Михаил Косенко, 1975 г. р.
Арестован 8 июня 2012 г. Содержится в СИЗО-2 «Бутырка».
Обвиняется по ч. 2 ст. 212, ч. 2 ст. 318 УК РФ.
Арест продлен до 22 июля 2013 г.
«Давай разрушим эту тюрьму, здесь этих стен стоять не должно. Так пусть они рухнут, рухнут, рухнут, обветшавшие давно», — этой песней группы «Аркадий Коц» завершился митинг 6 мая 2013 года на Болотной площади. Исполнителю песни Кириллу Медведеву подпевали пять женщин — те, чьи близкие сидят в СИЗО по «Болотному делу». И это был, пожалуй, самый трогательный момент митинга 6 мая. Среди тех, кто пел тогда на сцене, читая по бумажке слова, была и Ксения Косенко, старшая сестра Михаила. Она не видела своего брата уже семь месяцев, с тех пор как начался суд. Несмотря на то что следствие признало Ксению законным представителем Косенко, судья не дает ей свиданий с братом.
«Тюрьма Михаилу противопоказана, — говорит Ксения, — даже для здорового человека это — стресс, тем более для него. Он инвалид второй группы по психическому заболеванию». В июле 2012 года врачи Института имени Сербского признали, что брат Ксении представляет опасность для окружающих и нуждается в принудительном лечении. Если суд признает Косенко невменяемым, то его могут поместить в больницу на многие годы.
Старшая сестра Михаила Косенко Ксения. Вместе с адвокатами она защищает его в суде
Жертва дедовщины
«Мы среднестатистическая российская семья. У нас в роду никогда не было ни диссидентов, ни инакомыслящих. Мама — художник-шрифтовик, папа работал строителем. После папиной смерти мама переехала в деревню. В квартире осталась я с сыном и Михаил. Жили дружно, но у каждого была своя жизнь», — рассказывает Ксения.
Ей 41 год, она работает специалистом по маркетингу и рекламе в одной из московских коммерческих фирм. До ареста брата она политикой особенно не интересовалась. Михаил же на выборах голосовал за коммунистов, ему всегда нравились идеи справедливости, равных возможностей для всех. Политику они дома не обсуждали. Ксения говорит, что ее брат — человек достаточно закрытый и она многое о нем узнала уже после его ареста. Например, то, что он крестился: разбирая его бумаги, нашла свидетельство о крещении.
Правозащитник Олег Новиков из фонда «Общественный вердикт» учился с Михаилом Косенко в старших классах 548-й московской школы в Царицыне.
«Мы учились в гуманитарном классе, — вспоминает Новиков. — Миша был классический «ботаник». В школе учился на отлично по всем предметам — все у него списывали сочинения и контрольные. Шумных сборищ не любил, пива с одноклассниками не пил. Был у него один приятель. Вот они вместе с ним ходили, что-то постоянно обсуждали».
После школы Косенко пошел служить в армию. Служилось ему непросто: сначала он переболел воспалением легких, а потом его сильно избили. Комиссовали через год-полтора из-за травмы головы. «Михаил об этом рассказывал всегда очень скудно. Но именно после армии у него начались проблемы с психикой, которых раньше не было», — говорит Ксения Косенко.
В вуз Михаил все-таки поступил — на исторический факультет Российского открытого университета. Но проучился там всего год — факультет был платным, и у семьи не было денег, чтобы оплачивать его образование. А болезнь между тем прогрессировала: Михаилу становилось трудно общаться с новыми людьми, сложно было на чем-то как следует сосредоточиться. Он пытался найти работу — не очень получалось. Оформил вторую группу инвалидности.
«Он больше десяти лет наблюдался у врача-психиатра, с которым они хорошо понимали друг друга, тот подобрал ему лекарства — и он справлялся с болезнью, никому не доставляя хлопот, сам себе готовил, — рассказывает Ксения Косенко. — И врач никогда не предлагал ему ложиться в клинику, не считал, что Михаил опасен для общества».
Поклонник «Эха»
По словам Ксении, в их квартире у брата уютная комната, заставленная книгами. Книги лежали и на полу. На стенах — географические карты. Шахматы, микроскоп. Любимая кошка Муся, белая с черно-серыми пятнами. Он покупал ей корм, возил к ветеринару. Михаил не работал, получал пенсию по инвалидности — около восьми тысяч. Половину тратил на книги по истории, философии, политике — художественную литературу не читал. Во время обыска, например, забрали книгу «Номенклатура против России». Смотрел телевизор, слушал «Эхо Москвы».
На первом свидании в тюрьме Михаил рассказал сестре, что оперативники настойчиво его спрашивали, кто позвал его на митинг на Болотную площадь и кто его друзья. «Я не стал им говорить, что пошел на Болотную, потому что услышал о митинге из передачи «Эхо Москвы», — усмехнувшись, сказал Ксении брат.
6 мая Михаила задержали, он тогда отделался штрафом в 500 рублей. На митинги Косенко ходил и в 90-х годах, ходил и в декабре 2011-го. «До ареста он был как бы в поиске. Не знал чем заняться. В тюрьме ему очень тяжело, но в нем появилась какая-то уверенность, кажется, что он готов выдержать все невзгоды», — говорит Ксения.
Политзаключенный
Оперативники пришли в квартиру Косенко 7 июня прошлого года в полдесятого вечера. «Это было как в кино, — вспоминает сестра Михаила. — Сын пошел открывать. Какие-то незнакомые мужики: «У вас обыск». Все перерыли, забрали плеер моего сына, мобильные телефоны, одежду, компьютера у брата не было. Мишу увезли».
Ксения говорит, что обыск стал для нее шоком, но она была уверена: разберутся и брата отпустят. До 12 часов ночи ждала новостей. На следующее утро позвонила мама, которая в деревне по Первому каналу телевидения увидела новость про то, что Михаила задержали.
Ксения стала искать брату защитника. Выяснилось, что никто из знакомых адвокатов за политическое дело браться не хочет, чтобы не портить себе карьеру. После этого она написала Алексею Навальному в ФБ: «Вы были одним из организаторов митинга на Болотной. Мой брат поддержал ваши идеи и мероприятие. Он арестован. Окажите поддержку!»
|
*Сейчас у Михаила Косенко — четыре адвоката. Их работу оплачивают правозащитные организации. **Осужден в особом порядке на 4,5 года лишения свободы. |
Навальный откликнулся: с Ксенией связался «РосУзник», ей предложили помощь адвокатов Валерия Шухардина, Елены Липцер. Еще одного адвоката предоставил «Общественный вердикт»*.
По версии следствия, Михаил Косенко и Максим Лузянин** сорвали у бойца 1-й роты 2-го батальона ОМОНа ГУВД Москвы Казьмина защитную каску «джетта», отняли у него резиновую палку и нанесли несколько ударов руками и ногами по телу. При этом сам Косенко нанес Казьмину лишь один удар ногой и один рукой. Согласно материалам дела, боец Казьмин получил «телесные повреждения в виде закрытой черепно-мозговой травмы…» Впрочем, в заключении судмедэксперта, также приложенном к материалам дела, написано, что здоровью бойца Казьмина «был причинен легкий вред».
«Я свою вину не признаю, — заявлял Михаил Косенко The New Times, будучи еще в ИВС на Петровке вскоре после ареста. — Опознание было сфальсифицировано следствием. Омоновец сначала говорил, что я наносил ему удары, а потом поправился и сказал: «Нанес один удар». На самом деле этот полицейский схватил какого-то парня, а мы его пытались отбить. Я считаю себя политзаключенным. А арестовали нас, чтобы запугать других».
Врач спрашивал Мишу, за кого он голосовал, а когда брат отказывался отвечать на какие-то вопросы, довольно грубо ему сказал: «Не будешь общаться, напишем, что ты невменяемый»
«Кошкин дом»
|
***См. The New Times № 38 от 19 ноября 2012 г. «Представляет опасность для себя и окружающих». |
Диагноз «шизофрения вялотекущая, неврозоподобная, с выраженными изменениями личности в эмоционально-волевой сфере» был поставлен Михаилу Косенко еще в 2001 году. С тех пор никаких обострений болезни не зафиксировано. Но следователи решили послать арестанта на амбулаторную экспертизу в печально известный Центр имени Сербского.***
«Психиатры утяжелили Михаилу диагноз, — говорит Олег Новиков. — Он со своим заболеванием жил все эти годы и не был опасен для общества, регулярно посещал врача, получал лекарства. В СИЗО ему несколько месяцев не давали лекарство, к которому он привык».
Ксения говорит, что экспертиза в Институте Сербского была очень формальной, похоже, врачам поставили определенную задачу: признать пациента невменяемым.
«Врач спрашивал Мишу, за кого он голосовал, а когда брат отказывался отвечать на какие-то вопросы, довольно грубо ему сказал: «Не будешь общаться, напишем, что ты невменяемый».
Так и написали.
Уже несколько месяцев Косенко содержится в психиатрическом отделении Бутырского СИЗО — арестанты называют эту больницу «Кошкиным домом». Там обычные камеры на 8—10 человек, нет двухэтажных шконок, железные кровати, унылые стены, полчища тараканов. Зэки с потухшим взглядом. Иногда по коридорам проводят буйных больных — и их крики слышны в других камерах.
| ****Освободить из психиатрической клиники осужденных на принудительное лечение могут только после заключения врачей, которые признают, что осужденный больше не опасен для общества. |
«То, что происходит сейчас с моим братом, это карательная психиатрия, — говорит Ксения. — На последнем заседании суда адвокаты просили судью разрешить провести новую судебно-психиатрическую экспертизу. Первая была проведена почти год назад, и состояние здоровья брата могло с тех пор измениться. Адвокаты надеются на возвращение прежнего диагноза — тогда Мише не придется вечно сидеть в психиатрической больнице»****.
Вялотекущий суд
Трое конвоиров заводят в железную клетку Михаила Косенко, высокого, гладко выбритого, крупного усача с грустным взглядом. Публика аплодирует, и он, чуть заметно улыбнувшись, громко говорит: «Спасибо».
Дело Косенко начали рассматривать в Замоскворецком районном суде еще в ноябре прошлого года — процесс под председательством судьи Людмилы Москаленко идет очень медленно, состоялось всего четыре заседания. В маленьком зале с трудом помещаются журналисты, активисты и сочувствующая публика. Само же здание суда, когда в нем рассматривается дело Косенко, берут под усиленную охрану.
11 апреля, во время последнего заседания по делу решался вопрос о продлении меры пресечения. Судья отклонила все ходатайства адвокатов, снисходительно выслушала ходатайство-просьбу самого Михаила Косенко.
«Ваша честь, прошу изменить мне меру пресечения на более мягкую. Мое физическое и психологическое состояние истощилось. Я не могу принимать те лекарства, которые принимал на воле. Учитывая складывающуюся тенденцию, вижу, что суд может затянуться. Условия содержания под стражей меня угнетают», — читал свои записи Косенко.
Прокурор была против: «Должен оставаться под арестом, иначе сможет влиять на свидетелей, сбежит… продолжит заниматься преступной деятельностью и т.д.» Обычный набор аргументов.
Наручники сняты и пристегнуты к клетке. Опустив глаза в пол, Косенко покорно ждет, когда судья вернется из совещательной комнаты. Потом внезапно поднимает глаза, ищет в зале сестру, улыбается ей.
Судья Москаленко — крупная женщина лет 45–50 в черной мантии — возвращается в зал. Она читает постановление о продлении меры пресечения тихим голосом, почти шепотом. Кажется, ей тяжело говорить. Похоже, она очень устала.
Продлевает арест до 22 июля 2013 года.
«Я горжусь Мишей»
В одном из писем из тюрьмы Михаил написал: «Если будут и дальше такие темпы, то весь суд продлится несколько лет, года три. Но я надеюсь на лучшее развитие событий, от суда не зависящих. Если свобода за горами, то рухнут эти горы. С появлением новой оппозиции многое изменилось. В стране появилась реальная политическая конкуренция. От этого многое теперь будет зависеть. И властям это уже не исправить».
В тюрьме Михаил сидит уже почти год. И этот год изменил не только его собственную жизнь, но и жизнь его семьи. Ксения Косенко теперь выступает на митингах, она больше не боится допросов, не боится общаться с журналистами, пытается в новостях прочесть между строк, что ожидает ее брата. «Я горжусь Мишей. Он — патриот своей страны. Он не заслужил ни тюрьмы, ни психушки».
Боится Ксения только одного: «Если суд признает брата невменяемым, то наказание будет бессрочным».
фотографии: Ксения Жихарева, Евгений Фельдман
Tweet
