На наши экраны вышла завершающая часть трилогии «Рай» австрийца Ульриха Зайдля. Один из самых неординарных режиссеров нашего времени слывет главным мизантропом современного кино
Толстушки из фильма «Рай. Надежда» говорят о сексе, но мечтают о любви
Игровые картины производят впечатление реальных: ты словно подглядываешь за людьми, причем в момент их самых интимных проявлений
Актуальность «Рая» уже в том, что у нас фильм на подобные темы не решились бы снять ни за что. Мединское министерство его бы не профинансировало. Под ним испугались бы подписаться даже влиятельные продюсеры — особенно под его центральной частью «Вера», которая о католическом мракобесии. Ведь за разоблачение религиозного фанатизма у нас теперь могут и посадить (вероятно, на наши экраны «Вера» проскочила лишь потому, что речь о католиках, а не православных).
Трилогия Зайдля актуальна и для Европы. Не зря «Рай» подали в Европе как редко какой фильм: три части были последовательно презентованы менее чем за год на трех главных европейских фестивалях. «Любовь» (про секс-туризм немолодых австриячек в Кению) — в Канне. «Вера» — в Венеции. «Надежда» (про то, как трудно жить, если ты некрасивый толстый подросток) — в Берлине. Двадцать лет назад Европа так же подавала последнее творение великого Кшиштофа Кесьлевского — трилогию «Три цвета: синий, белый, красный». Но тогда очередность была иной: Венеция, потом Берлин и, наконец, Канн.
Кто-то скажет: сравнили! Кесьлевский — действительно великий. А насчет Зайдля еще нужно разобраться. При этом есть кинознатоки, даже у нас, считающие Зайдля главным киногением современности. Но его и впрямь несуразно сравнивать с Кесьлевским. Тот был художником классического образца — как Висконти. Как Тарковский. Ну или как Толстой. А Зайдль — пример художника именно что актуального, которых много в изобразительном искусстве, но мало в кинематографе. Ему не нужен шок ради шока (он сам это настойчиво повторяет, хотя уважает скандал, который, по его мнению, побуждает публику к размышлению и дискуссии). Но ему нужна документальная правда. Он и начинал-то как документалист. Его игровые картины производят впечатление реальных: ты словно бы подглядываешь за живыми людьми, причем в момент их самых интимных проявлений. Трилогию «Рай» мог сделать сегодня в мире только Зайдль.
Таким он был
Ульрих Зайдль родился в 1952 году в католической семье врача, причем в Вене, в Австрии, еще не вполне отошедшей от позорного аншлюса с Германией и не забывшей, что оказалась родиной Гитлера. Примитивно объяснять метания человека обстоятельствами его рождения и детства, но и игнорировать эти обстоятельства нельзя. Понятно, откуда у Зайдля интерес к социальным путам, к табу. Понятно, почему он упорно ищет — и находит — в обыденной жизни любые проявления тотального давления на личность. Понятно, откуда его стремление к исследованию парадоксов католицизма. В детстве предполагалось, что он сам станет католическим священником. Но он был задирой. А еще рано полюбил кино, на посещение которого не стеснялся воровать деньги из отцовского кошелька. Так и получился режиссер, причем такой, для которого не существует внутренних ограничений.
Тут, впрочем, все хитро. В его фильмах нет крови. Нет прямо выраженного насилия (другое дело, что персонажи зачастую плачут кровавыми слезами, а психологическое насилие иногда зашкаливает). Но нет, вероятно, лишь потому, что Зайдль как документалист знает: насилие на экране — это всегда постановка, ложь. Тогда как его лозунг: правда и ничего кроме правды. Зато в его фильмах много эпизодов, которые формально, если вырвать их из контекста, можно отнести к порно. Потому что секс у него никакой не постановочный — реальный.
Как документалист Зайдль прославился еще в 1980–1990-е. Не кто-нибудь, а живой классик Вернер Херцог включил тогда Зайдля в десятку своих любимых режиссеров, сказав про его фильм «Животная любовь»: «Никогда прежде в кино я не погружался в такой ад». Но у документалистов, за редчайшими исключениями, все-таки ограниченная известность. Так что в обойму лучших в мире Зайдля включили уже после того, как он стал снимать кино игровое. А точнее, когда в 2001-м его «Собачья жара» выиграла большой специальный приз жюри в Венеции. Эта картина тоже про ад — ад повседневности. В уютных буржуазных коттеджиках обитают уроды и истерики, некрасивые душой и телом, несчастные, сексуально неудовлетворенные. Все, внешне такие благополучные, безумно одиноки, и никакого просвета нет. Всех — даже настоящих уродов в душе — безумно жаль.
Ульрих Зайдль исповедует одну религию: правда и ничего кроме правды
Почти все роли у Зайдля сыграли непрофессионалы. У многих из них — это известно из рассказов режиссера — серьезная репутация в обществе. Снимались у Зайдля — что в «Собачьей жаре», что в «Рае» — и крупнейшие театральные актрисы Австрии, которые тоже выглядят на экране обычными тетками. Как Зайдль уговорил их на сверхоткровенные сцены, как он вообще заставляет людей выделывать перед камерой такое, на что мало кто рискнет даже наедине с собой, — загадка. Возможно, люди соглашаются, поскольку понимают: «Это про нас!»
В рай, в рай! Часть первая
Зайдль задумал трилогию «Рай» еще до того, как выпустил в 2007-м мрачную игровую картину о взаимозаменяющих друг друга судьбах и трагедиях жителей Западной и Восточной Европы «Импорт/Экспорт». Создавал фильмы трилогии в течение четырех лет — с таким расчетом, чтобы выпустить их почти одновременно. Зайдль уверен, что идеальный показ всех трех фильмов — в течение одного дня в одном кинотеатре.
Фильм первый — «Рай. Любовь» — с ходу породил как восторги, так и негодование мировой прессы. Негодование вызвано тем, что немолодые европейские тетки занимаются в фильме любовью с мускулистыми неграми, обладающими немалыми мужскими достоинствами. Ни мужские, ни женские достоинства Зайдль, по своему обыкновению, не прикрывает. Ведь тогда накрылся бы медным тазом весь смысл провокативного, но, увы, жизненного фильма.
Он о 50-летней австрийской бюргерше, приехавшей на курорт в Кению. Она слышала, что местные молодые мужчины оказывают секс-услуги. Она натура романтическая, ей хочется не коммерческой «любви за деньги», а отношений. Не сразу она понимает, что отношений быть не может. Возможен только взаимный цинизм: ты мне — тело, я тебе — евро. При этом местные, разводя на бабки (не хитроумно, а топорно: нужны дополнительные деньги, так как отец якобы попал в аварию и т.п.), тебя еще и презирают. Отметим как минимум два актуальных мотива. Первый: современное общество создает культ молодости, стройности и красоты, в этом смысле немолодые и некрасивые люди оказываются в ситуации патовой. У мужчин, в той же Европе, выход есть: легализованная женская проституция. Паскудство, но Европа закрывает на него глаза. Женщины — те же австриячки — вынуждены искать удовлетворение в Кении. Второй: в связи с фильмом многие издания на Западе, осуждая белых героинь, говорят о новой форме неоколониализма. Но еще непонятно, кто кого на самом деле имеет: некрасивые австриячки стройных кенийцев или кенийцы — несчастных австриячек. Будь эти женщины счастливы, никогда не стали бы искать сомнительных удовольствий на африканском побережье.
Рай. Часть вторая
Следующая глава трилогии — «Вера» — единственный, пожалуй, фильм Зайдля, в котором он почти беспощаден по отношению к главной героине. Сочувствовать этой религиозной не фанатичке даже, а маразматичке и впрямь трудно.
Она родная сестра той, что уехала в первой части трилогии за секс-надеждами в Кению. И она абсолютно рехнулась на религии. В церковь, между прочим, не ходит. Зато член молитвенной группы «Легион сердца Иисусова», определяющего себя как штурмовой отряд церкви (очевидный привет нашим… как они там себя определяют? хоругвеносцам? Мракобесам, короче говоря).
Она берет отпуск в больнице, где служит, не для того, чтобы куда-то поехать, а чтобы иметь свободное время ходить по квартирам иммигрантов и маргиналов, впираться к ним с метровой статуей Мадонны и словами «к вам пришла матерь Божья!» и заставлять их читать молитвы. Интересно, кстати, насколько терпеливы люди в Австрии. Они, за редким исключением, пускают к себе эту чуму. У себя дома, который бел и стерилен, как больница (везде на стенах — Христос, папа, Мадонна и религиозные лозунги), она поет религиозную попсу, аккомпанируя себе на синтезаторе, носит вериги, ползает на коленях, читая молитвы, и хлещет себя плетью по отвратительному голому телу, каясь за сладострастие. Каяться есть за что: ее любовь к Христу вполне себе плотская. При этом она равнодушная сука: призывая всех к милосердию, обрекает на одиночество, если не на смерть, мужа, калеку-мусульманина, вернувшегося к ней после двухлетнего отсутствия, и кота, отданного ей на временную заботу (она запирает его в подвале в сумке-переноске и вырубает свет, подозревая несчастное животное в нечистоплотности).
Она поет религиозную попсу, носит вериги, ползает на коленях и хлещет себя плетью по голому телу
Ударные моменты: сексуальные взаимоотношения героини с распятием и избиение этого распятия плеткой, когда она решает, что Христос к ней несправедлив. Зайдль уверяет, что он не против христианских ценностей. Что он в них воспитан. Что само название трилогии «Рай: любовь, вера, надежда» должно всех в этом убедить. Он настаивает на том, что отражает лишь правду. Но редко встречаются фильмы (хотя периодически встречаются — смотри классику Бунюэля или относительно недавних «Сестер Магдалины» Питера Муллана), в которых христианство выглядело бы столь дикой и агрессивной религией. Не зря итальянские ортодоксы подали иск и против фильма, и против Венецианского фестиваля, который его продемонстрировал. Но в Италии, в отличие от России, в Конституции которой тоже прописана свобода совести, уважают Основной закон государства. И иск последствий не имел.
Рай. Часть третья
Заключительный фильм трилогии «Рай. Надежда» — неожиданно трогательный по сравнению с первыми двумя. Он о дочери той, что уехала за секс-утехами в Кению, 13-летней толстушке, которую мать сбыла с рук в подростковый лагерь для похудения. Девочка попадает в компанию чуть более старших и опытных пышек. Несмотря на садизм воспитателей-тренеров, детишки упорно не худеют. Потому что постоянно думают о еде, ищут любые способы ее добыть. А еще больше думают о сексе и постоянно его обсуждают: кто уже успел, с кем и как. Кроме того, поездка попросту рискованна — хорошо, если дети вернутся живыми. 13-летняя героиня вляпывается в два опасных приключения: ночью выбирается со старшей подругой в самоволку на ближайшую дискотеку, где по неопытности моментально напивается вдрызг. И влюбляется во врача из оздоровительного лагеря, которому под шестьдесят, начиная ему откровенно себя предлагать. Ее жаль. Очень-очень.
Нежность «Рая. Надежды» некоторые сочли слабостью. И действительно, не хватало еще Зайдлю после обвинений в оскорблении чувств верующих получить обвинение в скрытой педофилии, к чему Европа относится куда серьезнее. Но кажется, что Зайдль по-настоящему сочувствует своей 13-летней толстушке. Ведь она еще дурочка, идеалистка — и оттого совсем уже наивная и незащищенная. И впрямь очень трогательный фильм.
Рай — это любовь
Трилогия «Рай» — о поисках любви, то есть собственно рая. О том, что три женщины-родственницы разных возрастов (мать, ее сестра и дочь) стремятся найти любовь, но им не светит ничего, кроме разочарований. Мы сказали, что из всех фильмов трилогии наиболее злым и потому типичным для Зайдля считается второй, в котором сестра героини из первого фильма погружается в лицемерное религиозное неистовство. Но и этой женщине Зайдль сочувствует, несмотря на убийственную сатиру. Мало ли что творил с ней в прошлом муж, оказавшийся теперь несчастным калекой? Может, весь ее обскурантизм — из ее скрытого прошлого?
Если что Зайдль и обличает, то расхожую идеологию, псевдомораль и лживые общественные институты.
фотография: Michal Wargin/East News
Tweet