Первая перезагрузка

Мы летим, ковыляя во мгле,
Мы ползем на последнем крыле,
Бак пробит, хвост горит, и машина летит
На честном слове и на одном крыле.

Эту американскую песенку исполняли в рамках союзнического культурного обмена Эдит и Леонид Утесовы в 1943 году. И вот 1 мая 1960 года пророчество сбылось, правда, отнюдь не в рамках союзнических отношений: советская ракета оторвала у разведывательного самолета U-2 крыло, бак был пробит, хвост горел. Самолет пилотировал Гэри Пауэрс, летчик, работавший на ЦРУ. Вряд ли, приземляясь на парашюте на негостеприимную советскую землю, он напевал себе под нос эту песенку на языке оригинала… Пауэрс для советского человека звучало как «юнкерс» или Паулюс. Хрущев отменил приглашение Эйзенхауэра в СССР. Была сорвана Парижская конференция на высшем уровне, в которой должны были участвовать СССР, США, Англия и Франция. Перезагрузка не состоялась. За полтора года до этого, 10 ноября 1958 года, советский лидер потребовал отмены четырехстороннего статуса Берлина, разделенного союзниками на четыре зоны — советскую, американскую, английскую и французскую. По сути дела речь шла о признании раздела Германии на две части и требовании смириться с существованием ГДР. Западный Берлин стал символом свободного мира внутри территории-сателлита СССР. Берлинский кризис вошел в кульминационную фазу.
Летом 1959 года представители четырех стран продолжили обсуждение германского вопроса в Женеве. Рассуждения Эйзенхауэра были крайне расплывчатыми: он демонст­рировал готовность со временем пойти на уступки. Но именно со временем: Западный Берлин был как чемодан без ручки — бросить жалко и тащить тяжело. Тогда же была дос­тигнута договоренность об обмене визитами с лидером СССР.

Пролетая над Череповцом

15–27 сентября 1959 года Хрущев совершил гигантское и чрезвычайно интенсивное турне по Соединенным Штатам.
Официальная хроника составлялась так называемой пресс-группой при председателе Совета министров СССР. Звучало это так: «По приглашению президента США Д. Эйзенхауэра 15 сентября из Москвы в Вашингтон с официальным визитом отбыл на самолете «ТУ-114» председатель Совета министров СССР Н.С. Хрущев с семьей.
В поездке в США Н.С. Хрущева сопровождают: (всего 22 фамилии, включая министра иностранных дел А.А. Громыко, редактора «Известий» А.А. Аджубея, писателя М.А. Шолохова)…
На Внуковском аэродроме, украшенном государственными флагами СССР, собрались многочисленные представители трудящихся Москвы.
Н.С. Хрущева провожали товарищи: (всего 21 фамилия плюс неназванные поименно министры СССР и РСФСР, члены ЦК КПСС и кандидаты в члены ЦК КПСС, председатели госкомитетов СССР, маршалы Советского Союза и другие официальные лица)».

Каждый шаг, точнее, любое движение Никиты Сергеевича даже в воздухе фиксировалось летописцами из пресс-группы. Это ведь оттуда знаменитое: «Пролетая над Череповцом, посылаю…» В хронике подробно описывалось, как Хрущев, пролетая над Швецией, Норвегией, Исландией, слал приветственные телеграммы руководителям этих стран. Так, мол, и так, премьер-министру Исландии г-ну Ионссону, «пролетая над территорией Исландии… дружеский привет».
Полет описывался пресс-группой в самых романтических тонах: «Самолет… поднялся ровно в 7.00 часов с Внуковского аэродрома. В течение пяти минут самолет набирал высоту и, освещаемый яркими лучами солнца, взял курс на Запад…
Последние минуты полета… Приближается момент исторической встречи глав двух великих держав, к которой приковано внимание народов всего мира. Н.С. Хрущев просит передать сердечный привет советским людям».

Кто кого закопает

Можно только поражаться энергии Хрущева, которому в то время было далеко за 60. Он зачитывал огромные речи, умело вел себя на приемах разного сорта и ранга, произносил гораздо более живые и убедительные тосты, чем его партнер Эйзенхауэр. Хрущев был находчив, прост и, казалось, искренен. «Веселое оживление», «смех», «аплодисменты» прерывали его выступления. Вот типичная реплика Хрущева — в данном случае на завтраке у мэра Нью-Йорка Роберта Вагнера: «Благодарю вас, господин мэр, за оказанную мне честь. Я чуть было не удержался и не назвал вас Робертом Петровичем Вагнером. Когда я работал в молодости на заводе, управляющим у нас был инженер, которого звали Роберт Петрович Вагнер».
Советский лидер вел себя наступательно, однако, против обыкновения, не переходил рамок приличия. А ведь незадолго до визита, в июне 1959-го, на выставке в Сокольниках Хрущев пообещал показать вице-президенту Ричарду Никсону «кузькину мать», переведенную растерявшимся переводчиком как «мать Кузьмы» — каковая с тех пор вошла в историю мировой политики и дипломатии как мощное оружие возмездия и соревнования двух систем. В 1956 году было произнесено знаменитое «Мы вас закопаем!», которое было переведено как We will bury you — «мы вас похороним». Естественно, 16 сентября 1959-го в Национальном клубе печати Хрущев, веселивший журналистов, получил вопрос на эту тему: «Объясните, что вы имели в виду?» Хрущев, общавшийся с публикой в режиме пинг-понга, среагировал быстро и адекватно, спровоцировав еще один взрыв смеха: «Моей жизни не хватило бы, если бы я вздумал каждого из вас закапывать». Речь шла, подчеркнул советский лидер, «об изменении общественного строя в историческом развитии общества». То есть о мирном соревновании двух систем.
Тема соревнования — любимая Хрущевым — звучала рефреном. Он все время доказывал американцам, что скоро СССР догонит и перегонит Америку, не стесняясь напоминать, что Советская Россия училась у иностранных специалистов, в том числе американских. Официальная доктрина придерживалась формулы «Догнать и перегнать Америку по производству мяса, молока и масла на душу населения». Но Хрущев этим не ограничивался, забрасывая американцев цифрами и доказательствами: и инженеров в СССР выпускается в 3 раза больше, чем в Америке, и среднегодовые темпы роста промышленности в 3–5 раз выше, и вообще коммунизм скоро победит. Но главное — мирное сосущест­вование.
Поэтому Хрущев продолжал веселить пуб­лику. Он посетил кинокомпанию «Твентис сенчури-фокс» (орфография и пунктуация пресс-группы) и выступил там с речью, внезапно обратившись к главе компании Спиросу Скурасу: «Я обращаюсь к вам, дорогой мой брат грек! Да, господа, русские издавна называли греков братьями… Так что в некотором роде мы с вами и братья во Христе. (Оживление в зале, аплодисменты.) Вы можете сказать мне, что я атеист. Но ведь я говорю не только от себя, но и от имени всего нашего народа». Хрущев не поленился и представил ярких членов советской делегации: «Здесь присутствует товарищ Тихонов… он является председателем Днепропетровского совнархоза… Днепропетровский совнархоз дает стране более половины всей железной руды, добываемой в Советском Союзе. Что вам, г-н Скурас, мало этого?» Скурас: «Это монополия!» Хрущев: «Да, это монополия, но это монополия народная!»
Речь Хрущева завершилась под бурные, продолжительные аплодисменты, после чего он покинул киностудию, «тепло простившись с артистами и другими работниками Голливуда», включая продемонстрированную ему живьем Ширли Маклейн.

Конец перезагрузки

Хрущев выступил с инициативой полного разоружения вплоть до отказа от национальных армий. Это, конечно, был нарочито утопичес­кий пиар-ход. Реальной проблемой, которая, впрочем, не была решена, да и не планировалось ее решение во время этой встречи, стал германский вопрос. В США Хрущев еще раз высказался на эту тему: «Выход остается один: согласиться с тем, что существуют два германских государства… самое разумное при сложившихся условиях — объявить Западный Берлин вольным городом». Эйзенхауэр осторожно отбивался, говоря, что ему нужно посоветоваться с союзниками.
Каждый остался при своем: Хрущев пропагандировал советский образ жизни на территории вероятного противника, а Эйзенхауэр полагал, что дружелюбная и богатая Америка одним своим видом обаяет советского лидера, что позволит потом решать конкретные вопросы. Никита Сергеевич и в самом деле получил удовольствие. На митинге во Владивостоке после визита он с ребяческим упоением рассказывал об орудийных залпах в честь его отъезда из Америки. А 28 сентября 1959 года на многотысячном митинге трудящихся Москвы во Дворце спорта Цент­рального стадиона им. В.И. Ленина рассказывал: «Посмотрел я телят, бычков на ферме Эйзенхауэра. Правда, я должен сказать, что эта ферма — небольшая для президента… Это небогатая ферма и земля там неважная… На ферме я познакомился с внуками президента и провел с ними совещание (смех в зале). Спросил, хотят ли они поехать в Россию… Я заручился их поддержкой. В шутку я сказал президенту, что мне легче договориться об ответном визите с его внуками, чем с ним самим (смех в зале, аплодисменты), потому что у внуков хорошее окружение…»
Как писал Генри Киссинджер: «…опять встреча двух глав правительств породила восприятие атмосферы в ущерб сути, что и символизировалось лозунгом «дух Кемп-Дэвида».* * Там проходили собственно переговоры Эйзенхауэра и Хрущева. Это замечание, кстати, особенно важно в контексте сегодняшних отношений Обамы и Медведева.
Хрущев мог бы разыграть вторую перезагрузку с Джоном Кеннеди. Карибский кризис подействовал отрезвляюще, а новый американский президент в своем миротворчестве действовал рациональнее и последовательнее, чем «Айк». В переговорных миссиях по снижению напряжения холодной войны поучаствовал даже папа римский Иоанн XXIII, что советскому лидеру очень нравилось.* * «Народной» посреднической дипломатией с одобрения Кеннеди занимался журналист Норман Казенс, встречавшийся и с папой, и с Хрущевым. Но Кеннеди был убит, а на следующий год Хрущев стал жертвой номенклатурного переворота. Вторую перезагрузку Никсона—Брежнева пришлось ждать целое десятилетие.

 

Америку поможет решать сложные вопросы межгосударственных отношений