Доведение до самоубийства

Эта статья значится в УК РФ под номером 110. Будет ли она применена к истории жизни и смерти Алекcандра Долматова — неизвестно. Но целый ряд свидетельств, а также документ, оказавшийся в распоряжении The New Times, убеждают: непредвзятое следствие такую версию не может и не должно исключить

The New Times благодарит за помощь в подготовке материала Хуберта Смитса, корреспондента голландской газеты NRC Handelsblad

18 октября 2011 г., Долматова задерживают во время несогласованной акции «Другой России» «Выборы без оппозиции — преступление»

ФСБ и центр «Э» приняли Долматова в разработку задолго до событий на Болотной площади 6 мая, где он был задержан, а потом, когда начались аресты, бежал за границу, опасаясь тюрьмы.

«Попытка вербовки. Личная интернет-инфор-мация. Угрозы подкинуть г. Звонок на предприятие и ЗП. Выход на работу. Обнаруж. изъятие сист. блока. Вызов в отд. режима. Треб. ЗП. Сообщили о св. на комп» — эту запись, сделанную в октябре 2011 года, мать Александра Долматова Людмила Николаевна обнаружила в тетради, которую она нашла в комнате сына уже после того, как он оказался в Голландии. «Запись очень в духе Саши, похожа на логическую задачку, — говорит друг Долматова, в прошлом коллега по запрещенной НБП Дмитрий Нечаев, высокий, очень худой, небритый мужчина за тридцать. — Указаны причины и следствия. Вначале перечислены акции, которые проводила «Другая Россия» и в которых принимал участие Саша, затем — по пунктам даты, когда с ним «беседовали». В первом пункте, как я понимаю, написано — «человек из центра Э на прогулке». Во втором — «разговор с начальником». В третьем — указана фамилия человека, который с ним говорил, но ее пока лучше не светить. Далее Саша записал, о чем его спрашивали: причины регулярного участия в акциях протеста и причины попыток контактов с неким человеком и каких-то выездов. Сокращения в этой строке мы пока не можем разобрать. Угрожали подкинуть ему, видимо, наркотики, может быть, героин — он помечает это одной буквой «г.». Что касается ЗП, то это загранпаспорт. Так как предприятие, на котором работал Саша, режимное, то его загранпаспорт хранился на работе и выдавался ему в случае необходимости. После очередной поездки за границу он решил его не возвращать, по этому поводу у него начались проблемы на работе. Видимо, как раз про это он и пишет. О том, что у него изъяли системный блок на рабочем компьютере, он нам ничего не говорил, про попытки вербовки — тоже. Судя по записи, они обнаружили какие-то личные сведения на его рабочем компьютере и, возможно, в соцсетях, которые ему и предъявили».

Чернорабочий революции

С того дня, как стало известно о самоубийстве Долматова, квартира его матери Людмилы больше похожа на штаб: журналисты идут потоком. Корреспондента The New Times встретил Нечаев, который сейчас практически постоянно находится при матери Долматова. Здесь же и двоюродный брат Александра Михаил Доронин, который приехал поддержать Людмилу Николаевну из Сафоново (Смоленская область). Автора тут же провели в комнату Долматова, довольно аскетичную и совсем не похожую на жилище 36-летнего мужчины: узкая односпальная кровать, компьютерный стол, два серванта с чайными сервизами и хрусталем, пара закрытых шкафов с книгами.

«Здесь много книг по истории, искусству, философии, серия ЖЗЛ, классическая литература, полное собрание сочинений Лимонова», — показывает Нечаев.

В углу комнаты свалена какая-то одежда, поверх которой лежит игрушка — старый желтый медведь. Наконец в комнату вошла полноватая женщина лет шестидесяти в черном платье — мама Долматова. У нее круглое припухшее лицо и красноватые, чуть заплывшие глаза. Но за все время разговора она ни разу не заплакала. Она садится на постель сына, вздыхает, а затем начинает говорить, не дожидаясь первого вопроса.

«Саша всегда очень меня берег, много не рассказывал о том, чем занимается. Да и я особо не интересовалась: ну ездит и ездит куда-то, мало ли какие у него дела. Я сама человек простой, политикой сильно не интересовалась. И всегда была уверена, что все у нас хорошо. У сына — прекрасная работа, он ведущий конструктор на серьезном предприятии, сам мальчик образованный, начитанный. Но вот его всегда интересовало, что вокруг происходит, чем страна живет», — говорит она и показывает портрет Сахарова, который Александр хранил у себя на столе. Одним из увлечений сына была органная музыка — он любил Баха и Букстехуде*. «Бывало, кричит: «Мам, мам, посмотри, Букстехуде не хуже Баха!» Даже решил побывать у него на родине, ездил в Любек».

Про его увлечение политикой она почти ничего не знала.

С 1999 года Долматов состоял в ныне запрещенной партии НБП и, по словам товарищей, был активным ее членом. Нацбол Сергей Аксенов в разговоре с The New Times назвал его «чернорабочим революции», «рядовым бойцом»: «Никакой специализации он на себя не брал, но был везде, где только можно быть». По его словам, Долматов ненадолго отошел от дел в середине нулевых. В это время (2004-й год) он как раз и устроился на работу в корпорацию «Тактическое ракетное вооружение»**, окончив аспирантуру Московского института радиотехники, электроники и автоматики. В 2009 году его повысили до ведущего конструктора, чем он очень гордился. Примерно в это же время он возобновил активную деятельность в «Другой России»***. «Последние два года он стал регулярно выходить на акции «Стратегии 31», его часто задерживали, как и всех. Где он работает, мы знали. У нас довольно много людей из Подмосковья, в том числе и из Королева, где в основном работают на оборонных предприятиях», — говорит Аксенов.

«Приезжал ночью домой. Я даже не знала, откуда он возвращается. Открывает дверь и сразу: «Мамуля!» Я думала, что гулял где-нибудь», — вспоминает Людмила Николаевна. О том, что сын занимается политикой, мать узнала зимой 2012 года. Саша рассказал, что у него начались неприятности на работе, что начальству приходят уведомления из полиции о его задержаниях на акциях «Стратегии 31», а задерживали его почти каждый раз, были неприятные беседы с руководством и людьми «из структур», после которых он, по словам мамы, приходил сам не свой. Начались проблемы с загранпаспортом, о которых он упомянул в своей записке, найденной матерью. Обо всем этом он, по словам Сергея Аксенова, рассказывал и товарищам в НБП. Но подробностей — кто с ним беседует, чем угрожают — не сообщал.

«Он вообще о таких вещах говорил витиевато и полушутливо, — добавляет Дмитрий Нечаев. — Но так как мы хорошо его знали, то понимали, о чем речь».

Побег

Зимой, после того как начались митинги «За честные выборы!», ситуация обострилась. Сам Долматов говорил тогда в интервью СМИ: «Угрожали сотрудники ФСБ. Я наблюдал, что они разговаривают с моим руководством, терроризировали вопросами о том, могу ли я быть предателем».

Он стал подозрителен. «Прежде чем выйти, выглядывал в окно. Или в дверной глазок периодически смотрел», — рассказывает Людмила Николаевна. Он говорил, что за ним ведется слежка, а телефон прослушивается.

Уже весной Долматов стал усиленно заниматься английским, записался на курсы. Матери он сказал, что подумывает уволиться с предприятия и поискать работу в Москве.

Но последней каплей стали митинг на Болотной площади 6 мая и аресты, которые за ним последовали. По признанию самого Долматова, на Болотной он «не был самым мирным», пытался отбивать людей у ОМОНа, в результате был задержан одним из первых. В конце мая он перебрался жить к знакомым — опасался, что за ним придут, начал оформлять голландскую визу. В Голландии он до этого был несколько раз туристом, страна ему нравилась, и он был уверен: в этой стране соблюдение прав человека — не пустой звук. 8 июня он получил визу и уже 9-го вылетел в Амстердам с пересадкой в Киеве. 10 июня у него дома прошел обыск, в ходе которого изъяли системный блок компьютера. Однако Людмила Николаевна ни протокола обыска, ни каких-то других бумаг так по сию пору и не получила.

Страх

Первые несколько месяцев своего пребывания в Голландии Долматов был вполне доволен жизнью или, во всяком случае, пытался в том убедить мать, которой он звонил каждый день, а то и по нескольку раз в день. Подробно рассказывал о своей жизни в центре для беженцев в городке Гравендиил, расположенном в 100 км от Роттердама: что покупает на обед, как готовит, как катается по городу на велосипеде, как стал регулярно ходить в церковь. Очень переживал, что оставил мать совсем одну. Говорил, что никогда бы не уехал из России, если бы его не преследовали. О том, как проходит процедура получения статуса беженца, не распространялся, но не сомневался, что Департамент иммиграции и натурализации министерства безопасности и юстиции Нидерландов (далее — IND) позволит ему остаться в стране. С друзьями общался мало — предпочитал чат в скайпе.

И вдруг Долматова как подменили. Об этом The New Times рассказал его голландский адвокат Марк Вингарден (с защитником ему помогла европейская правозащитная организация United, оказывающая помощь беженцам): «Это случилось 15 ноября. Он сказал, что больше не хочет говорить об агентах ФСБ и вообще о русских спецслужбах. Свою новую позицию он объяснил «более глубоким пониманием ситуации». Но до этого он сам охотно рассказывал детали, называл фамилии офицеров ФСБ, которые давили на него и пытались завербовать. Я спросил его, что случилось, не выходил ли на него кто-либо, может быть, кто-нибудь ему угрожал. Он отнекивался и при этом прятал глаза, избегал зрительного контакта. Это была разительная перемена: раньше он был боец, он готов был бороться. Короче, с ним явно что-то произошло».

Фамилии офицеров ФСБ адвокат назвать отказался: «еще не время», но сказал, что это были люди как с работы Долматова, так и никак с ней не связанные.

Адвокат подтвердил, что Долматова пытались вербовать с целью получения информации о его «политических друзьях», но от сотрудничества с чекистами он отказался. Могли ли сотрудники ФСБ найти Долматова в Голландии? Вингарден ответил: «У меня есть такое подозрение, но он сам его ни разу не подтвердил». На аналогичный вопрос о голландских спецслужбах адвокат сообщил, что предупреждал своего клиента, что они им могут заинтересоваться: «Я ему сказал, чтобы он не верил их историям и ему следует тут же связаться со мной».

„

14 декабря IND отказал Долматову в предоставлении политического убежища. Основания? Чиновники решили, что риск для Долматова на родине невелик — штраф 500 руб. — на такую сумму его штрафовали за «Стратегию 31». «Я предоставил им информацию о том, что с тех пор русские законы, касающиеся уличных демонстраций, ужесточили. Также я сообщил, что по делу о беспорядках на Болотной площади 6 мая арестованы и находятся в тюрьме люди, — говорит Вингарден. — Они просто нашли причину для отказа. Это обычная практика IND. Они всегда стараются отказать всем, кому возможно».

Вингарден уверен, что у Долматова были очень высокие шансы добиться успеха на апелляции, потому что эта процедура предполагает уже судебное разбирательство и более детальный подход к делу. Но с 14 декабря его клиент пропал — он не явился на встречу, в ходе которой предполагалось обсудить подачу апелляции, и с тех пор ни разу не ответил на звонки, сообщения по электронной почте и СМС. Ни матери, ни друзьям Долматов об отказе в политубежище не сообщил. Стал значительно реже звонить матери, перестал выходить на связь с друзьями, удалил свои страницы в Facebook и ВКонтакте — лишь через «Одноклассников» поздравил с Новым годом брата.

«Во второй половине декабря он стал говорить: «Можно я домой приеду? Я русский человек, я должен жить в России». Я отвечала: «Саша, ни за что. Нельзя. Ты приедешь, тебя схватят, скрутят. А он все повторял: «Я домой хочу, я хочу домой», — рассказывает Людмила Николаевна. — Потом он мне как-то сказал: «Давай, мам, пореже мне звони. Так будет лучше». Я решила, что это по денежным соображениям».

Повестки в суд, которые приходили на домашний адрес Долматова после протестных акций	То, что осталось от системного блока компьютера после обыска на квартире у Долматова 10 июня

Последние дни

6 января Людмила Николаевна была у родственников в городке Сафоново: пошла в церковь, поставила несколько свечей «за здравие» сына и потом решила ему позвонить. Александр ответил что-то невнятное и быстро закончил разговор. Она решила позвонить еще раз, но он уже не брал трубку.

7 января мать звонила ему весь день. Ответил он лишь вечером. «Был в сонном состоянии, говорил, что спит. Во время нашего разговора к нему в комнату кто-то зашел и громко что-то сказал — я не поняла, по-русски или нет. Я спрашиваю: «Кто это?» А он говорит: «Да это иранец, сосед мой». Про этого соседа он мне раньше рассказывал, но голоса его я никогда не слышала. Мне интуитивно показалось, что что-то не так», — говорит она. 8 и 9 января на звонки Долматов не отвечал.

8 января, по данным корреспондента голландской газеты NRC Handelsblad Хуберта Смитса, Долматов впервые не отметился, как положено, в центре для беженцев в Гравендииле.

10 января Долматов ответил на телефонный звонок мамы. «Я говорю: «Саша, ты что? Ты почему не берешь трубку?» А он молчит и вдруг опять говорит: «Я спать хочу». Я спрашиваю: «Саша, разве можно столько спать? День спишь, два спишь, три». Он говорит: «Я понял». Я спрашиваю: «Ты кушал?» А он уже все, не отвечает — как будто уснул. Я так испугалась. Может быть, пичкали его там чем-то». Единственное, что сообщил Долматов матери в ходе этого разговора, что последние дни у него якобы был сломан телефон. И это был последний раз, когда она говорила с сыном.

11 января его адвокат Марк Вингарден подал апелляцию на отказ в предоставлении политического убежища. В тот же день она была зарегистрирована.

13 января Долматов отметился в центре для беженцев. Где он находился в течение пяти дней — неизвестно. Позже, в этот же день, он позвонил в полицию и сообщил, что совершил что-то ужасное — причинил вред/боль то ли себе, то ли кому-то еще.

Дословное содержание разговора Долматова с полицейскими не знает никто, включая его адвоката. Пытался ли он в тот день покончить жизнь самоубийством, как уже не раз сообщалось в прессе, тоже доподлинно неизвестно. Прибывшие полицейские не нашли подтверждения словам Долматова, но нашли его в «плохом состоянии»: под алкоголем, лекарствами или просто в психологически тяжелом состоянии — неизвестно. Узнав, что Долматову отказали в предоставлении политического убежища, полицейские отвезли его в участок города Дордрехт (22 км от Роттердама).

14 января его посетил врач, который отметил, что психическое состояние Долматова в норме и нет причин удерживать его дальше. Однако поскольку в компьютере он значился как человек, которому отказано в праве остаться в Голландии и он должен быть депортирован, на свободу его не выпустили, пригласили дежурного адвоката — Х.У.Ф. Кларенаара. С ним связаться The New Times не удалось.

В тот же день адвокат Вингарден получил подтверждение, что апелляция принята. Где в это время находился его клиент, он не знал.

16 января полиция отвезла Долматова в депортационный центр, расположенный в аэропорту Роттердама. На часах было 20.30. Через полчаса он отправил две СМС своей голландской знакомой Марине. Сообщения, набранные латиницей, были следующего содержания: «Я в тюрьме в Роттердаме, НУЖЕН АДВОКАТ» и «через 30» (возможно, речь шла о минутах). Его поместили в отделение для людей со склонностью к суициду, в отдельную камеру. На ночь его оставили одного, закрыв дверь снаружи.

17 января, в 7 часов утра, его нашли мертвым. Долматов повесился, оставив предсмертную записку, в которой называл себя «предателем» («предал честного человека, предал безопасность Родины») и которая показалась весьма странной и его матери, и друзьям, и адвокату. «Такие прощальные записки люди, сводящие счеты с жизнью, не пишут», — сказал The New Times Марк Вингарден. О несчастье он узнал от сотрудников депортационного центра. Что произошло ночью в камере, что использовал Долматов для самоубийства — полиция Нидерландов обещает, что подробный отчет появится только месяца через два. Тело Александра Долматова привезут в Россию недели через две: бюрократическая волынка требует оформления и перевода на русский кучи бумаг. Доставку гроба до аэропорта в Москве оплатят тюремные власти Нидерландов. В самой Голландии начато аж четыре расследования. Вопрос главный: что случилось с Александром Долматовым в те пять дней января, когда его никто не мог найти, с кем он встречался и кто убедил его в том, что смерть — единственный для него выход?

фотографии: Евгений Фельдман, Ксения Жихарева, s.gravendeel.net, dji.nl