Непредсказуемая улица

Непредсказуемая улица. Осень обещает усиление протестной активности — «рассерженные горожане» поверили в силу массовых акций. Стихийные народные протесты в русской истории всегда были крайней формой влияния на власть и нередко выливались в уличные бунты — по знаменитому пушкинскому определению, бессмысленные и беспощадные. The New Times проследил, как стихия обретала черты политической борьбы. Первая статья — о запечатленных в истории московских «возмущениях»

Традиционное в России время происшествий и потрясений — лето. Первый в истории Москвы крупный бунт горожан случился 26 июня 1547 года, в самом начале самостоятельного правления Ивана Грозного. После масштабного пожара власть в столице на несколько дней перешла к разъяренной толпе, требовавшей немедленной отставки и казни бояр Глинских, родственников царя по материнской линии. Так что даже бабке государя, княгине Анне Глинской, на старости лет пришлось бежать в Литву. Последнее, впрочем, мало отразилось на основах самодержавия — во второй половине своего правления Иван Грозный снискал славу одного из наиболее кровавых тиранов в мировой истории.

«Пришли и шумели»

Почти ровно 101 год спустя, 2 июня 1648 года, при молодом Алексее Михайловиче Романове, отце будущего императора Петра I, московские люди, в основном ремесленники, стрельцы и беднейшие горожане, доведенные до бешенства произволом и хамством «сильных людей» — коррупцией, ростом налогов (особенно на соль), самоуправством и обогащением главы правительства Бориса Морозова и его ставленника, московского начальника Леонтия Плещеева, — стали громить дома богатых бояр, убили нескольких влиятельных царских приближенных. И убили бы больше, если бы некоторые из них не укрылись в покоях царя. От вспыхнувшего на следующий день пожара, по разным оценкам, погибло около двух тысяч человек. Но если вслед за некоторыми историками эти события, получившие название «Соляного бунта», и можно назвать «революцией», то по последствиям — только консервативной. Ведь собравшийся по требованию улицы Земский собор принял вскоре свод законов, окончательно установивший крепостное право и неограниченное самодержавие.

В следующий раз «пришли и шумели» — на сей раз на денежной почве — 25 июля 1662 года. Ранее, зимой, случился первый в истории России дефолт, когда в результате предпринятой властями неудачной попытки замены серебряных денег на медные курс медного рубля к серебру упал до отметки 15:1. Власть Алексея Михайловича была достаточно сильна: государству удалось отделаться лишь показательной опалой нескольких незначительных чиновников. Поддержка со стороны стрельцов и других «силовиков» на этот раз, в отличие от предыдущих, оказалась стопроцентной. «Медный бунт» был жестоко подавлен — в числе пострадавших и погибших оказались тысячи людей.

15 сентября 1771 года начался так называемый «Чумной бунт» — последний в череде старомосковских волнений. Православная общественность тогда возмутилась поведением московского архиепископа Амвросия. Не в пример некоторым нынешним коллегам он был человеком просвещенным и во время разгоревшейся эпидемии чумы запретил прикладываться к чудотворной иконе, которая, по убеждению москвичей, должна была их спасти. Архиепископ же справедливо опасался дальнейшего распространения заразы. Его убили. Последующими трехдневными боями правительственных частей с восставшим посадом командовал лично граф Григорий Орлов.

„ 

В самые трудные моменты слово «вор» в голове русского человека не могло быть совмещено с первым лицом государства    

Жаловаться некому

Важнейшее отличие современных протестов заключается в полном отсутствии у митингующих царистских настроений. Обычно пролог «русского бунта» предполагал обращение народа к царю с челобитной, в которой должны были содержаться жалобы на «изменников-бояр» и требование их казни после «справедливого суда».

Царь автоматически вставал над схваткой, он лично, его покои и все, кто в этих покоях находился, всегда оставались неприкосновенными. Восставшие могли в 1547 году ворваться в Успенский собор и убить там дядю государя Юрия Глинского. Тем более в 1771 году толпе ничего не стоило расправиться с отцом Амвросием в Донском монастыре. Но царский дворец всегда оставался святая святых. 16-летний Иван Грозный, конечно же, сильно испугался и потом всю жизнь вспоминал, как в его новую резиденцию на Воробьевых горах пожаловал вооруженный люд с требованием казнить его близких родственников. Но толпа и не помышляла убивать его самого. Максимум дерзости — взять государя за пуговицу во время разговора и потом ударить с ним по рукам. Так произошло с Алексеем Михайловичем в 1662 году во время «Медного бунта», но стоило подоспеть стрелецким полкам — и тон в отношениях народа и власти резко изменился.

Позиция «третьей стороны», которая «выше подозрений» и неподсудна никому, кроме себя самой, почти автоматически превращала русского царя в политического бенефицианта народных волнений. Не случайно абсолютная власть Алексея Михайловича, которого под конец правления, как и его современника Людовика XIV, собственные придворные сравнивали с солнцем, берет начало именно в июньском восстании 1648 года. Выдавая на казнь одних, защищая и жалуя других — только так молодой царь смог обрести субъектность в качестве политика и правителя. Не было претензий к государю и когда он собственным указом пытался принудительно провести грабительский обмен старых серебряных денег на медные. Подданные тогда, что называется, даже не просекли, где и кто их на самом деле обманул. Народная молва все списала на фальшивомонетчиков во главе с главным царским вельможей Ильей Милославским, которые якобы начеканили слишком много «левой» монеты. Власти устроили показательную борьбу с фальшивомонетчиками, наказав для вида нижних и средних исполнителей. Тот очевидный факт, что чеканку медной монеты начало само государство, что «государевым словом», по сути, было совершено мошенничество, когда медь была объявлена равной по стоимости серебру — в патриархальной Московии все это оказалось вне общественного внимания.

В самые трудные моменты слово «вор» в голове русского человека не могло быть совмещено с первым лицом государства. Даже антимонархические выступления начала прошлого века прямых выпадов против персоны царя содержали редко. На уровне анекдотов — да, но публичным антимонархическим требованием было неперсонифицированное «Долой самодержавие!» В этом плане звучавший на сегодняшних митингах лозунг «Путин — вор!» с точки зрения российской истории практически беспрецедентен, за исключением разве что последних двух десятилетий. Зимние и весенние уличные протесты свидетельствуют, что в начале XXI столетия значительная часть россиян все-таки сумела преодолеть веру в доброго царя, который «смилостивится и пожалует своим словом», накажет плохих коррупционеров и даст прибавку к окладу — это скорее из репертуара пропутинских митингов, куда власти по старинке сгоняют бесправных бюджетников и наделенных собственными «кормлениями» мелких служилых людей.

Московские гулянья

«Соляной бунт» в июне 1648 года начался во время церковного праздника: толпа горожан прямо на улице пыталась остановить царский кортеж, чтобы вручить свои просьбы лично государю. Ехавшие за царем вельможи демонстративно разорвали и бросили в лицо стоявшим вдоль Сретенской улицы прохожим только что принятую государем челобитную. В ответ полетели камни. Некоторым из царских слуг вскоре пришлось поплатиться за свое вельможное хамство не только имуществом, но и жизнью. В тот же день в собственном доме до смерти был забит купец Назарий Чистой, руководивший одним из налоговых ведомств: его обезображенный труп был выброшен в выгребную яму. Днем позже на Лобном месте растерзали московского градоначальника Леонтия Плещеева, так, что голова его была превращена в кашу. Начавшаяся вполне себе мирно акция из-за неадекватной реакции властей, использовавших для разгона толпы стрельцов, обернулась погромом. Волнения продолжались более полугода и прошли не только в Москве, но и в Курске, Сольвычегодске и других городах.

Каждое восстание сопровождалось убийствами — сначала толпа стихийно кого-нибудь давила, потом власти вынужденно выдавали ей кого-нибудь на растерзание или сами казнили, дабы успокоить людской гнев. Под конец восстания жестокая расправа ждала его организаторов,  участников и просто случайно подвернувшихся под руку.

Неизменным спутником насилия были грабежи. После неудачного челобитья восставший посад совершал, как правило, следующее. Во-первых, прилюдно убивал кого-нибудь из высокопоставленных сановников. Во-вторых, грабил дома успевших убежать зажиточных «воров» из числа тех же сановников. Не сильно разбираясь, между прочим, кто из них к какой кремлевской группировке принадлежит. В-третьих, брал штурмом государевы винные склады. И либо этот сценарий успевали прекратить подоспевшие верные правительству войска, либо картину общества, сошедшего с ума, довершал очередной крупный пожар. Выдвинутый позднее большевиками лозунг «Грабь награбленное!» был вполне традиционно старомосковским. Как писали очевидцы бунтов XVII века из числа живших в России иностранцев, восставшие горожане выносили из боярских покоев все, что могли унести. Некоторые тут же на улице пытались продать награбленное за бесценок. Все, что унести не получалось, попросту крушили.

Вино, как и кровь, в прямом смысле лилось по улицам. Забегая вперед, скажем, что так было не только в XVII веке, но и в 1917 году. Немецкий путешественник в Московии, историк и географ Адам Олеарий описывал, как во время «Соляного бунта» москвичи тонули в залитых спиртным разграбленных погребах. По большому счету то же самое, только в куда больших масштабах происходило по всей стране осенью 1917 года: разоренные винные склады, разбитая тара, толпы пьяных людей на улицах, упившиеся и утонувшие в погребах — все это, по множеству свидетельств, служило бытовым фоном Октябрьской революции как в столицах, так и в провинции. (Надо заметить, при всех попытках нынешней официальной пропаганды обвинить участников митингов в нарушении общественного порядка ничего подобного в ходе массовых акций этой московской весной и летом даже близко не было. То, что ни алкогольная тема, ни погромы больше не ассоциируются с массовыми протестами — один из важнейших признаков колоссального гражданского прогресса, который демонстрирует сегодняшняя стихийная оппозиция в России.)

„ 

Толпа кого-нибудь давила, потом власти вынужденно выдавали ей кого-нибудь на растерзание или сами казнили, дабы успокоить людской гнев, а под конец восстания организаторов и участников ждала жестокая расправа    

Русские европейцы

Сегодняшние московские студенты, менеджеры среднего звена, популярные писатели, журналисты, гражданские активисты, десятки тысяч тех, кто выходил и будет выходить на улицы своего города (следующий масштабный «марш» запланирован на 15 сентября), — принципиально новое явление для собственной страны. И по внешнему облику, и по поведению, и по образу мыслей они уже мало отличаются от граждан Европейского союза. Правда, в отличие от обитателей московской Немецкой слободы XVII века, у этих русских «немцев» нет другой родины и вряд ли будет. Поэтому они хотят, чтобы их страна стала наконец такой же частью европейского порядка, как соседние Польша, Финляндия или страны Балтии. Эти новые русские без кавычек и есть главная опора и главные участники сегодняшних мирных, по-европейски чистоплотных акций. Так не похожих на привычное мурло «русского бунта». Они нашли внутренние силы, чтобы поменяться и воспитать в себе европейцев, по крайней мере в том, что касается собственного быта. А вот государство, в котором они живут, по-прежнему далеко от европейских ценностей. Это все та же бесконечная, упорно не желающая меняться Московия, с царем и его «семьей», боярскими кланами, вотчинным правом служилых людей, показной роскошью и произволом «сильных людей», холопством, нищетой и убожеством «черни».

Хватит ли у этого нового слоя сил для того, чтобы если не победить, то хотя бы отстоять свое право на существование в России — предмет исследований историков будущего. Однако уже сейчас очевидно, что если и есть в российской истории прогресс, то связан он не в последнюю очередь с тем гражданским протестом, который демонстрирует сегодняшняя Москва.