Новый Виссарион». Он писал: «…Партия превращена в машину, которой управляет плохой шофер, часто спьяну нарушающий правила уличного движения. Давно пора у этого шофера отобрать права и таким образом предотвратить катастрофу».

„

Микоян позже скажет: «Почему Хрущев разрешил применить оружие? Он был крайне напуган тем, что, как сообщил КГБ, забастовщики послали своих людей в соседние промышленные центры…»

”

Автора нашли, обвинили в антисоветской пропаганде, но шума решили не поднимать, и через четыре года, в 1966-м, уже при Брежневе, Матвея Кузьмича Шапошникова отправили в отставку и исключили из КПСС. Позже в своем дневнике он писал: «Лично я далек от того, чтобы таить обиды или злобу на носителей неограниченного произвола. Я только сожалею о том, что не умел по-настоящему бороться с этим злом. В схватке с произволом и самодурством у меня не хватило умения вести смертельный бой. В борьбе с распространенным и укоренившимся в армейских условиях злом, каковым является произвол самодуров, подлость и лицемерие, у меня не оказалось достаточно эффективного оружия, кроме иллюзорной веры в то, что правда вот так, сама по себе, победит и справедливость восторжествует…»

Есть несколько свидетельств, будто один из офицеров, получив приказ стрелять в толпу, отказался и застрелился прямо перед строем. Легенда? Миф? Как знать. Только людям очень хотелось верить, что были, были военные, не утратившие стыда и совести.

После расстрела на площадь подогнали грузовые машины с откидывающимися бортами и спешно забросали туда трупы. Развезли их по пяти заброшенным кладбищам Ростовской области и тайно похоронили. В спешке часто закапывали людей в чужие могилы. 76 работников милиции и три работника Новочеркасского ЗАГСа дали подписку о неразглашении мест захоронения. Близким не отдали для погребения ни одного погибшего. Вечером на площадь выехали пожарные машины, брандспойтами смывали кровь с мостовой, однако на асфальте долго еще оставались бурые пятна. Вот так, на этих пятнах, по распоряжению горкома партии и устроили на другой день вечер танцев для молодежи — «чтобы успокоить жителей города». Из Москвы спешно вызвали мастеров эстрады, объяснили им: необходимо незамедлительно провести «концерт дружбы трудящихся города и военных». Один из участников концерта вспоминал потом: «Кругом были только застывшие лица, одни — от горя, другие — от вины».

Письма, уходившие из Новочеркасска, специально просматривались: в них ни слова не должно было быть о расстреле мирной демонстрации. От людей, выезжавших из Новочеркасска, брали подписку, что они будут молчать. Местные газеты тем паче не давали ни строчки. 2 июня областная газета «Молот» сообщала: «Н.С. Хрущев присутствовал на торжественном открытии Дворца пионеров и школьников в Москве, совершил поездку на автопоезде по территории парка…» Городская газета «Знамя коммуны» 5 июня восклицала: «Трудящиеся Новочеркасска одобряют меры, принятые партией и правительством для быстрого роста производства животноводческой продукции…»

Страх и ложь пронизали все руководство страны снизу доверху. Позже Микоян скажет: «Почему Хрущев разрешил применить оружие? Он был крайне напуган тем, что, как сообщил КГБ, забастовщики послали своих людей в соседние промышленные центры…»

Но смертельно напугана была вся верхушка страны. Вся сплошь. Этот страх не мог не породить и самых жестоких репрессий. Начались судебные процессы. Больше ста человек получили от 10 до 15 лет лагерей. 20 августа 1962 года Верховный суд РСФСР под председательством Л.Н. Смирнова с участием прокурора А.А. Круглова приговорил семерых «участников массовых беспорядков» к расстрелу. К крови, пролитой 2 июня на площади у горкома партии, прибавилась и эта новая кровь.

Как водилось у нас, никто из руководства страны не мог оставаться чистеньким, незапятнанным. Надо было всех повязать круговой порукой. На полях справки о принятых мерах в связи с новочеркасскими событиями стоят одобряющие визы членов Президиума ЦК КПСС Воронова, Брежнева, Косыгина, Шелепина, Куусинена, Ильичева, Суслова, Микояна, Полянского, Гришина. Нет только подписи самого Хрущева. Однако есть приписка его помощника: «Тов. Хрущев Н.С. читал. 26.08.62 г. В. Лебедев». То есть читал уже через шесть дней после расстрельного приговора, но не расписался. Отчего? Лишних письменных следов не хотел оставлять? А впрочем, какая разница: без его отмашки не могло быть ни расстрела демонстрации, ни судебного приговора.

Последним Генеральным прокурором Советского Союза был Николай Трубин. Когда он только приступил к своим обязанностям в 1990 году, автор взял у него интервью. Прокуратура, говорил Трубин, не должна поддаваться никакому политическому влиянию, ее дело охранять закон и только. Интервью называлось «Я юрист, а не политик». Пожалуй, никогда еще мы не слышали таких смелых слов от Генерального прокурора страны.Однако тогда же, в 1990 году, через 28 лет после новочеркасских событий, в печати появился документ, оправдывающий расстрел участников той демонстрации, и подписан был этот документ Николаем Семеновичем Трубиным.

Когда через год СССР прекратил свое существование, а с ним исчез и пост союзного Генерального прокурора, автор позвонил Трубину и спросил, не готов ли он сейчас рассказать, что заставило его через столько лет подписать этот документ. «Рано, — ответил Николай Семенович, — еще не пришел срок». — «Почему? Кажется, вы уже ничем не рискуете». — «А вы не понимаете?» — спросил он.