Сводки с войны

Замерли. Ждем. Слова, от которых внутри все сжимается и ты правда забываешь, вдыхал ты за последнюю минуту хоть раз или нет.

Три часа ночи, я пишу эту заметку, которая начиналась совсем иначе и была даже немного о другом. Но девятилетняя Даша Малышева спутала мне все слова, заставила учиться дышать заново. Бабушка Даши разорвет мне сердце плачем в трубке, а я буду говорить спокойно: мы ее найдем. Мы найдем ее. И верить самой себе. И Даша найдется, живая и здоровая. А мы наконец-то втянем воздух в легкие и провалимся в сон, на всякий случай положив фонарь рядом с подушкой.

Так и живем. Как сводки с войны. Найден, жив. Найден, погиб. И эта «война» выкашивает людей не хуже заразной болезни. А все как будто слепые, не видят, не хотят знать. Пока в их дом не придет «война».

Вопреки дурацкому убеждению, что волонтеры — сплошные оппозиционеры, я не верю, что проблема пропавших детей станет менее острой с другой властью. Проблема — в головах. В головах взрослых, будь они кремлевские, белоленточные или любые другие. Множество взрослых за сутки прошло мимо девочки-инвалида, которая ходила по своему району не в силах найти дорогу домой. Была зима. Девочке сильно повезло, ее нашли раньше, чем она успела замерзнуть насмерть.

Все те же взрослые видят, как ребенок бежит к чужой машине, а потом пропадает. И эти же взрослые потом не в силах пойти в полицию и рассказать, что именно они видели. Взрослые каждый день проходят мимо чужой беды. Но хуже слепого взрослого может быть только слепой взрослый во власти.

«Мы детей спасаем, а вы их убиваете», — говорю недавно одному из депутатов, яростно защищающему принятый запрет об усыновлении детей американцами. Не слышит. И разница между нами в том, что он, как и другие депутаты и чиновники, может себе позволить не слышать. Не слышать, например, про «тюремную» болезнь туберкулез у тех, кто сбегает из интернатов в Подмосковье. Такое ощущение, что в головах у депутатов и чиновников сломанные слуховые аппараты разных моделей. Потому что, когда докричаться получается, через некоторое время даже жалеешь, что вообще открыл рот.

Крымск. Неделю просим, требуем, кричим — поставьте душ в поле, где лагерь. Вы с ума сошли, жара страшная, инфекция будет, так нельзя! Кивают. Но душ не ставят. А потом ярый депутат Максим Мищенко скажет свое знаменитое и брезгливое: вам там что, джакузи надо было поставить? А потом станет еще хуже, в недрах Совета Федерации родится законопроект о волонтерах. Мол, без душа плохо было там в жару в Крымске? Подпишите вот тут и вот здесь. Подписали? Поздравляю, вот теперь вы волонтеры, а не просто какие-то люди непонятные. Вот вам льготы, книжечки, бонусы, душ и лопаты. И плевать, что этими лопатами мы закопаем все волонтерское движение. Плевать, потому что мы привыкли так решать проблемы. И докладывать потом будет не стыдно. Вон сколько волонтеров! И все помогают государству. И опять плевать, что людям-то теперь никто не поможет.

Наверное, все и каждый, кто занимается помощью людям, не хотят понимать, что эта конкретная проблема не волнует все человечество в целом. И я не понимаю. И понимать не хочу. Для меня ситуация, когда я везу поездом ориентировки на десятилетнюю девочку из Москвы в Брянскую область, это какая-то нелепая, дикая ситуация. На Брянщине выборы. И все типографии забиты заказами на предвыборную агитацию, ориентировки попросту негде печатать. Мы просим, обращаемся ко всем без исключения партиям и кандидатам, но все без толку. А в это время люди в модной студии с розовыми микрофонами гордо рассказывают, что они «не сливали протест», а вон те справа, слева и сбоку совершенно точно его «слили». И я смотрю на все эти плашки под именами «огородник», «петанкист» и хочу рассказать этим людям, как живут в городе Дятьково. Как местные жители кивают в сторону заколоченного дома и говорят, что живет там Пестель. Почему Пестель? Так сидел же. Ну типа как декабрист. За что сидел? Да вроде за преступление против ребенка. А чего дом заколоченный? Не знаем, но дети туда часто ходят, сигареты там продает Пестель поштучно. Розовые микрофоны и слитый протест. Туше.

Мы назвали выставку, которую открыли на «Винзаводе» в Москве, «Мелочи». И мне хочется, чтобы эти мелочи увидел каждый взрослый. И может быть, нам не придется учиться жить заново после каждого услышанного: «Найден. Погиб».