По ту сторону Чавеса

Уго Чавес до сих пор не похоронен. 15 марта его тело в закрытом гробу поместили в Музей революции, покуда Национальная ассамблея будет решать — можно ли захоронить Команданте в Пантеоне рядом с национальным героем Венесуэлы Симоном Боливаром, по закону сюда можно попасть лишь через 25 лет после смерти. Однако именно на этой чести настаивает преемник президента Николас Мадуро, по первой профессии — водитель автобуса, которого Чавес произвел в министры внутренних дел, а под конец жизни назвал и своим политическим наследником. Он же сообщил миру, что именно Чавес выхлопотал на небесах Святой престол для латиноамериканца, и ему же принадлежит гипотеза, что ненавистные янки заразили Чавеса раком. О том же сообщили миру президент Боливии Эво Моралес, президент Ирана Махмуд Ахмадинежад, а также российские политики Геннадий Зюганов и Владимир Жириновский.

Впрочем, официальной версией смерти президента Венесуэлы стал сердечный приступ. Об этом заявил глава президентской гвардии Хосе Орнелла, находившийся в момент смерти рядом с президентом. Почему именно он принял последний вздох Команданте, так и осталось неясным. Как неясно и когда все-таки не стало Чавеса: смерть наступила примерно в 16.30, к нации Мадуро обращался уже в 17.00. Вот так споренько. Лидер оппозиции Энрике Каприлес, как и ожидалось, обвинил правительство в сокрытии сведений о смерти президента: «Кто знает, когда и от чего он на самом деле умер».

На телеэкранах тут же началась вакханалия объяснений в любви ушедшему президенту. В принципе, в разных вариациях повторялись две формулировки, выписанные под портретами Команданте на десятках тысяч заборов и стен: «Чавес — это сердце родины» и «Чавес — это великая миссия для мира». Но самым трепетным стало выступление министра энергетики Рафаэля Рамиреса, заверившего, что государственная нефтяная компания PDVSA и один из крупнейших в мире НПЗ Paraguana Refining Center работают в нормальном режиме и поставки топлива на внутренний рынок гарантированы. Это и есть, по мнению министра, верность заветам вождя. Впрочем, охрана нефтяных месторождений и НПЗ была удвоена.

На следующий день после смерти Чавеса в стране объявили «сухой закон», запрещающий продажу и употребление любого алкоголя, в том числе и пива. Даже на пляжах дорогих отелей подавали лишь прохладительные напитки (пляжи — народная собственность).

Большинство крупных магазинов и супермаркетов сразу же закрылись до конца траурных дней, потому что прошел слух, что могут отменить раздачу продовольствия и беднота пойдет грабить. На улицы были выведены военные.

Церемония прощания была на удивление сумбурной. Когда гвардейцы брали на караул при вносе гроба в здание Военной академии, перед ними шастали какие-то люди с рюкзаками и фотокамерами. Один из них столкнулся с гвардейцем, несущим на вытянутых руках парадный меч Чавеса, и гвардеец едва не упал. Несущие гроб соратники (среди них почему-то не было Мадуро) были одеты кто в парадную, кто в полевую форму с короткими рукавами. По знаку некоего невзрачного лица кто-то из них вдруг выходил из-под гроба и место занимал другой. И все это на ходу.

Вскоре возникла идея бальзамирования, потом хрустального саркофага, потом вечного упокоения в Музее революции или в специально отстроенном мавзолее, продление траура на неделю, потому что народ, мол, не успел проститься, пока наконец не было объявлено, что бальзамировать слишком поздно.

— Вот, посмотри, — говорит Антонио Димас, преподаватель немецкого в Университете Каракаса, указывая на группу женщин в цветастых одеждах. — Я их вижу уже в третий раз. Они из трущоб. Им сказали: «Не будете ходить прощаться, не получите очередной продовольственный набор. Вот они и ходят плакать». Как и полагается, людей к телу Чавеса доставляли автобусами, что не значит, конечно, что его кончина не тронула сердец миллионов венесуэльцев.

В Венесуэле отношения народа и власти только на первый взгляд кажутся простыми. «Провозгласив себя президентом бедных, Чавес открыл шлюзы безудержной люмпенизации населения», — заявил The New Times директор Центра экономики при Университете Буэнос-Айреса Даниэль Хойос, который в эти дни находился с лекциями в Каракасе. Возможность даже призрачного достатка беднота связывает только с его именем. Те самые продовольственные пакеты, за которые плачут плакальщицы, — только вершина айсберга. В шестимиллионном Каракасе примерно треть жителей живет в барриос — трущобах на склонах холмов вокруг города. Барриос «Петаре», «23 Января», «Магальяна де Катай» — самые крупные. В одном «Петаре» проживает больше миллиона человек. В последние годы Чавес создавал в барриос нечто вроде «комитетов бедноты». Они напрямую получали деньги из бюджета, минуя бюрократический аппарат, — это и привело к бешеной популярности президента. И гигантскому воровству. Ибо во главе комитетов нередко стояли люди с весьма сомнительным прошлым и настоящим. Корреспонденту The New Times удалось поговорить с одним из «комитетчиков» — Хулио Гомесом, который пришел на встречу с пистолетом в заднем кармане шорт. «Видел напротив отеля Melea на стене дома портреты нашего Чавеса и его друга Лукашенко? — рассказывал ехидно Хулио. — Так вот, Лукашенко поставил в Венесуэлу разборные деревянные дома. Их бесплатно отдали жителям трущоб, но те быстро продали их нашим же людям, а сами вернулись в барриос. Мы же перепродали дома и неплохо заработали».

Пользуясь нефтяной манной, правительство Чавеса — надо отдать ему должное — развернуло самую щедрую в Латинской Америке социальную политику. И добилось немалых результатов. Национальная нефтяная компания PDVSA за последние 13 лет перечислила на социальные программы $123,7 млрд, только в 2011 году эта сумма составила $39,6 млрд. Правда, нефтяники не вкладывают ни в развитие, ни в модернизацию производства, так что добыча нефти сократилась с 3,2 млн баррелей в 2005 году до 2,7 млн в 2011-м. Зато количество венесуэльцев, живущих за чертой бедности, с 20,3% в 1998 году упало до 7% в 2011-м, детская смертность уменьшилась вдвое. Чавесом была открыта сеть магазинов по продаже предметов первой необходимости «Меркаль». Цены здесь почти на 40% ниже, чем в обычных магазинах. И это притом, что 80 % продовольствия импортируется. Продукты по распределению составляют примерно 40 % национального товарного рынка, многие поставки зачастую контролируются все теми же «комитетами бедноты».

Бензин в Венесуэле покупают не на литры — на баки. И его точную цену определить трудно: где-то от 200 до 250 литров за доллар. При этом подержанные машины ввозить запрещено, так что страна ездит на развалюхах 60–70-х годов.

Авиабилеты тоже очень дешевы: 500–600 километров — долларов тридцать, если считать по неофициальному курсу. Но почти ни один самолет не отправляется по расписанию. Задержки достигают пяти часов, а то и больше. Авиакомпании ждут «наполняемости», если ее нет, то рейс вообще отменяется. А потому туристический бизнес практически не работает: все отдано на откуп местным властям, которые и так получают деньги из бюджета.

«Социальные программы — неизбывный источник преступности», — объяснил The New Times координатор «Венесуэльского наблюдательного совета за насилием» (OVV) Роберто Брисеньо Леон, сказавший однажды, что все минувшие 12 лет правительство сознательно проводило политику под лозунгом «Не делать ничего против преступности». И это похоже на правду: например, до известных событий в тюрьме «Родео», когда заключенные 27 дней держали тюрьму в своих руках, а при подавлении бунта погибло более 30 человек, среди заключенных свободно ходило оружие, даже автоматическое.

С приходом Уго Чавеса к власти в Венесуэле начался настоящий криминальный разгул. Если в 1998 году там было убито 4500 человек, то в 2012-м — уже более 21 тыс., при этом 92% убийств совершается из огнестрельного оружия и 91% убийств не раскрывается. По данным OVV, Венесуэла стоит на втором месте по убийствам после Гондураса — в год здесь гибнут 73 человека на 100 тыс. жителей (в Гондурасе — 85,5 на 100 тыс.). При этом Каракас стал самой опасной столицей планеты — здесь в 2012 году было убито 122 человека на 100 тыс. жителей. Процент раскрываемости грабежей и краж приближается к нулю, практически не расследуются дела о похищениях людей (около 17 тыс. в год): пострадавшие и их семьи просто боятся писать заявления в полицию, которая сама часто связана с бандитами, тем более похищенных все же стараются не убивать, а возвращать за выкуп. Причем похищают не только богатых: «экспресс-похищения» стали настоящим бичом и бедных кварталов.

Одна из главных причин развернувшейся анархии — «перестройка» работы полиции. Уго Чавес считал, что главная функция полиции — воспитательная и профилактическая, а не репрессивная. В общем, полиция стала как бы социально близкой ребятам из барриос. Вывод: «Вечером по городу лучше ездить быстро и на светофорах не останавливаться, — учила меня местный гид Патриция Эрнандес. — Дорогие часы не носить, драгоценностей не надевать, в одиночку не ходить, подозрительных девок не снимать».

Дней за десять до смерти Чавеса официальный курс боливара упал на два процента до 8,3 боливара за доллар. Однако даже на официальных сайтах предупреждают: не расплачивайтесь кредитками и не меняйте в официальных обменниках, ибо это чистый грабеж. Реальный курс у перекупщиков — не менее 21 боливара за доллар, а меняют втихаря все — от таксистов до гидов и сутенеров.

Двойная валюта рождает и параллельную экономику. Минимальная зарплата в стране составляет примерно $170, но при этом пособие по безработице и бедности — около $300. Правда, по официальному курсу. Разумеется, вовсе не работать гораздо интереснее. Сегодня даже на нефтяных промыслах работает много иностранцев — чилийцев, аргентинцев, бразильцев. Такая же картина и в горнодобывающей отрасли. Официальный уровень безработицы в стране составляет 7–8%, но ему не верят даже сами власти: в реальности среди бедноты в трущобах не работают 70–80%.

Вдоль дорог стоит заброшенная техника, лежат ржавеющие трубы. Количество незавершенных строек — немыслимо. Только во время поездки по региону вокруг Каракаса я насчитал свыше двух сотен замороженных объектов. Между тем многие дороги даже в глухих местах освещаются на десятки километров. У общественных зданий в Каракасе подсветка горит круглые сутки: электричество тут не экономят.

Выборы президента назначены на 14 апреля, предвыборная кампания должна пройти 2–11 апреля. Но предвыборная борьба началась в Венесуэле задолго до смерти лидера нации. Прерывая даже столь любимые Чавесом бейсбольные матчи, в эфир ежедневно выходит десятиминутная пропагандистская программа «Венесуэла на марше» с одним и тем же героем — провозглашенным наследником Николасом Мадуро. Вот он встречается с деятелями культуры, вот презентует компакт-диск с выступлениями Чавеса, вот — красную книжку с его речами, вот он в больнице беседует с пациенткой, вот вручает ключи от новых квартир. Воля покойного Чавеса, возложившего исполнение президентских обязанностей на своего зама в нарушение Конституции (их должен был бы исполнять председатель Национальной ассамблеи Диосдадо Кабельо), стоит выше закона. Поэтому во избежание волнений Чавеса стараются обожествить еще сильнее. Да и семья покойного подтягивается: своим вице-президентом Мадуро назначил зятя Команданте, министра образования Хорхе Арреаза.

Жизнь в Каракасе тем временем идет, как написал публицист Петер Бургхард, по все тому же «сюрреалистическому образцу». От запрета на продажу алкоголя власти, к примеру, решили отказаться, но ввели новое правило, предписывающее в выходные дни продавать в одни руки не менее трех литров любого алкогольного напитка. Хочешь ли ты пива или рома — одну бутылку тебе не продадут, только три литра. А буквально за несколько дней до смерти Чавеса в аэропортах ввели «выездной сбор» в размере 95 боливаров — по официальному курсу почти $12. Что интересно — квитанций никому не выдали.

Хана Микес, сотрудница каракасского отеля «Авила», построенного, кстати, еще Нельсоном Рокфеллером в 1942 году, перед самым моим отлетом так прокомментировала уход Чавеса: «Жили с ним, проживем и без него».

И то правда.