Сегодня суд начался на 15 минут позже. Потому что начаться он должен был ровно в 11:30, а я вошла в здание в 11:35. Да, господа, я из той породы людей, которые приходят либо на час раньше, либо опаздывают, но в нынешнем ритме моей жизни прийти на час раньше не совсем получается. Да, мне стыдно. Нет, я не знаю, как изменить ситуацию, мой сон и так длится 4-5 часов в сутки.
Прошу прощения у ребят, кратко пересказываю им трансляцию из зала суда в Кирове и обещаю сразу же сообщить, как все закончится. Сергей Кривов сегодня одет в футболку khodorkovsky.ru и кажется, он все предугадал.
В 11:47 в зал под аплодисменты входит Людмила Алексеева (глава Московской Хельсинкской группы. — The New Times), и у меня срочно возникает оправдание, что если бы суд начался ровно в 11:30, то она бы не успела дойти. Тогда я ее еще во дворе видела.
— Акименков, присядьте, пожалуйста, — начинает судья. — Продолжаем оглашение протокола осмотра видео.
— Ваша честь, можно заявить ходатайство? — пытается продолжить за Акименкова его адвокат Дмитрий Аграновский.
Нет, продолжить сейчас нельзя. Акименков, как и Кривов, тоже пытается заявить ходатайство уже пару дней, но пока не пришел к успеху.
Встает общественный защитник Мохнаткин с вопросом, что это вообще за зачитываемый протокол и что это все за видео.
— Странно, в интернете-то все выложено, — меланхолично замечает один из прокуроров.
В 12 часов начинается чтение середины протокола. «Из толпы слышны крики: «Мы здесь власть!», «Мы не уйдем!», «Пока мы едины — мы непобедимы!», — читает прокурор. А в Твиттере параллельно идет обсуждение легкой прогулки до Манежной площади и ожидание приговора Навальному.
Постепенно размеренный шум кондиционера, шелест бумаги, легкий одинокий кашель присутствующих в зале, тихие переговоры адвокатов и ускорившийся сегодня ритм чтения от девушки-прокурора со звездами старшего лейтенанта на погонах превращаются в идеальный саундтрек к ожиданию приговора Навальному, твитам с шутками про Манежку и колбасу и долгой счастливой жизни в России.
«В сотрудников полиции полетел флагшток с флагом черно-красного цвета» — а в Твиттере комментарий редактора The Moscow Times: «#Navalny was organizer of the crime».
«Начиная с отрезка времени 36 минут в толпу входит группа полиции» — а в Твиттере запись от пользователя @polyspas: «Вообще, удивительные минуты сейчас, чернила еще не нанесены на бумагу, но уже через минуты жизнь большого количества людей резко изменится».
«Поверх форменной одежды надет бронежилет черного цвета, шлем «Джетта» черного цвета» — а в Твиттере повторение: «Хищение путем реализации, Хищение путем реализации… Хищение ПУТЕМ РЕАЛИЗАЦИИ». И запись в Твиттере главреда The New Times: «Кировский суд отменил капитализм».
«В этот момент в толпу входит мужчина выше среднего, волосы короткие, светло-русые, футболка фиолетовая» — и ровно в эту секунду на экране телефона возникают записи потоком: «Срок РЕАЛЬНЫЙ. Колония общего режима. 5 лет. Офицерову — 4». Поворачиваюсь к ребятам, сообщаю знаками, что дали реальный срок, и пишу на листке формата А4: «5 лет». В аквариуме возникает обсуждение на 15 секунд, и судья достаточно нестрого просит продолжить слушать протокол, в котором «Лузянин и его сообщник под условным именем «Козырек»» захватывают Круглова».
Под мерное чтение прокурора все, кто может, смотрят Твиттер, немного выпрямляются, и только Людмила Михайловна Алексеева сидит в своем черном платье в крапинку и, подперев правой рукой подбородок, внимательно слушает прокурора, периодически бросая взгляд в сторону аквариума. В те моменты, когда громкость снижается, она поворачивается к прокурору правым ухом и прислушивается. Кажется, только она и слушает внимательно всю эту рецензию на премьеру прошлого года от Следственного комитета. И я представляю, на скольких таких процессах она уже была, да и на скольких еще будет. Не надо тешить себя надеждами о победе, если вы не готовы перестать бояться и не готовы убить в себе небо в клеточку. Эти процессы здесь навсегда.
«Путин, лыжи, Магадан!» — зачитываемые лозунги уже перестали в зале суда кого-либо веселить. «Путин зэ а эс эс а эл», — даже это уже не вызывает никакой радости, да и какая тут радость. «Вы наверное знаете, они о бэ кэ а кэ эл и эс мягкий знак», — стыдливо цитирует прокурор Бориса Немцова. Половина зала спит, половина читает на девайсах обо всем, что происходит в Кирове и вокруг.
«Фотофайл с названием Fp-фак-си-кью-икс-8», — раздается в какой-то момент. — Подожди, — спрашиваю у Бадамшина, — она чего, слово «фак» в лозунгах произнесла?
— Да нет, это название файла.
— Файл называется матерно?
— Да господи, что ты такой тормоз: файл так называется, но по-английски ей материться можно, а по-русски — нет, прямо как СМИ.
— А почему она читает что-то про «Тролл-ТВ»?
— Да потому что у тебя в деле видеосвидетельство по Болотной площади от «Тролл-ТВ».
В 13:40 чтение первого протокола наконец закончено. Теперь адвокаты Макаров, Клювгант и Бадамшин по очереди высказываются в адрес текста самого модного кинокритика сезона Сергея Гуркина. Смысл выступлений один: следователь Гуркин почему-то решил выступить сразу в трех ипостасях — пересказчика своих личных впечатлений от просмотренного, человека, опознавшего всех людей, с которыми он никогда не был знаком, и прокурора.
— Возражаю, чтобы принимать во внимание данный документ, со мной не производилось никаких следственных действий на этот предмет, — сообщает Акименков.
— Уважаемый суд, я согласен с предыдущими выступлениями, следователь пишет только то, что хочет видеть, зачастую интерпретируя видео в выгодную для следствия сторону, — добавляет Кавказский.
А Макаров еще говорит, что свидетель Дейниченко в предыдущие дни говорил, что якобы видел, как митингующие бросались в полицию МЕТАЛЛИЧЕСКИМИ БАРЬЕРАМИ, но ни на одном эпизоде даже безгранично пристрастный следователь ни разу этого не увидел.
Артем Савелов с огромным трудом пытается из клетки сообщить, что ему ничего не было слышно.
— Что вас отвлекало от прослушивания протокола? — участливо интересуется судья.
— Т-т-тихо очень.
— А что по сути?
Судья Никишина опять заставляет Савелова говорить, что само по себе невозможно. Всем известно, что Савелов не умеет говорить. Вообще. Прекратите уже наконец трогать тяжело заикающегося человека! Зачем вы себя так ведете? Это НЕПРИЛИЧНО.
— Маша, тебе винтиться сегодня нельзя, — грозно говорит мне в этот момент Бадамшин.
— Все так, у меня в девять эфир на «Свободе» — как же мне винтиться-то? — Бадамшин на это лишь тяжело вздыхает.
— Ваша честь, — встает прокурор, — разрешите огласить все эти страницы с фотографиями, — и перелистывает страниц этак двести фотографий, являющихся кадрами из видео.
Читать фотографии? Это что-то новое! Может быть, мы все же то самое видео посмотрим?
— Ваша честь, — опять поднимается Акименков, — я же не прошу себе интернета, я его уже год не видел. Мне нужно просто мытье не раз в неделю. Нам до сих пор не выдали бесплатные санитарно-гигиенические наборы. В дни судов я часто оказываюсь без горячей пищи, а тот паек, который выдают, невозможно кушать. Обеспечьте нам, пожалуйста, минимальные человеческие условия.
А Кавказский, встав в последний момент, сообщает самое страшное:
— Акименков сказал основную часть, а я скажу дополнительно. В камеру меня отправили в час ночи, а на сборку нас подняли в 7:30, что непохоже на положенный нам по закону восьмичасовой беспрерывный сон. А вчера меня посадили в автозаке рядом с человеком, больным открытой формой туберкулеза, что прямо запрещено законом.
По залу проносится возмущение, кто-то кричит «позор», прокуроры пытаются сказать что-то свое о чтении фотографий. На этом заседание закрыто. В следующий раз мы начнем смотреть те самые видео. Оборудование привезут.
В третий раз «обещаю в последний раз» не опаздывать и буду всегда приходить к 11:20. Но тут все же хочется заметить всем осуждающим меня за однажды принесенный в зал пакет из «Макдональдса» и тем, кто никак не может принять то, что я в третий раз опоздала на 4 минуты. Не вставайте, господа, на позицию судьи. У вас есть только шанс стать подсудимыми, а никак не судьями. Глядя на то, как развивается ситуация с «протестной активностью», можно точно сказать, что судьями вы станете очень нескоро. Ну а те, кто совсем не может мне простить опоздания, могут оплачивать то время, когда я выполняю мелкие подработки вместо того, чтобы спать. Все, кто не является моими работодателями, могут лишь стыдиться за то, что им не нравится мой завтрак хотя бы на бегу. И самое тяжелое — вы испытываете настоящий страх перед российской репрессивной машиной. На аргумент «изменят меру пресечения» можно лишь заметить: «Ну и что?» А над вами вечное русское небо в клеточку, и ничего другого вы даже не можете представить. А вроде бы давно уже пора.
«Это Мосгорсуд беспокоит, — говорит по телефону женщина в форме повара во дворе Мосгорсуда. — Вы меня можете чем-нибудь порадовать? Что-нибудь шоколадное. «Активию» молочную, йогурт. Присылайте, сколько есть возьмите. И квас пришлите. Все, спасибо, девочки, пока».
