Верность

Он из тех, кто не боялся быть в меньшинстве. Хотя принадлежал к поколению, приученному ходить строем и в ногу, поколению, нафаршированному идеологией и лозунгами. Сказать «нет», когда все говорят «да», не поднимать руки среди леса взмывающих рук, отказаться ставить подпись там, где до тебя подписали тысячи — любое отклонение от нормы большинства ставило тебя в ряд неблагонадежных, в лучшем случае так.

Он из тех, кто прорывался к правде сквозь трескотню партийных съездов и бравурные марши трудовых побед и физкультурных парадов. Он из тех, кто вместе с миллионами соотечественников молился на тирана, не замечая ни черных воронков, ни исчезающих в них людей. Он из тех, кто мальчишкой ушел на войну и с гордостью повторял потом всю жизнь: «Я — пехота! Понимаете? Пехота!»

Война не отпускала его до самых последних минут. 9 Мая — священный праздник, чарка водки, парад, продзаказы, встречи на площади… Но он всегда знал настоящую цену этой победы и потому свой первый фильм «Верность» посвятил памяти своего товарища, погибшего от снайперской пули в самом конце войны. Он из тех лейтенантов, про которых писал Михаил Кульчицкий: «Я раньше думал: «лейтенант» звучит вот так: налейте нам!» Про войну скажет — «счастливое время». Кто может так сказать? Тот, кто там был. Увидев человека с кинокамерой там, на фронте, поклялся себе — если буду жив, стану снимать кино. И стал.

У него удивительный, абсолютно отдельный взгляд на мир и людей в нем. Он находил поэзию и радость там, где, казалось бы, им совсем не место.

Он умел услышать мелодию, музыку там, где другие слышали только грохот и мат. И его музыка всегда побеждала.

Он из тех, про кого не скажешь — успешный, востребованный, всенародно любимый. Вообще понятие «успех» к нему неприменимо. Потому что каждую свою картину он доставал из себя, из своего сердца, из своего личного опыта, не стараясь никому угодить. Самовлюбленность, самолюбование, самоупоение — это все не про него. Так, кажется, до конца сам и не понял, какого масштаба и глубины этот художник — Петр Тодоровский. Все посмеивался, подшучивал над собой, не стеснялся признаваться публично: «Я режиссер неровный». «Народное» кино снял один-единственный раз — советский массовый зритель в основном знает его как автора «Интердевочки». Сам же он к этой работе относился с большой долей иронии и среди главных своих картин называл четыре: «Верность», «Военно-полевой роман», «Анкор, еще анкор!» и «Какая чудная игра». За каждую из них получал по полной программе — очернительство, фальсификация, глумление над советской историей. А он эту историю проживал сам, лично, и оттого все подметные письма и доносы в свой адрес воспринимал так, как и его герои: испытывая горькое чувство стыда. За страну, за людей, за время, искалечившее и людей, и страну.

Его последний фильм был самым жестким и самым спорным: «Риорита» — это история монстра, имя которому — «настоящий советский человек», побочный продукт выведения той самой великой общности. Сексот, провокатор, доносчик, палач, завистник и трус. Этот приговор ему не простили — фильм в прокат так и не вышел, был показан по телевидению, получил весьма сдержанную оценку критики и очередную порцию негодования от фальшивых ветеранов и фальшивых патриотов.

Эту картину — так непохожую на его прежние, наполненные светом и надеждой — нам еще предстоит оценить, поскольку для него она была самой болезненной, самой личностной, самой трудной. «Память о пережитых страхах» — ее первоначальное название, именно такую надпись на фото оставил ему фронтовой товарищ. Так и написал другу Пете на обороте карточки, на которой изображен бравый лейтенант Советской армии: «На память о пережитых страхах».

У него замечательная семья — жена Мира, красавица, муза, боец, защитник, продюсер и режиссер. Сын Валерий, предмет особой гордости, режиссер, красавец, боец. У него замечательные друзья, многие из которых ушли из жизни… Теперь и он вернулся в свой круг, в свой ближний круг — где гитара, вальсок, стихи Шпаликова, переборы Окуджавы и улыбка Зямы Гердта. Петр Ефимыч прожил счастливую, честную, мужественную жизнь. И пусть он знает, что мы об этом знаем.