«Лучше на коленке, чем на коленях»

Михаил Шац: Эта идея не только наша личная с Таней. Вокруг проекта существует порядка шести-восьми человек. Все они имеют отношение к журналистике, к телевидению. По большей части это люди, пострадавшие ровно так же, как и мы.

Татьяна Лазарева: Звенья одной гребаной цепи**.

Шац: Но мы не можем назвать вам их имена.

Шац: Да, тайное общество. Мы приняли решение, что называем только «лица» этого канала, мы только вдвоем в кадре, и поэтому на все вопросы об этом телевидении отвечаем мы.

Шац: Этот проект, по большому счету, — троллинг большого телевидения. Это попытка отчаявшихся людей сказать, что мы можем делать не хуже, чем вы. И думаю, что в этом смысле мы играем в пародию на правила большого телевидения. А по правилам этого большого телевидения все детали нового проекта не раскрываются: должна быть какая-то тайна. И вот мы решили сделать так же — у нас тоже будет небольшая тайна, мы не скажем, кто вместе с нами это делает. Эти люди частично видны в кадре, они носят титры, крутят туалетную бумагу с новостной лентой***, эти люди есть в студии.

 

Шац: Я не смогу назвать вам имя того человека, который придумал ключевую фразу «Телевидение на коленке».

Лазарева: Кстати, я даже не помню, кто это был.

Шац: Название родилось во время коллективного мозгового штурма. Нам нравилась идея создания некоего телеканала, который будет имитировать большой телеканал и при этом нарочито будет показывать, из какого, извините, дерьма это делается, просто вручную.

Лазарева: Мы с друзьями собирались у нас дома по средам: сидели, болтали, что-то придумывали. Идея сатирической политической передачи очень давно была у всех в головах, но, к сожалению, мы поняли, что даже телеканалу «Дождь» такая передача не нужна. Мы ходили на канал и разговаривали на эту тему. И вот на посиделках у нас дома родилась идея: два телевизионных ведущих садятся у себя на кухне, ставят камеру и работают… мочат режим в какой-то степени.

Шац: Не мочат режим, а играют в телевидение.

Шац: У нас очень простая технология. Мы собираемся за четыре часа до съемок…

Лазарева: Это получается совершенно спонтанно, но каждый раз мы снимаем в разных студиях.

Шац: Офис «телевидения на коленке» находится у меня в багажнике машины.

Лазарева: Там разноцветные кубики, рулон бумаги.

Шац: Нет, ватман. Несколько рулонов туалетной бумаги тоже. Основные расходы нашего телевидения — туалетная бумага. Это самый расходный материал.

Шац: Мы выбираем, как правило, конец недели — это четверг или пятница. У нас нет четкой сетки. В этом и прелесть этого телеканала: он выходит тогда, когда считает нужным. В конце недели мы собираемся и обсуждаем темы, которые нас волнуют. Важными мы считаем темы, какие-то новостные поводы, которые случились на этой неделе. И потом пытаемся придумать из этого что-то смешное. Ролик длится чуть больше двух минут. Две минуты десять секунд, две минуты тридцать…

Шац: Все вместе сидим и придумываем. В съемках участвуют четыре-пять человек.

Шац: Абсолютно. Ярчайший пример — последний выпуск. Он родился за полтора часа. Мы сидели и придумывали совершенно другое.

Лазарева: О выборах мэра, еще был репортаж корреспондента, который едет на поезде по территории дачи Якунина...

Шац: Мы задумали очередной репортаж с процесса в Кирове. И вдруг в 21.50 через твиттер получаем информацию о том, что Владимир Владимирович объявил о разводе. Мы минут пятнадцать потратили на то, чтобы понять, правда это или какой-то очередной троллинг. В 12 ночи мы вошли в студию и сняли программу за час. И в 01.10 мы ее выложили в Сеть. Некоторые люди узнали о разводе Путина из нашего новостного выпуска, что на самом деле и является основной целью этого телеканала.

Лазарева: Если вернуться к началу, то мы думали, что нас посмотрят от силы 10–20 тыс. человек.

Шац: По-моему, все элементарно. Политической сатиры в стране сейчас довольно мало. Есть «Господин хороший» (на «Дожде»), всегда есть Виктор Шендерович и т.д. Просто люди, наверное, ко всему привыкают, им нужны какие-то новые формы. Продолжительность жизни одного телевизионного формата и вообще любого формата сейчас довольно короткая: люди все время требуют чего-то нового. И в этом смысле мы, наверное, просто попали в точку.

Лазарева: Я бы сказала еще про вторую составляющую успеха. Я думаю, что для зрителей важно, что это мы с Мишей — это без всякой ложной скромности… Когда в декабре случилась история с увольнением с СТС, за нас все очень переживали. То есть из телевизионных работников никто никаким образом за нас не вступился, а поддержали люди, которые нас читали в фейсбуке. Это был практически профсоюз. Достаточно приятный сюрприз: люди про нас помнят и сочувствуют. Когда мы появились со своим «телевидением на коленке», думаю, те, кто стал нас смотреть — по сути дела, тот же самый профсоюз, еще удвоенный. Люди обрадовались, что мы вернулись. Даже неважно, что мы матом ругаемся.

Лазарева: Это не СМИ даже.

Шац: Это неполиткорректный канал. Это СМИ против СМИ, то есть против тех СМИ, которые сейчас есть, против ханжества и лицемерия. У меня дети, я все прекрасно понимаю и стараюсь сохранить когда-то заработанный имидж более или менее интеллигентного человека, но позвольте — есть вещи, когда без мата невозможно выразить свою мысль.

Лазарева: Я, правда, тут с тобой не соглашусь, потому что считаю, что таких слов должно быть меньше.

Шац: Короче, мы договорились, что если мы считаем, что в этом месте надо использовать ненормативную лексику, мы будем использовать ненормативную.

Лазарева: Нет.

Шац: Еще раз повторю. В нашей группе есть пять человек, есть ватман, несколько рулонов туалетной бумаги и фломастер, больше у нас ничего нет.

Лазарева: Это хобби.

Шац: Это канал на YouTube, он не должен регистрироваться.

Лазарева: Мы вкладываем в это свои деньги.

Шац: На съемки одной программы мы тратим десять тысяч рублей. Все, что мы тратим, это связано с арендой оборудования, оплатой труда операторов — и все.

Шац: Да. Зона свободного интернета, и ничего больше. Мы просто снимаем. Кто-то называет это блогом, а мы назвали это телевидением. Поэтому у нас нет никакого юридического лица. Мы, конечно, понимаем, что при желании зацепить нас могут, мы же понимаем, где мы живем.

Лазарева: Но это не заставит нас не ругаться матом.

Шац: Да, это скорее принципиальная позиция.

Шац: Самоцензура есть, конечно.

Шац: Мы не знаем. Мы как раз занимаемся экспериментом по определению этого уровня.

Лазарева: Самоцензура, конечно, есть. Когда мы готовили передачу про развод, там были всякие шуточки. И в какой-то момент мы сказали: давайте не скатываться до личных издевок. Все-таки это действительно развод и, на наш взгляд, это трагедия в семье. Разумеется, никто над нами не довлеет, никакого начальства у нас нет, поэтому один из девизов нашего телеканала: у нас нет ничего святого во всех смыслах этого слова.

Шац: Было несколько встреч с яркими представителями телевизионного сообщества, которые в таких странных позах на ухо говорят, что это просто фантастика, весь наш канал в полном составе цитирует, а вы даете нам импульс, смысл и надежду.

Лазарева: Да, это говорят телевизионные люди.

Шац: Часть из них известна всей стране. Очень хорошо.

Лазарева: Пока никаких негативных сигналов конкретно нам не было. После появления последнего ролика пришли боты. То есть когда сотни тысяч людей его посмотрели, похоже, там, выше, уже немножко забеспокоились, напустили каких-то конкретных людишек, которые стали ставить дизлайки.

Шац: Это совсем не людишки, это такая специальная программа. Общее количество просмотров не увеличивается, а количество «не нравится» возрастает. Это говорит о том, что люди, не смотря, ставят «не нравится». Это влияет не на сам ролик, а на его…

Лазарева: Имидж.

Шац: Послушайте, мы как начали внезапно, так можем внезапно и закончить, а потом опять внезапно начать. В этом смысле интернет дает вам какую-то свободу, тем более если вы не вкладываете экономическую составляющую. Это полная ваша свобода. Тут преимущество однозначное, а других преимуществ нет.

Лазарева: Если не считать того, что мы с Михаилом снова стали популярными.

Шац: Какие-то предложения поступают. Когда этот проект неожиданно стал успешным, к нам стали обращаться люди из медиаструктур, в основном связанных с интернетом, потому что это однозначно интернет-проект, ни на одном канале он не должен выходить. Даже если бы канал «Дождь» предложил нам поставить этот проект, мы не поставим, потому что на канале он сразу потеряет… это уже не та степень свободы. Это невозможно даже объяснить, но той степени хулиганства, такого кайфа, который прет от того, что мы делаем в YouTube, на телеканале нельзя достичь, это абсолютно точно. Мы нашли этот формат, и это, на наш взгляд, идеальный формат для ежедневной передачи. У определенной аудитории это должно войти в привычку: почитал «Коммерсант», заглянул на сайт, ну, скажем, «Газета.ру», и посмотрел «Телевидение на коленке», 12-часовой выпуск. Все — получил полную картину происходящего сейчас в стране.

Шац: Для того чтобы так шутить, нашего юмора недостаточно. Для такого проекта нужно много народу.

Лазарева: Но это уже, конечно, не «Телевидение на коленке». Такой формат существует на всех нормальных телевидениях во всех странах.

Шац: За Стюартом стоят десятки человек, которые на него работают, получают приличную зарплату, и все очень довольны друг другом. У нашего проекта пока нет никакой экономической составляющей, у него нет никакого стратегического плана и у него нет всего того, что есть у какого-то нормального телеканала. Пока это просто хобби.

 
Tweet