Голос тонкой тишины

Такого — не было. Потому что Библия — это книга о любви, фантастическая love story между Богом и народом, Богом и Израилем — не географической точкой на карте, а общностью (на иврите — кнессет). Сколько бы там ни было редакторов и сколько бы там ни было авторов, это книга, имеющая сюжет, имеющая начало, имеющая конец. Это книга метаистории. И вся эта метаистория — это роман между Израилем и Богом, в котором Израиль — это женщина, которая приходит к Богу. Это роман тяжелый, Бог в ней канай — на иврите, зелотос — на греческом — ревнивец. Он пылает ревностью. Он карает Деву Израилеву, которая регулярно ему изменяет. Он посылает пророков, которые упрекают ее в измене, она возвращается и изменяет вновь. Она неверная жена, отверженная жена, разведенная жена. И Бог страшно карает ее — об этом и в Книге пророка Иеремии, и в необыкновенном поэтическом тексте — Плаче Иеремии. А иногда она — в Талмуде, например, соломенная вдова, у которой муж ушел куда-то к морю, а ей оставил ктуву — брачный контракт, в которой ее права, ее имущества, она сидит и читает его, и ждет возвращения мужа. Ктува — это и есть Библия. То есть это такая очень человеческая история — бурной, трудной, безумной любви, в которой каждый оказывается рядом с Богом, в постоянном диалоге с Богом: и Бог тебе отвечает, и ты отвечаешь Ему. У Бога нет своей семьи, у него нет ни жены, ни детей, ни папы, мамы, никакой своей мифологии нет, весь Бог принадлежит тебе. Он твой муж, строгий муж, жестокий муж, но муж, а ты его жена. Причем если это иудаизм, то — вся общность, весь Израиль. Если это христианство, которое значительно более индивидуалистично, то ты, конкретный человек, можешь чувствовать себя просто наедине с Богом, вот ты перед ним, ты с ним. Это абсолютно фантастическое ощущение. Этот любовный роман с Богом лежит в основе и иудейской, и христианской цивилизации.

Да, в этом и состоит учение Павла, изложенное им в знаменитом «Письме к римлянам» и затем развитое его последователями в христианстве. На место Израиля по плоти был поставлен Израиль по духу, Церковь христианская, и клир, и прихожане, они и есть новый Израиль, и они теперь находятся в любовной связи с Богом. А Израиль есть отверженная жена с точки зрения христианства. Но ее отверженность опять-таки даже с точки христианства временная. Но важно другое: и здесь продолжается любовный роман. Павел объясняет в своем «Послании к римлянам»: все дело в том, что сначала Бог нуждался в том, чтобы Израиль ревновал его к другим народам, и поэтому другие народы были отвержены. А потом ему стало нужно, чтобы другие народы ревновали его к Израилю, и поэтому сейчас Израиль отвержен, и т.д.

Он был блестящий интеллектуал, гениальный абсолютно человек. Гениальный писатель, гениальный мыслитель. У него было не только еврейское образование, полученное в одной из лучших фарисейских школ того времени, но и греческое образование. Он сделал христианство. Послания его — самая древняя часть Нового Завета. Они относятся к 50-м годам I века нашей эры в основном.

Он и был всегда Саулом. Это его личное имя. А Павел, это его как бы фамилия, точнее, родовое имя. То есть кто-то из его предков стал римским гражданином. Римские граждане получали имена родовые от той аристократической семьи, которая их принимала, Павел — это римская знатная фамилия. Он был эллинистическим евреем родом из Тарса. Тарс — это современная Южная Турция. Он, видимо, совершил алию в молодости.

Так вот, он был фарисеем**Фарисеи — «отделившиеся» — одна из трех древнеиудейских религиозных школ. и гонителем христианства. Уже после смерти Иисуса он был послан в Дамаск для борьбы с местными христианами. И по дороге с ним произошло видение — ему явился Иисус в свете. Павел на какое-то время потерял зрение, но добрался до Дамаска, пришел к тамошним христианам, приобрел опять зрение и дальше начал проповедовать. У него было риторическое образование, по всей видимости, его язык блестящий, он великолепный совершенно диалектик, ритор. Короче, настоящий интеллектуал. Он и совершил революцию в иудаизме, которая привела к распространению христианства.

Библия — это книжечки, это дословный перевод греческого библион, а не библос. И словом «библия» александрийские евреи называли совокупность этих книжечек, в том числе и названных вами. (Книги Нового Завета мы сейчас, в этом разговоре, не рассматриваем.) Но опять важно подчеркнуть: в этой совокупности книг все осмысленно, как некий единый сюжет, единый миф. И в нем не только еврейская история — как история разрушения Иудейского царства, изгнания, разделения, рассеивания, измены, которая должна окончиться когда-то хеппи-эндом в мессианской перспективе, когда лев ляжет рядом с ягненком, перекуют мечи на орало и не будут больше воевать и т.д. Нет, в этом сюжете и мифе — вся человеческая история.

„

Этот любовный роман с Богом лежит в основе и иудейской, и христианской цивилизации

”

Вы посмотрите, тот же сюжет повторяется и в русской истории — все происходит в тех же рамках: уже русские — жертвенный народ, который тоже изменяет своему Богу, своему православию и за это не менее страшно, чем евреи, оказывается наказан. Об этом — вся русская литература, от древнеславянских апокрифов до Достоевского и дальше. Русские жертвуют собой, спасая Европу от татаро-монгольского нашествия. Потом — спасая Европу от нацизма. Это — жертвенность — еврейский стереотип сознания, который затем стал стереотипом сознания большей части цивилизованного человечества.

Да, конечно, другая основа европейского сознания, это, безусловно, творения Гомера «Илиада» и «Одиссея». Борьба между Востоком и Западом, между рабством и свободой — войны между персами и греками, в которой на стороне греков была свобода, демократия, права человека и все прочие западные ценности. Именно поэтому немногие греки победили полчища персов, у которых свободный один — персидский царь, а все остальные рабы, а греки, они были свободны. Ну и плюс, конечно, тоже любовь — помните, у Мандельштама: «На головах царей божественная пена, Когда бы не Елена, что Троя вам, ахейские цари». Древние греки — это, безусловно, вторая линия, второй важнейший миф, легший в основу европейской цивилизации и ее ценностей.

Дело в том, что монетизм в какой-то форме существовал у греков и до всякого их знакомства с иудаизмом. То есть тот же самый Платон был убежденным монотеистом. Просто если философы приходят к мысли о том, что мир повинуется неким закономерностям, что существует некая общая справедливость, некое общее благо, некий общий закон, соответственно верить в то, что существует бесконечное количество богов, довольно трудно. Очевидным образом тот же Платон пришел к тому, что есть общий источник этих закономерностей. Другой вопрос, что греки не мыслили его как личностного Бога. Для Платона есть некий разум всемирный, абсолютный нус, разум, который управляет Вселенной. Что-то в этом роде было и у других философских школ. Сам по себе монотеизм не есть некое гениальное изобретение евреев, вполне философы шли тем же путем. Чего у них не было — это не было love story. Вот это действительно бренд иудаизма.

С точки зрения философии, с точки зрения просвещенного человека эллинистической эпохи, все это поэзия. Потому что нельзя же всерьез веровать в то, что боги бьют друг другу морды, как у Гомера, а Гера для того, чтобы Зевс не поддерживал троянцев, она его спаивает и сексуальными приемами увлекает на ложе, и там занимается с ним любовью. Ну, что же это, ребята, так нельзя.

Это может быть каноном, если это истолковать соответствующим образом, сказать, что Зевс — это небо, а Гера — это земля. И когда между ними происходит любовь, это на самом деле дождь идет и так далее. То есть это надо перевести в какую-нибудь метафору, в поэзию и так далее. Вообще у греков было представление о том, что боги у разных народов одинаковы. Если, допустим, у нас, у греков Гермес, то у финикийцев, допустим, Мелькарт. Это тот же самый бог, просто разные имена. Главное, чтобы они функции свои исполняли. Но политеизм в том виде, в котором он существовал у архаических греков, цивилизованными греками Александрии не воспринимался всерьез. И многобожие у греков просто трансформировалось в поэзию, в метафору. Проблема была в другом: в том, что оказалось, что между философским, очищенным монотеизмом и нефилософским примитивным политеизмом душа была пуста. А евреи предложили, выкинули на рынок совершенно потрясающий товар — личностного Бога — Бога мужа, любовника. И он победил.

Не знаю. Наверное, потому, что в Древние века не было глобализации. Но, кстати, буддизм, если не по философии, то по богословию, по духу — он близок и к иудаизму, и к христианству. Индуизм — да, это совсем другое, с точки зрения аврамических религий это — язычество. А на вопрос «почему?» ответить нельзя. Это же не математика, а история. Так сложилось. Что касается китайской цивилизации, то она обладает удивительной способностью все схрюмкивать и оставаться в целостности. Они совершенно спокойно переварили буддизм, он там существует вместе с их родным конфуцианством. Даосизм рядом существует. Они и христианство точно так же переварили. Там куча христиан, которые вполне при этом не чураются ни конфуцианства, ни буддизма.

Библия — это ни в коем случае не память. Память — это нечто мертвое, как египетские пирамиды. Библия — это форма мышления человека о самом себе. Это форма восприятия человеком самого себя, восприятие нациями самих себя, это форма их видения мира, в котором они вставлены. Это так они воспринимают себя и мир.

Ничего подобного. Человеческая память — это те художественные и философские стереотипы, которые в мозгу человека образуют матрицу. Все наши воспоминания ложатся на эту матрицу. Если у нас жирная, хорошо разработанная матрица, в которой есть все от Библии до Гомера и от Мандельштама до Бродского, то у нас будут большие, красивые, разветвленные воспоминания. Если у нас в этой матрице очень мало или же если эта матрица для нас мертвая и существует отдельно от нас, то у вас нет воспоминаний.

На уровне ощущений, каких-то фотографических всполохов — да, она есть, но для того чтобы выразить ее в словах — нужна жирная матрица. Вы знаете, я недавно посмотрел то, что другие посмотрели очень давно, наверное — это фильм «Матрица». Можно все что угодно говорить о том, что этот фильм вульгарен, боевик и так далее,

но в нем абсолютно здравая идея, они взяли эту идею в основном из платоновского мифа о пещере, о том, что существует некая матрица, в которой люди живут, и она не соответствует истинной реальности.

На самом деле матрица, безусловно, существует. Это не значит, что между матрицей и истинной реальностью нет ничего общего. Матрица существует. Мы живем в этой матрице, мы в ней живем, как в доме. И эта матрица создана тысячелетними усилиями человечества. Усилия эти разнонаправлены, они идут в самые разные стороны, в них участвует огромное количество людей самых разных культур, вер, национальностей и так далее, но они связаны в единую матрицу. Какая бы она нам ни казалась — разбросанная и так далее, она пронизана общими токами, общими сюжетными ходами. Она есть. И вот эта общая матрица — то, что мы называем иудео-христианской цивилизацией, вот она общая… И кстати сказать, и мусульманская цивилизация — тоже. Вот этот весь комплекс авраамических религий — иудео-христианско-исламская цивилизация. Это матрица. Заметьте: несмотря на все гонения, изгнания, разрушение Храма, рассеяние, погромы, Холокост, диалог между Богом и Израилем не закончился, и я это говорю как светский человек. И когда антисемиты обрушиваются на евреев и перечисляют их грехи, они себя, в сущности, ставят на место древнееврейских пророков, обличавших евреев. Если вы считаете, что евреи просто мизерные людишки, то чего, собственно, стараться? Ну, оставьте их в покое, и все… Но нет, выясняется, что евреи не соответствуют каким-то фантастическим образцам идеальности. Другими словами, евреи по-прежнему находятся в каких-то совершенно необъяснимых отношениях с историей. То есть вот этот диалог между евреями и Богом, он продолжается, он никуда не делся.

Как раз выяснилось, что в конечном счете идея личностного Бога победила и в коммунизме. И до сих пор в нем господствует. Просто на место Бога поставили Сталина. И он до сих пор сидит на этом месте. Почему, вы думаете, Сталин до сих пор герой русской истории гораздо больше, чем Пушкин и кто бы то ни было еще? Почему до сих пор еще ему есть место в сердце многих россиян? К кому еще обращаться, как не к нему, в годину испытаний? Кому еще можно пожаловаться на то, что коррупция, на то, что империя порушена, на то, что такое безобразие всюду? Ему.

Не вижу. Потому что то, что предлагает, допустим, самая живая идеология нашего времени, а это, безусловно, исламский фундаментализм, это опять Библия. Исламский фундаментализм — это часть этой матрицы. Но он сейчас самая живая ее часть. Другие ее части сейчас немножко высохли. А высохли, потому что слишком индивидуизировались, эгоизировались. Люди хотят жить комфортно и индивидуально. А матрица все-таки требует мощного коллективного усилия. И вот ислам как раз и предлагает это самоотвержение, это коллективное усилие. В исламе жив Бог-ревнивец, в исламе живо представление о каре, о долге, о способности человека погибнуть за веру.

Это совершенно нормально. Потому что в этом любовном романе кто-то должен занять место хоть и неверной, но жены. Будет это Израиль, будет это Церковь или будет это Умма. Бог не многоженец. У него одна жена.

В идеальном мире, наверное, это было бы замечательно, если бы просвещенные священники, муллы и раввы или даже просто учителя приходили в школу и хоть как-то рассказывали о религиозной традиции и культуре. На практике я не знаю, откуда они возьмутся, все эти товарищи. На практике мы имеем дело с несовершенным миром.

один из создателей и профессор кафедры иудаики МГУ. Окончил исторический факультет МГУ в 1971 г. и спустя четыре года защитил кандидатскую диссертацию «Египетская деревня в I в.», в 1990 г. — докторскую диссертацию «Массовое сознание в Римском Египте». Преподавал в целом ряде университетов США и Израиля. Автор многочисленных статей, книг и монографий, среди которых «Толпа и мудрецы в ранней раввинистической литературе» (М., 1996), «Вавилонский Талмуд: Антология аггады. Т. 1–2. Перевод и комментарии». В соавторстве с У. Гершовичем. (Иерусалим-М., 2001–2004), «Эллинизм и еврейская культура» (М.-Иерусалим, 2007) и многочисленных статей в академических изданиях. В прошлом году выпустил книгу эссе под общим названием «Талмуд, Платон и Сияние Славы» (М., 2011).




Tweet