«Дело «Кировлеса»: девять дней одного процесса

Что показывает судебный процесс над Навальным? Возможно, непрофессионалам, следящим за судебными слушаниями в Кирове, кажется, что там происходит что-то абсурдное и не имеющее отношения к праву. Для юристов же происходящее является более понятным и логичным. Специалисты, знающие формальные правила, по которым движется процесс, не удивляются тому, что бросается в глаза обывателям.

Здесь стоит сделать первое и самое важное отступление. Юристы в вопросе о «деле Навального» делятся на три группы: те, кто считает обвинение Навальному обоснованным, те, кто считает, что состав преступления есть, «но какой-то другой», и те, кто считает, что никакого преступления в действиях, совершенных Навальным, нет.

Для любого заинтересованного наблюдателя важно понять несколько вещей.

Первое: есть некоторые действия, которые Навальный совершил (или не совершил). По версии обвинения, действия таковы: использовав статус советника губернатора, он вынудил лесхозы «Кировлеса» отгружать лес фирмам, которые имели договоры с ООО «ВЛК»**, и условия отгрузки для лесхозов были (возможно) менее выгодные, чем могли бы быть.

Второе: как эти действия квалифицировать — то есть признаются ли такие действия Уголовным кодексом России (УК РФ) как запрещенные, и если да, то какой именно статьей УК РФ? Разделение между юристами в оценке действий Навального происходит большей частью по этому второму вопросу. Сама дискуссия слишком долгая, но в целом сводится к тому, что если допустить, что контракт был заведомо невыгодным, то был ли переданный по нему лес похищен? Или все-таки был продан? Позиция обвинения: подсудимый совершил растрату, позиция защиты: это обыкновенная предпринимательская деятельность, к которой Навальный даже особо и не имел отношения, — невиновен.

Все, что есть в материалах дела важного для стороны обвинения, в кратком виде изложено в обвинительном заключении (по закону обвиняемые должны защищаться только от тех доказательств, которые изложены в обвинительном заключении. Эти доказательства должны подтверждать фактически совершенные действия).

Порядок российского уголовного процесса таков: следователи собрали показания свидетелей, документы, результаты прослушивания телефонных переговоров. Затем они описали действия, которые, по их мнению, совершил Навальный и К, и дали свою оценку этому — в виде квалификации действий обвиняемых как растраты. Прокуратура согласилась с этой оценкой, прокурор утвердил обвинительное заключение, и теперь его подчиненные — два государственных обвинителя — поддерживают позицию следствия. Позиция самого Навального и его защитников до начала суда была высказана на допросе в качестве обвиняемого и в ходатайствах, поданных стороной защиты следствию. По мнению обвинения, она (эта позиция) не создавала никаких препятствий для направления дела в суд. В суде-то процесс и должен стать состязательным.

Рассматривая дело, суд оценивает доказательства сторон. В самом начале устанавливается порядок исследования этих доказательств. Первыми их представляет сторона обвинения, подсудимые могут давать показания в любой момент, затем наступит очередь защитников. Если на следствии следователи могли скрывать: кто допрошен как свидетель, какие показания дал, какие иные доказательства собраны, то сейчас сторона защиты знает все, что есть в деле. Теперь состязательность сторон перед судом обеспечивается тем, что обвинители обязаны представить каждого свидетеля в суд, а сторона защиты может им задать свои вопросы.

Даже в тех процессах, где обвиняемые не признают вины (как и в этом процессе), действия государственных обвинителей состоят в том, чтобы в суде прозвучали все доказательства, изложенные в обвинительном заключении. И желательно, чтобы свидетели, давая показания в суде, не отступали от того, что они уже говорили на следствии. Идеально для обвинителя было бы зачитать вслух все необходимые документы и показания и тем самым соблюсти гласность судебного разбирательства. Но так как среди принципов современного суда есть и состязательность — приходится все-таки приводить свидетелей в суд.

Так что все, что мы видели в Кирове до сих пор, — это традиционный этап судебной части процесса. Пришел свидетель — допросили, он/она не помнит или что-то рассказывает чуть иначе — огласили показания, данные на следствии. Главная задача обвинителя — добиться, чтобы от свидетеля прозвучало: «Раньше помнил лучше, подтверждаю показания, данные на предварительном следствии». Это дает возможность использовать протоколы допросов для написания приговора без всяких оговорок. Чуть сложнее, если свидетель откажется от этих показаний, но и в этом случае у судьи есть возможность использовать более ранние показания. Как мы видим, в ходе процесса гособвинители своей цели достигают — показания почти всех свидетелей оглашаются. И они их подтверждают.

Когда защита говорит, что свидетели обвинения стали свидетелями защиты, это — тактический ход защиты.

Показания свидетелей обвинения, которые защиту явно радуют, можно сгруппировать так:

1. Большинство свидетелей не были знакомы с Навальным.

Но, по мнению стороны обвинения, не от всех это требуется. Показаний Опалева*** и Бастрыгиной**** для доказательства вины подсудимых вполне достаточно. Собственно Навального обвиняют в организации растраты, совершенной Опалевым, то есть непосредственных действий Навального или Офицерова в отношении директоров лесхоза доказывать и не надо.

2. Договор о поставке леса носил не безвозмездный характер (то есть за лес все-таки платили, а не просто похитили).

Однако не компетенция свидетелей отвечать на вопрос: считать ли такой договор нормальным соглашением или прикрытием для растраты. Обвинение ждет от свидетелей, что они подтвердят: какую-то (а именно перечисленную в обвинении) продукцию они ВЛК отгрузили. Является ли такой договор растратой или нет — оценит сам судья.

3. Навальный не причинил ущерба «Кировлесу» своими действиями.

Но это тоже оценочная категория, обосновать которую в приговоре суд вполне сможет другими доказательствами, а ответы допрошенных свидетелей, если захочет, сможет расценить как их недостаточную информированность или личное мнение.

То есть на самом деле защита радуется рано. Здесь важно подчеркнуть: то, что происходит в зале суда, для судьи не является неожиданностью. Ведь уже получая уголовное дело, он знакомится с позицией следствия и прокуратуры. И — можно предположить — прочитав обвинительное заключение, он уже формирует свое отношение к обвинению. И именно тогда он решает: согласен ли он с тем, что действия, описанные в обвинении, подпадают под ту статью Уголовного кодекса, которая вменена.

Правда, в ходе судебного процесса у судьи могут появиться сомнения: а были ли совершены именно эти действия? Тогда-то может поменяться и позиция судьи по квалификации статьи, по которой обвиняются подсудимые. Но такие случаи — редкость. Дел, в которых по приговорам меняется название преступления, но не меняются действия, — гораздо больше, чем те, где судья не соглашается с тем, что факт определенных действий доказан.

Поэтому ничего принципиально нового (отличного от обвинительного заключения) до момента, когда сторона обвинения закончит представлять свои доказательства, ждать не стоит. Но на данный момент для стороннего наблюдателя возникают следующие вопросы.

Что такое преюдиция, о которой сейчас много говорят в связи с процессом, и чем приговор над Опалевым опасен для Навального?*****

Преюдиция состоит в том, что если есть вступившее в законную силу решение другого суда, то установленные предыдущим судом, в другом процессе обстоятельства должны признаваться как факт без дополнительной проверки. Однако такой предыдущий приговор не должен предрешать виновность лица, действия которого суд рассматривает сейчас. Тут закон сталкивается с практикой. В предыдущем приговоре****** написано, что Опалев совершил растрату совместно с «советником губернатора на общественных началах Н.» (Но кто сказал, что речь идет именно об Алексее Навальном?)

Впрочем, опасность даже не в том, что в приговоре по делу Опалева Навальный уже фактически назван соучастником преступления. Этот момент по закону судья как раз может не учитывать. Проблема в другом: в профессиональной среде по делу «Кировлеса» уже сформировалась правоприменительная практика. Судья Блинов уже знает, что его коллега по Ленинскому суду, который рассматривал дело Опалева, а также прокуратура и Следственный комитет считают лесопродукцию, поставленную клиентам «ВЛК», похищенной, а действия Опалева — растратой. И судье Блинову будет довольно сложно эти обстоятельства не учитывать, когда он удалится в совещательную комнату для вынесения приговора.

На последнем заседании защита возражала против оглашения детализации телефонных разговоров Алексея Навального с Петром Офицеровым. А в дальнейшем, вероятно, будет возражать и против оглашения самих прослушек. Обвинению эти прослушки нужны: они подтверждают версию, что Навальный о деятельности «ВЛК» знал и взаимоотношения «Кировлеса» и «ВЛК» с Офицеровым обсуждал. Защита же считает, что это — недопустимые доказательства, добытые с нарушениями закона.

Прослушивание телефонных переговоров строго регламентировано. Должно быть разрешение суда на проведение такого негласного мероприятия, причем преступление, в совершении которого подозревают обвиняемого, должно быть тяжким или особо тяжким (то есть предусматривать лишение свободы на срок более 5 лет). Затем должна быть соблюдена процедура предоставления результатов ОРД (оперативно-розыскной деятельности) следователю, она регламентирована межведомственной инструкцией.

Обычно ничего сложного в соблюдении этой процедуры нет: оперативникам нужно лишь оформить довольно большой пакет документов. Возможно, по делу Навального оформляли эти документы не слишком добросовестно, без соблюдения всех требований, могли, например, неправильно зарегистрировать входящие и исходящие документы. Защита ссылается на нарушение инструкции, но, не изучив все материалы дела, понять, кто прав в этом споре, сложно. Тут у защиты есть шансы — технические нарушения в современном процессе более опасны для обвинения, чем фактические. Впрочем, на наш взгляд, если защите все-таки удастся исключить прослушки из материалов дела, это не повлияет на ситуацию в целом: то, что Навальный не чужой для компании «ВЛК», — в принципе понятно.*******

Вопрос снова упирается в то, насколько действия Навального нарушали закон.

Когда сторона обвинения закончит оглашать свои доказательства и сторона защиты попросит назначить судебную экономическую экспертизу — какой реальный ущерб был (и был ли) причинен «Кировлесу» в результате поставок через «ВЛК», в процессе наступит интересный поворот.

Здесь есть два варианта. Если судья Блинов согласится с квалификацией таких поставок как «растраты» — смысла в экспертизе для суда нет и в ее проведении защите будет отказано. Судья обоснует свой отказ тем, что имеющейся в деле экспертизы о стоимости леса достаточно. Если же у судьи другое мнение, например, что стоит оценивать только реальный ущерб, нанесенный действиями подсудимых, то будет проведена экспертиза, результаты которой сделают судебные слушания более интересными.

А пока все, что происходит в Кирове, — очень типичный процесс, на котором гособвинители добиваются озвучивания материалов следствия и фраз: «показания подтверждаю».

Если таким он и останется, то квалификация действий Навального и Офицерова как нарушающих закон не изменится. А если вдруг судья проявит смелость и назначит финансовую экспертизу — это выведет процесс из заранее заданной колеи.