«Выжить и сохранить достоинство»

В тусклые и безрадостные дни поздней осени 1957 года итальянский коммунист Фельтринелли держал в руках изданный им русский роман поэта Бориса Пастернака «Доктор Живаго» — плод опыта провидца, художника, философа, затравленного обывателя и испуганного ребенка.

Это был роман бывшего социалиста, и все-таки он казался крамолой, потому что на его страницах угасала жизнь, жизнь всех оставшихся в России персонажей, и не было никакого «потом». Потом, в конце романа, вместо жизни остались стихи Юрия Живаго. Большая литература налетела на Оттепель, и Оттепель утопила литературу в первой попавшейся луже. А автора распяли на его романе.

В роман, который автор все-таки носил в «Новый мир» и еще кое-куда, всюду получая испуганные отказы, вставлены нехарактерные для персонажей реплики-наживки для властей, звучавшие очень фальшиво. Вот первые дни революции, и Юрий Живаго несет положенную чушь. Читая газету: «Какая великолепная хирургия! Взять и разом артистически вырезать старые вонючие язвы! Простой, без обиняков, приговор вековой несправедливости…» Или о голоде и о службе у большевиков: «Прошу не прогневаться: нашими лишениями я горжусь, и людей, которые делают нам честь, подвергая нас этим лишениям, уважаю».

Но вот настоящее, в том же романе, в разговоре с фанатиком Ливерием, партизанским командиром: «Я скажу а, а бе не скажу, хоть разорвитесь и лопните. Я допускаю, что вы светочи и освободители России, что без вас она пропала бы, погрязши в нищете и невежестве, и тем не менее мне не до вас и наплевать на вас, я не люблю вас и ну вас всех к черту». Доктор Живаго — честный обыватель, а его насильно забрали в партизаны и не дают искать семью.

„  

Персонажи романа не сопротивляются, они не герои, они просто дети страшных лет России  

Интересно, что то же говорит Лара у его гроба: «А мелкие мировые дрязги вроде перекройки земного шара, это извините, увольте, это не по нашей части». Это прощание гимназиста Бори Пастернака с социалистическими пошлостями, которым он отдал такую дань в стихах. Имеет ценность только человеческая жизнь: свобода, семья, наука, искусство, любовь, профессия. Все остальное — от Антихриста. Весь роман Живаго и Лара отчаянно рвутся к семейным ценностям, но мохнатая лапа революции, Ливерий, Стрельников, Костоед-Амурский, Оля Демина отрывают их от жизни и снова бросают в огонь.

Очень заметно, что роман писал поэт: заснеженная рябина у него — засахаренная, облако и небо на Пасху — цвета пасхальных яиц, розовых и голубых, и розовых платьев девушек с голубыми рубахами парней. А черемуху он видит обонянием: «Веяло чем-то волшебным, чем-то весенним, черняво-белым, редким, неплотным, прозрачным, пахучим».

Персонажи романа не сопротивляются, они не герои, они просто дети страшных лет России, они стараются только выжить и сохранить достоинство. Но все, кто остался в стране, не уцелели. Уцелели Тоня, Шурочка, маленькая Юрина дочь и его тесть. Уцелели уехавшие в Париж. Дудоров и Гордон попали в лагеря, Лара сгинула в ГУЛАГе, ее и Юрина дочь Таня попала в приемыши к сторожихе. Друзья покойного Живаго даже войну почитают за благо, ибо здесь страдания реальны, хотя бы по сравнению с тем, что было до войны, «с бесчеловечным владычеством выдумки». Еще один приговор утопии.

За эту правду Пастернак отдал жизнь. А мы все еще не сдержали слова и поименно не вспомнили «всех, кто поднял руку» (Александр Галич), когда Пастернака исключали из Союза писателей. Пришла пора считать руки, поднимающиеся за подлость и подписывающиеся под неправыми приговорами. Мы в долгу у Пастернака.