«Я не снимаю чернуху»

Финал «Волчка» оставляет зрителя в полном недоумении. Девочка, которая всю картину страдает от отсутствия любви и над которой издевается мать, попадает под машину. Что вы хотели этим сказать?
Изначально планировался другой финал, скажем так, более мягкий и ясный, но к концу монтажа я решил его изменить. Во-первых, я как раз не захотел, чтобы зритель испытал катарсис, вышел из зала довольный и все забыл. Во-вторых, решил не давать матери ни единого шанса. Посчитал, что чувство жалости к такому человеку, как она, — самое позорное, что может быть.

В реальной жизни вы видели хоть одну настолько уродливую семью?
Я видел хуже. Город Верхняя Салда, где я родился, в начале 90-х на две трети состоял из наркоманов. Я знал историю, как 13-летний мальчик посадил на иглу собственную маму.

А ваши родители — они кто?
Отец работал на заводе, мать — в совхозе. Скульптура «Рабочий и колхозница» — это прямо про них.

Вас-то как пронесло мимо наркотиков?
Я очень рано столкнулся с наркоманией родного брата. Наблюдая за ним, понял, что это дорога в никуда.

Если мама — в совхозе, папа — на заводе, а брат — наркоман, откуда у вас любовь к кинематографу?
Из видеосалона. Поход туда был единственной отдушиной. Я проводил там время с утра до вечера. У меня была толстая тетрадка, куда я записывал названия всех фильмов, которые посмотрел. За год исписал ее всю.

Что из увиденного особо запомнилось?
«Однажды в Америке». Еще я ужастики любил — например, «Сияние». Потом начались книжки, фантастика различная, тот же Стивен Кинг. Начитался и сам начал писать.

Вернемся к «Волчку». Во время съемок вам самому не было страшно?
Нет. Наоборот, у нас царила очень веселая обстановка. Например, приезжаю я на съемки и вижу, что оператор спит на могиле, а главная героиня раскачивает гроб с бабушкой и поет ей колыбельную. (Смеется.)

В картине есть сцена, где Яна Троянова (исполнительница главной роли, жена Сигарева.) раздвигает ноги и просит 7-летнюю девочку, которую играет Полина Плучек, «помыть ей «кундю». Для вас существуют какие-то этические нормы?
Конечно. Но в сцене, упомянутой вами, я не вижу ничего криминального. Во-первых, на площадке Полина не понимала, что там надо мыть. (Смеется.) Во-вторых, нам удалось доходчиво объяснить ей, что все происходящее — всего лишь игра. Как только она выбегала из кадра, становилась обычной девочкой. В этом плане она настоящая актриса — умеет отделять кино от жизни. Неспроста у нее гены такие (Полина — правнучка знаменитого режиссера Валентина Плучека. — The New Times).

Говорят, кинематографическое сообщество, особенно немолодая его часть, восприняло «Волчок» в штыки.
Ну, если один великовозрастный товарищ подходит к Яне Трояновой и называет ее «шалавой», то, наверное, так оно и есть.

О ком идет речь?
Об одном известном кинематографическом гее, не хочу называть фамилию. Думаю, что это еще не верх негатива, с настоящим мы можем столкнуться на следующем фильме, когда речь пойдет о деньгах Госкино. Если их не дадут, это будет плохо для нас. Потому что продюсеры не могут потянуть проект в одиночку. Тот же «Волчок» стоил полтора миллиона долларов, и треть из этих средств выделило Госкино.

А что это за волшебный продюсер Роман Борисевич, который дает деньги вам, Хлебникову, Хомерики — на кино, собирающее в зале первые три ряда?
Три — это вы махнули. Думаю, что один. Кто-то из прокатчиков посчитал, что аудитория так называемого артхауса — 72 тыс. человек по всей стране. Хотя я не считаю «Волчок» артхаусным кино. По-моему, история проста до безобразия, понятна каждому. Что касается Борисевича, то вообще-то он мне сказал, что все его фильмы через несколько лет окупаются. Есть ведь еще заграничный прокат, продажа DVD.