Самоуничтожение в прямом эфире

Более десяти часов продолжалось это заседание Государственной думы. Более 90 тыс. человек смотрели его интернет-трансляцию в прямом эфире. Парламент, про который давно уже сказано — «не место для дискуссий», вдруг ожил и попал в центр всеобщего внимания. Группа депутатов «Справедливой России» при поддержке коммунистов подготовила несколько сот поправок к закону о митингах с целью сорвать его утверждение Государственной думой. Этот закон, устанавливающий гигантские штрафы (до 1 млн рублей) за нарушения на митингах, фактически перечеркнул 31-ю статью Конституции о свободе собраний. На заседании 5 июня все поправки эсеров были отклонены, Госдума приняла закон во втором и третьем чтениях, а уже 8 июня президент Путин поставил под ним свою подпись. Депутаты от «Справедливой России» Дмитрий Гудков и его отец Геннадий Гудков, вскоре лишенный депутатского мандата, были в самой гуще событий.

Дмитрий Гудков: То ли где-то я вычитал, то ли кто-то мне сказал, что есть такая штука — итальянская забастовка, когда для затягивания процесса все делается по правилам, со всеми бюрократическими процедурами. Я с этой идеей пришел к лидеру нашей партии Сергею Миронову. Он сказал, что вряд ли у нас получится.

Геннадий Гудков: Партийное руководство считало, что идея требует доработки. Я сказал: «Мы с вами депутаты, и мы можем что-то делать на свой страх и риск». Работа требовалась серьезная, потому что они предложили подготовить тысячу поправок к закону.

Дмитрий Гудков: Два или три дня у нас было на подготовку поправок плюс выходные. Я тогда в твиттере опубликовал призыв к своим фолловерам, что нам нужны юристы, которые могли бы помочь. Человек 20 откликнулись. У нас была рабочая группа из десяти депутатов, на каждого приходилось минимум 50 поправок. К понедельнику, когда было заседание, всё успели.

Геннадий Гудков: Задачу в тысячу поправок выполнить не смогли — родили 468. Я еще спросил у них: «Как вообще можно сделать столько поправок?» А они ответили — мол, мы будем до идиотизма доводить: например, предложим приравнять штраф за нарушения к средней зарплате, потом к среднему штрафу за нарушение ПДД и т.д. Так на одну тему можем сделать десятки поправок.

Дмитрий Гудков: Среди них было много веселых: например, поправка, где штраф приравнивается к стоимости полицейской каски, или вот еще — запретить проводить общественные работы при температуре ниже десяти градусов мороза. Еще у нас было много льгот по оплате штрафов для разных категорий граждан. Нам потом уже Плигин** сказал: «Благодарю за хорошо проделанную работу, вы впервые в одном документе собрали все категории граждан. Если мы дальше будем готовить какие-то поправки в законопроект по льготному налогообложению, мы им воспользуемся».

Геннадий Гудков: Потом мы решили, что будем эти поправки медленно зачитывать, обсуждать и таким образом затянем заседание на два-три дня. Не исключали, что за это время может поменяться мнение и в Кремле. Когда канва была готова, ее поддержало руководство партии, лично Сергей Миронов.

Дмитрий Гудков: Если честно, я сам все эти поправки к заседанию прочесть не успел.

Дмитрий Гудков: Перед заседанием 5 июня я думал, что «Единая Россия» грубо нарушит регламент и постарается отклонить все разом, но они, видимо, поняли, что это вызовет серьезный скандал. Решили обсудить каждую поправку и отдельно отклонить. У нас во фракции многие отнеслись негативно к этой идее — не верили, что получится сделать громкое событие. Но когда депутат КПРФ Вадим Соловьев стал монотонно зачитывать каждую поправку и это вызвало бурную дискуссию в интернете, атмосфера в зале тут же изменилась, депутаты нашей фракции и КПРФ сказали, что готовы сидеть до упора.

Геннадий Гудков: Обстановка была напряженная. «Хватит заниматься онанизмом», — кричал Алексей Митрофанов***. Когда пришла моя очередь зачитывать поправки, мне ограничили время на оглашение 15 секундами вместо 1 минуты. И это было грубейшим нарушением регламента.

Дмитрий Гудков: Оппоненты из «Единой России» были вполне дружелюбны, спрашивали со смехом: «Ты сегодня нас во сколько домой отпустишь?» Наша задача была — завершить обсуждение за полночь. Потому что на следующий день Совет Федерации должен был утвердить закон. И если бы у нас получилось — был бы прецедент: Госдума и Совфед принимают закон в один день. Но ничего не вышло, нам ограничили время, и закон был принят за 15 минут до полуночи. Думаю, нам не хватило поправок 50.

Геннадий Гудков: Да даже если бы их было 600 или 800 — просто перестали бы рассматривать. Зато когда все кончилось и мы вышли из Госдумы с Пономаревым, Левичевым, Мироновым — это уже в первом часу ночи было, — нас встречали несколько сот человек в знак поддержки.

Дмитрий Гудков: Вообще-то там человек сто было, скандировали: «Молодцы!»

Геннадий Гудков: По-моему, Миронов впервые в своей жизни нарвался на неформальные аплодисменты.

Дмитрий Гудков: Да, нам не удалось остановить этот закон. Удалось другое: истерика была не только в интернете, но и Первый, и «Россия», и НТВ не смогли это проигнорировать. Мы показали миллионам людей, какие законопроекты принимает эта Дума, избранная в результате фальсификаций. И, кстати, именно после нашей забастовки ее и стали называть «взбесившимся принтером».

Геннадий Гудков: «Парламент должен быть немножко театром» — мне так Жириновский сказал после того, как в очередной раз вцепился кому-то в волосы. Я эти слова во время нашей забастовки вспомнил. Многие из «Единой России» нам позже сказали, что мы молодцы и круто сделали. Вы не думайте, что в ЕР одни идиоты, которые не понимают, за что они голосуют и что творят. Они просто не в состоянии отпор дать. Только нам потом отомстили: в сентябре Дума приняла драконовские поправки в регламент.

Дмитрий Гудков: Теперь поправки зачитывает спикер Думы, могут ограничить дискуссию или спустить ее на уровень комитета. Повторить итальянскую забастовку невозможно.

Геннадий Гудков: Что ж, если Госдума решила заняться самоуничтожением, это ее право. Но страна успела увидеть, что наш парламент может быть парламентом, должен быть парламентом… И не является парламентом.