Арт-партизаны

Розовый советский танк в Праге — акция чешского художника Давида Черны

Арт-партизаны. Раньше сбрасывали Пушкина с парохода современности, сейчас устраивают «тараканий суд» и молятся в храме за изгнание Путина. Искусство протеста — всегда «пощечина общественному вкусу». Оно расцветает в эпоху массового социального и политического недовольства

В декабре 1912 года в Москве вышел манифест кубофутуристов. Что за ужасы они там понаписали! Тянет на 282-ю статью, не меньше. Вот, например:

«Читающим наше Новое Первое Неожиданное.
Только мы — лицо нашего Времени. Рог времени трубит нами в словесном искусстве.
Прошлое тесно. Академия и Пушкин непонятнее гиероглифов. Бросить Пушкина, Достоевского, Толстого и проч. и проч. с парохода Современности.
Кто не забудет своей первой любви, не узнает последней».

Этого сброшенного Пушкина им потом вспоминали следующие лет семьдесят. Даже сейчас иногда припоминают. Что это было, как не протестное искусство? Бурлюк, Маяковский, Крученых, Хлебников — вот имена хулиганов и кощунников, подписавших манифест. Запомним их, ведь в дальнейшем протестное искусство станет все более и более анонимным. Художникам станет все сложнее «стоять на глыбе слова мы среди моря свиста и негодования», как написано в «Пощечине общественному вкусу».

Портрет «Светы из Иванова» в стиле знаменитого портрета Че Гевары

Имя твое неизвестно

Джеральд Холтом, Джим Фицпатрик, Ежи Янишевский — почти никому эти имена не скажут ничего. Зато каждый из нас прекрасно знает их произведения, миллионы раз повторенные на плакатах, кружках, футболках и транспарантах. Анонимность, бескорыстность, страстность — непременные и неотменимые атрибуты арт-протеста. Что получает художник взамен известности и денег — привычных и желанных бонусов удавшейся арт-карьеры? О, безымянный автор получает гораздо большее: общемировую славу для своих произведений, бесконечное (и бесконтрольное) их репродуцирование и переосмысление. Думал ли Джеральд Холтом, что его «крест мира», больше известный как «пацифик» (создан в 1958 году), будет начерчен в тамбурах подмосковных электричек, нарисован синими шариковыми ручками на джинсовых карманах советских хиппи? Мог ли вообразить Джим Фицпатрик, что его контрастный портрет Че Гевары (1968 год) будет смотреть со стен нью-йоркских кухонь и парижских кафе? Знал ли Ежи Янишевский, что его алый, размашисто-свободный логотип польской «Солидарности» (нарисованный им в 1980-м) поведет за собой толпы, подхваченные развевающимся флагом, проросшим из буквы N? Со временем протестное искусство 60–80-х пережило тысячи переосмыслений, часто ироничных и даже немного оскорбительных: Че Гевара был переделан в Че Бурашку, а нынче и вовсе в том же стиле изображается «Света из Иванова». Пацифик прочно обосновался на сувенирах: дети цветов сначала повзрослели, потом резко обуржуазились, а нынче и вовсе постарели. «Крест мира» оброс стразами, блестками, почти полностью обессмыслился. Однако искусство протеста не стареет, оно наползает на старые символы, образуя новые смыслы.

Эти три имени — из немногих известных нам имен арт-протеста. Чаще протестующие художники всеми силами стараются сохранить свою анонимность (в том числе и ради собственной безопасности). Если бы не процесс над Толоконниковой, Алехиной и Самуцевич, мы бы никогда не узнали их имен, не увидели бы их лиц. Для группы Pussy Riot, как и для их предшественниц Guerilla Girls, личная известность ничто по сравнению с возможностью повлиять на максимально широкую аудиторию. Феминистская арт-группа Guerilla Girls возникла в далеком 1985 году в Америке и состояла из радикально настроенных художниц. На всех своих акциях они были в черных масках горилл, скрывающих лица. Они говорили: «Мы продолжаем традицию сказочных героев, сокрытых за масками, — Робин Гуда, Бэтмана, Вандер Вумен. Хотелось бы, чтобы фокус был не на нас, а на тех проблемах, которые мы поднимаем». В те годы (середина и конец 80-х) они яростно боролись за увеличение количества выставляемых женщин-художниц, за более активное участие «цветных» авторов в арт-жизни. Надо сказать, что со скандальной группой старались не ссориться и к их мнению частенько прислушивались представители истеблишмента… плюс демотиваторизация.

Участницы феминистской группы Guerilla Girls всегда выступали в масках

Современные арт-партизаны все меньше арт и все больше — партизаны. Недаром слово guerilla (партизанская война) применяется к такому новому (и совершенно безобидному) жанру уличного искусства, как guerilla knitting (партизанское вязание). Эти бойцы, вооружившись пряжей и спицами, обвязывают цветными нитками все, что под руку попадется: металлические решетки набережных, столбы и даже… танк! Вот он, скованный розовым дырчатым чехлом, словно бабушкин телевизор кружевной салфеткой, — полностью утерявший изначальную воинственность и грозность. Партизанские вязальщики легко меняют привычные смыслы, оставляя обывателя в полнейшем недоумении: что это — оружие или игрушка?

В нашей же стране особую роль играет народное творчество широких масс, дорвавшихся до фотошопа. Демотиваторы — вот нынешнее подлинно демократичное искусство. Картинка/фотография в широкой черной рамке, сопровождаемая емкой надписью — проще некуда, казалось бы. В этом жанре можно блеснуть остроумием, а можно смахнуть слезу социальной грусти. От молодежного ВКонтакте до респектабельного Facebook — все пузырится от обилия демотиваторов, нынешней аналогии карикатуры из стенгазеты. Офисный пролетарий оттачивает свое остроумие тут — перед тем как выйти на улицу с плакатом.

Особенности русского протестного искусства — в его вербальности. Оно базируется на слове прежде всего. Сколько мемов родили последние марши, все и не перечислишь! Тут и «Хомяк расправил плечи» (иностранцу умаешься объяснять, а соотечественник понимающе засмеется) и «Вы нас даже не представляете». Абсурдизм, порадовавший бы футуристов: «Я не голосовал за этих сволочей, я голосовал за других сволочей». Короче, семиотика арт-протеста наших десятых годов ждет своего вдумчивого исследователя.

«Напалм» Бэнкси
Вызов вкусу

Вся визуальная культура протеста базируется на оскорблении, низовом юморе, часто хамстве. Поэтому особенно смешны стенания обиженных властей, не находящих в антиправительственных плакатах и граффити ни гармонии, ни самого искусства в привычном для них понимании. Как ни прискорбно осознавать, наша отечественная культура протеста, некогда задававшая тон (футуристы), несколько отстала от западного мира (можно даже примерно сказать, на сколько лет — примерно на четверть века) и сейчас догоняет, делая огромные и не всегда ловкие прыжки. Особенно наглядно это можно пронаблюдать на постсоветском пространстве — на Украине, скажем. Крещатик вполне может служить выставкой достижений украинского арт-протеста: тут и инсталляция с заточенным в клетку голубем (метафора сидящей за решеткой Юлии Тимошенко), и сделанные совершенно в духе интернетных фотожаб портреты Януковича. Особняком стоят лаконичные и немного наивные плакаты компартии, призывающие выбрать богатство и процветание. Коммунисты выбирают строгую типографику и обилие восклицательных знаков, сторонники Тимошенко мечутся между дизайнерскими решениями и истинно народными (примитивистскими) инсталляциями.

Улицы Киева стали пространством украинского арт-протеста

Но зачем же протестному искусству так нужно хамить обществу? Затем, что общество (большая его часть во всяком случае) лучше всего понимает интонацию окрика, звонкий звук щелкающего хлыста. С одной стороны — покрикивающее государство с его бесконечными запретами, с другой — кричащий арт-протест с его безграничным «можно». Можно всё. Самое святое должно быть осмеяно, переиначено, перевернуто с ног на голову: английская королева, превращенная английским художником Бэнкси в обезьяну, его же шокирующий «Напалм», где Микки-Маус и клоун из «Макдоналдса» ведут за руки обожженного напалмом вьетнамского ребенка с одноименной классической фотографии. В этом же ряду стоят и отечественная «Война», и Авдей Тер-Оганьян с его абстрактными полотнами, сопровождающимися подписями типа «Это произведение публично оскорбляет святейшего патриарха Алексия II», и Олег Мавроматти, распявший себя на Берсеневской набережной в 2000 году. Его руки были прибиты самыми настоящими гвоздями, отчего ревнителям нравственности стало особенно больно. (Им вообще часто бывает больно тогда, когда болит не у них. Такая особенность организма.)

Но если за государством — денежная и административная мощь, то за художественным бунтом — только мужество, страсть и невозможность терпеть дольше. Кто кого? Схватка идет уже не одно десятилетие и будет продолжаться.




Tweet