Музыка и балет в оперных театрах обычно существуют в конфликте. Как вы считаете, так будет всегда или ситуация должна измениться?
В XIX веке великие хореографы не относились к музыке всерьез. В «Дон Кихоте» или в «Корсаре», например, музыка второстепенная, неинтересная. Когда появлялись великие произведения — «Лебединое озеро», «Щелкунчик», постановщики использовали оркестр как фон, который в какой-то степени иллюстрирует потрясающую хореографию. И музыка от танца была отделена: темпы, которые указывал Чайковский в партитуре, одни, а темпы, которые нужны балету — другие, в два раза медленнее. В ХХ веке в дягилевской антрепризе серьезные авторы — прежде всего Стравинский — работали с хореографами с самого начала. И тут получилось наоборот — иллюстрацией стал танец. Например, хореография Фокина — это ведь не хореография как таковая, музыка здесь главнее, а танец лишь создает атмосферу и интонирует в движениях музыку. В России потом — большой провал, который называется «советский балет» (не было эволюции хореографии, были два-три национальных героя, которые создавали спектакли). В 80-х в мире случилась большая удача — появился Иржи Килиан. Его спектакли — идеальное для меня понимание музыки и движения. Здесь не второстепенны ни балет, ни музыка. А сейчас… Что мы можем сделать? Мы должны стараться создавать новые произведения, в которых музыка и танец существовали бы на равных.
Почему вы заказали партитуру нового балета именно Владимиру Николаеву?
Сейчас в мире существует 3–4 гениальных композитора — Хельмут Лахенман, Дьердь Куртаг или Хельмут Эринг, например, — и миллион людей, которые их имитируют. Николаев из тех, кто сопротивляется мейнстриму и делает то, что хочет делать. Поэтому я решил попросить его написать балет, который будет идти в один вечер со «Свадебкой». Сначала идея была такой: в первом отделении балет Килиана на музыку Стравинского, во втором — новый балет, содержание которого — «последняя брачная ночь». То есть что случилось потом. Возникло все из технической проблемы: для «Свадебки» нужны четыре рояля в оркестровой яме, и их невозможно вытащить во время антракта. Нужен второй балет, который можно играть с тем же составом инструментов. Искали хореографа, взялся Раду Поклитару. Он иначе прочитал музыку, чем я, но зрителям нравится, и это уже хорошо.
Что в театральных планах после этого вечера?
В ноябре будет премьера балета Уильяма Форсайта The second detail, затем «Ромео и Джульетта» Кеннета Макмиллана. Вечера «Видеть музыку-2» и «Видеть музыку-3» (программа сочинений молодых хореографов, начинающая цикл, была этой весной номинирована на «Золотую маску». — The New Times). Каждый год мы будем заказывать по новому балету. Один поставит Мари Аньез Жилло из Парижской оперы (пробующая свои силы в хореографии. — The New Times). Мы ищем новых людей и даем им работу за десять лет до того, как они станут знаменитостями и их будет не достать. А юбилей «Весны священной» весной отметим не балетом — ставить спектакль будет Ромео Кастеллуччи, выдающийся драматический режиссер нашего времени. Сначала думали взять в репертуар «Весну» Пины Бауш, но это уже старый, хотя и великий спектакль, в нем уже все сказано. Дягилев нам сказал бы: давайте что-то новое. Надо идти дальше, дальше.
Теодор Курентзис
Художественный руководитель Пермского театра оперы и балета (с января 2011 г.). Родился в Афинах в 1972 г. Учился в Греческой консерватории, затем дирижированию — в Санкт-Петербургской консерватории. Работал в Петербургской филармонии и Мариинском театре. В 2004–2010 гг. — главный дирижер Новосибирского театра оперы и балета.
Tweet
Tweet