Вина должна сама себя обнаружить

Кремль взял на вооружение технологии дискредитации оппозиции, использовавшиеся еще при советской власти, но и придумал кое-что новенькое — в заказной грязи разбирался The New Times

Нажмите, чтобы увеличить картинку

«В ноябре прошлого года мне позвонила девушка по имени Юлия со словами: «Мы из первого продюсерского центра, хотим взять у вас интервью для документального фильма про церковную историю, — рассказал The New Times бывший иеромонах РПЦ Московской патриархии Иларион Зайцев, получивший широкую известность после видеообращения на YouТube, в котором он поддержал Pussy Riot. — В качестве своего руководителя она назвала Бориса Корчевникова*.

*Актер и в прошлом журналист телеканала СТС.

 Я сначала сомневался, но потом дал согласие. Мы встретились. Первый вопрос она сразу же задала про оппозицию. Я ответил, что выступаю против нынешней власти и против Московской патриархии, но к оппозиционному движению себя не причисляю. Тогда девушка начала спрашивать о моей жизни, почему я ушел из Церкви. Проявляла чрезвычайный интерес к деталям моего внешнего облика: «А вы без бороды почему ходите? А что у вас там за татуировка наколота?» Спустя несколько дней после странного интервью, 3 декабря, на презентации книги «Духовная брань» в Центре Сахарова Зайцев снова увидел Юлю: «Она подошла ко мне со своим оператором и начала уже очевидно «троллить». Пять раз в разных формулировках она задавала вопрос, почему я ушел из Церкви». Следующая встреча состоялась 11 декабря на круглом столе «Россия без мракобесия»: «Операторы, которые пришли вместе с девушкой, подходили сзади, снимали мои руки и то, что я у себя на телефоне нажимаю».

Сейчас Зайцев не сомневается, что оказался участником очередного провокационного шедевра от авторов «Анатомии протеста», который НТВ уже анонсировал под заголовком «Не верю!» — читатели смогли его увидеть в воскресенье, уже после того как этот номер был подписан в печать.

Back to USSR

О том, как делается «Анатомия протеста» и что собой представляет дирекция общественно-правового вещания НТВ, которая занимается изготовлением этого сериала, The New Times уже подробно рассказывал (№ 11 от  26 марта 2012 года). Но это лишь один из многочисленных способов дискредитации оппозиции, которым пользуется власть. Почти все методы стары как мир, утверждают эксперты. И многое досталось в наследство от советской системы.

«И начинается дело о гражданине Н. Ведет его не один следователь, а целая бригада, и день за днем, час за часом перебирают они всю жизнь гражданина Н. — не может же быть, чтобы этот гражданин никогда ничего «такого» не совершил <…>. Ну если не хотел убить Генерального секретаря, так ругал его спьяну, или Америку хвалил, или взятку дал, или продал что-нибудь «налево». Как у Кафки: вина должна сама себя обнаружить. <…> А пуще всего бригада следователей интересуется интимной жизнью гражданина Н.: с кем спал, где, когда и каким способом? <…> И наконец, весьма отчетливо проступает аморальный облик гражданина Н., его, так сказать, подлинное лицо, а это очень пригодится для суда и для газет».

Так описывал технологию заказного политического следствия в СССР диссидент Владимир Буковский в своей книге «И возвращается ветер…». С момента ее публикации прошло 35 лет, нет уже той страны, но в шкуре «гражданина Н.» по-прежнему может оказаться любой неугодный власти: «продал что-нибудь «налево» — это об Алексее Навальном, против которого возбуждено уже четыре уголовных дела, «мошенничество с квартирой» — в этом обвиняют националиста Владимира Тора, «угрожал убить охранника» — предъявлено экологу Сурену Газаряну (всего против десяти членов Координационного совета оппозиции уже возбуждены уголовные дела), «дал взятку» — про Илью Яшина (смонтированный ролик, где политик якобы дает взятку гаишнику, хранится на YouTubе уже третий год), «хвалил Америку» — вообще про всех (освещая встречу представителей оппозиции с американским послом в январе 2012 года, Первый канал дал в эфир анонимное видео «Оппозиция получает инструкции в посольстве США»). Что касается интимной жизни, то навсегда останутся в интернете подробности сексуального скандала с Катей Му-Му**, неприличные ролики с человеком, похожим на Владимира Рыжкова, наконец, откровения бывшей жены известного блогера Рустема Адагамова, которая обвинила его в педофилии. 

**Сотрудница модельного агентства «Прогресс» Екатерина Герасимова. В 2010 году в Сети появились компрометирующие видеоматериалы с Александром Беловым, Эдуардом Лимоновым, Михаилом Фишманом и Виктором Шендеровичем, сделанные на съемных квартирах скрытыми камерами. — The New Times подробо рассказывал эту историю в № 15 от 26 апреля 2010 г.

«Советскую аналогию можно подобрать практически к каждому случаю, — говорит Алексей Кандауров, генерал-майор ФСБ в отставке. — Взять ту же историю Адагамова. Первая жена Солженицына Наталья Решетовская в свое время опубликовала целую книгу о бывшем муже, незадолго до его изгнания, — очень нелицеприятную». Рукопись этих воспоминаний, кстати, была подготовлена Агентством печати «Новости» (ныне РИА «Новости») совместно с КГБ.

Но несмотря на общую схожесть советских и современных кампаний по дискредитации, есть и существенные различия.

«Дискредитационные советские кампании обычно приурочивались к аресту человека и суду над ним, — говорит политтехнолог Глеб Павловский. — Превентивными они были в редких случаях, когда речь шла о человеке, которого боялись трогать, — это крупные фигуры типа Андрея Сахарова и Александра Солженицына». Политолог Дмитрий Орешкин подчеркивает, что при советской власти используемые технологии зависели от личности правителя. Например, при Сталине такие кампании в основном являлись преамбулой ареста и дальнейших репрессий, носили массовый характер, и их итогом, как правило, становилось физическое уничтожение людей. «Дело врачей, правых уклонистов, дело Промпартии», — перечисляет Орешкин. Обвинения выдвигались страшные по тому времени — «враг народа», «шпион» и т.д. При других советских правителях кампании по дискредитации стали не частью подготовки, а оправданием посадки или ссылки (как в случае с поэтом Иосифом Бродским — за тунеядство), удары часто наносились точечно (писатели Сергей Довлатов, Андрей Синявский и Юрий Даниэль), порой ограничивались длительной травлей (как было с Борисом Пастернаком).

«Сейчас власть пытается подражать советским образцам. Но у нее нет важнейших советских инструментов — возможности тихо сгнобить человека в лагере, где при советской власти люди просто исчезали (нет человека — нет проблемы), и тотального контроля над аудиторией и каналами распространения информации — интернет путается под ногами», — говорит Орешкин.

Разработка объекта

Все опрошенные The New Times эксперты и источники утверждают, что объекты для политической дискредитации определяют в администрации президента. «Это находится в непосредственном ведомстве людей, отвечающих за внутреннюю политику, то есть замруководителя кремлевской администрации Вячеслава Володина и его команды — в наши дни, ранее — Владислава Суркова и его людей», — говорит политолог Станислав Белковский. Источник The New Times в администрации президента подтвердил, что «списки» составляются на рабочих совещаниях: «Разумеется, туда попадают наиболее заметные члены оппозиционного движения, и часть этого списка не меняется годами. Другое дело, что периодически его пополняют новые лица — например, некоторые популярные блогеры оказались там лишь в прошлом году». Администрация президента работает в тесной связке с силовыми структурами, которым списки и спускаются в разработку. Источник The New Times в ФСБ рассказал, что дальше схема для всех одинакова. Наружное наблюдение, внедрение жучков и микрокамер устанавливается не всегда — это довольно затратно, требует аппаратуры и людей. Менее дорогие, но очень эффективные способы — прослушивание телефона, взлом почты и аккаунтов в социальных сетях. На первоначальном этапе выясняют, с кем человек живет, есть ли любовники и любовницы, нетрадиционные сексуальные пристрастия. Устанавливается круг друзей и врагов, проверяются родственники (может быть, кто-то из них сидит или сидел, занимается бизнесом или живет за границей). Это самые простые для разработки и одни из самых неприятных для «объекта» тем. Также выясняется финансовое и имущественное состояние — нет ли недвижимости за рубежом, на что человек живет, не зарегистрирован ли на него бизнес, есть ли долги. Наконец, когда вся необходимая информация собрана, составляется план, исходя из психологических особенностей «объекта» и анализа наиболее «горячих» тем среди населения. Например, еще несколько лет назад обвинение в педофилии использовать бы не стали, сейчас же после широкомасштабной «антипедофильской кампании» тема стала громкой и актуальной.

«Главная задача технологии — создание устойчивой ассоциации, — говорит политолог Станислав Белковский. — Поскольку много устойчивых ассоциаций создать невозможно, обвинение должно быть только одно, простое: Навальный — вор и мошенник, Адагамов — педофил и т.д. Даже если ничего не будет доказано, осадок останется, а репутация человека будет подпорчена».

По словам источника в ФСБ, после составления плана операции она должна быть утверждена в Кремле.

Виды дискредитации

В основе дискредитации прежде всего лежит компромат. «Если я напишу у себя в блоге, что Сергей Удальцов ест детей, и при этом у меня не будет вообще никакой доказательной базы, ничего не выйдет», — говорит Станислав Апетьян, более известный как прокремлевский блогер ПолиТрэш, через Живой журнал которого в том числе распространяется компромат на оппозицию. Порочащие материалы могут быть получены после «изучения объекта» или специально созданы. «По большей части это фейки, которые строятся на реальных обстоятельствах, — говорит Глеб Павловский. — Например, на рассказах обиженных родственников или на информации от спецслужб, как в деле Удальцова и Развозжаева».

Тем не менее можно выделить несколько видов дискредитации по разным критериям. По направлению — внутренняя или внешняя. «Например, в случае с Ходорковским на Западе продвигали информацию о том, что он обвиняется в хищении и неуплате налогов. Внутри страны — Путин напирал на то, что у Ходорковского руки в крови», — говорит Алексей Канадуров.

Второе — целевая аудитория. Удар может быть рассчитан на аудиторию самого дискредитируемого — как в случае с публикацией прослушки Бориса Немцова, где он называл митингующих «хомячками и боязливыми пингвинами», или на более широкие массы — к примеру, когда об уголовных делах Навального рассказывают по телевидению. По словам Белковского, работа с собственной аудиторией дискредитируемого нередко заканчивается провалом, потому что есть фигуры, к которым «ничего не липнет»: например, таким тефлоновым человеком сейчас является Ходорковский. Дмитрий Орешкин добавляет, что главный удар в результате приходится на «промежуточную» аудиторию: сторонники Путина и так будут верить, что оппозиция плохая, сторонники Навального — поддерживать его, несмотря ни на что. Но есть люди, которые сомневаются, присматриваются, и дискредитационная кампания действует прежде всего на них. Оппозиционному политику это мешает расширять свою аудиторию.

Наконец, последняя классификация — по конечной цели кампании. Дискредитация может быть совершенно самостоятельным элементом политической игры против конкретного человека или группы, а может являться лишь составной частью более сложного плана. Например, история с Катей Му-Му или видео с человеком, похожим на Владимира Рыжкова, — это дискредитация ради дискредитации. А вот кампания против Алексея Навального или Сергея Удальцова может иметь своей целью реальные тюремные сроки. И это сближает нынешние технологии с их советскими аналогами.

Интернет-путинги

Если говорить о каналах распространения порочащей информации, то наибольший интерес здесь представляет интернет — как наиболее неподконтрольная власти среда. Любую организованную травлю в Сети сейчас принято называть «троллингом», но один из основателей «Луркморья» Дмитрий Хомак объяснил The New Times, что это не классический троллинг: «Тролли — это самоорганизованная толпа, которая берется за тему добровольно, как за правое дело. Это все равно что митинг, но только в интернете. Политическая травля в Сети — это не митинг, а «путинг». Несомненно, кого-то занесет туда добровольно, но в основном это бюджетники и гастарбайтеры, то есть копеечные «тролли» в нашем случае».

Один из профессиональных блогеров на условиях анонимности рассказал The New Times, как можно классифицировать политическую травлю в интернете. Первый вид — покупка конкретной технологии типа спам-атаки, когда любое место в интернете, где люди упоминают «заказанный» объект, моментально замусоривается. Этот метод эффективен для создания негативных ассоциаций с клиентом среди нейтральной публики. Второе — подкуп агентов влияния. «Существует некоторое количество открытых и закрытых бирж интернет-рекламы типа знаменитого Blogun.ru, где пасутся стада платных комментаторов, готовых за 10–20 рублей пойти по указанному адресу и там излить желчь на кого угодно и в каких угодно выражениях. Наиболее активным и способным могут платить и до $50 за пост», — говорит блогер. Третий вид интернет-травли — создание агитбригад. Нанимается группа пользователей, которые готовы длительно поливать объект грязью на разных площадках и при этом — аргументированно. Сначала они долгое время пишут в своих блогах вполне адекватные посты, зарабатывают себе пристойную репутацию, а затем в какой-то момент начинают публиковать дискредитирующие материалы. Иногда ведомства предпочитают не обращаться к профессионалам, а нанимать людей из числа активистов прокремлевских молодежных движений, но они, по словам блогеров, малоэффективны. О том, что кремлевских активистов используют в травле оппозиции, известно давно, и взлом почты бывшего пресс-секретаря «НАШИх» Кристины Потупчик в феврале прошлого года это лишний раз подтвердил. Среди ее писем были найдены короткие досье на членов оппозиции, составленные по открытым источникам (из разряда: Дмитрий Быков — Зильбертруд по отцу, Эдуард Лимонов — создал фашистское НБП и т.д.). По данным газеты «Коммерсантъ», сейчас «Молодая гвардия «Единой России» готовит к запуску систему, которая будет автоматически рассылать политический спам в социальных сетях.

Рустему Адагамову, чтобы избежать атаки на свой блог, пришлось закрыть возможность комментировать записи для тех, кто не является его взаимными друзьями — если раньше каждый его пост собирал сотни комментариев, то теперь — десятки. «Это обычная практика в таких ситуациях. ЖЖ я закрыл вовремя, но много сообщений из разряда «убей себя» получил в твиттере», — рассказал The New Times Адагамов. По его словам, единственный серьезный урон для его интернет-деятельности на сегодняшний момент — это приостановление рекламных контрактов с Мегафоном и ВТБ.

Без вины виноватые

Критерием успешности кампании по дискредитации, по словам Белковского, является степень вовлеченности «объекта». Но полностью дистанцироваться от нее тоже нельзя: молчание человека воспринимается как признание вины.

«Тот, кто занимается дискредитацией в России, получает возможности, которых нет в других правовых государствах, — говорит Глеб Павловский. — Он может поместить человека в ситуацию постоянного мониторинга и в результате создать тот медийный образ, который ему нужен. К этому просто надо быть готовыми».

Илья Яшин и Борис Немцов, которые не раз оказывались в подобных ситуациях, советуют не паниковать, публиковать доказательства невиновности (если они есть) и мобилизовать вокруг себя защитников.

фотографии: ИТАР-ТАСС, РИА Новости