Проспер Мериме и искусство возможного

Проспер Мериме не был романтиком, как Виктор Гюго. Он ценил свой XIX век — рациональный, скучноватый, но пригодный для жизни. Отмечая в сентябре 210 лет со дня рождения этого тонкого, умного, трезвого и печального писателя, мы восхищаемся его способностью принять «буржуазную действительность» и смириться с ней.

Последователь Монтескье и Вольтера, скептик и нонконформист Проспер Мериме жил комфортабельно и благополучно. Он учился на правоведа, но стал главным инспектором исторических памятников Франции и первоклассным литератором.

Он был врагом Карла X, нарушившего Хартию Людовика XVIII, протолкнувшего через Палаты закон о смертной казни за святотатство и доведшего в 1830 году Париж до революции и свержения Бурбонов. Помните у Лермонтова: «Ты мог быть лучшим королем, ты не хотел, ты полагал народ унизить под ярмом, но ты французов не узнал».

На баррикады Мериме не пошел, но зато написал нечто не менее полезное — «Театр Клары Гасуль». Известный прием: якобы это не он, якобы автор — испанская актриса. В пьесах «Женщина-дьявол, или Искушение святого Антония» и «Небо и ад» он так высмеял святош и инквизиторов, что Мольер и Вольтер могли бы позавидовать. Монахи оказались мздоимцами, рвачами, сладострастниками, одержимыми похотью, и лицемерами.

С Орлеанской династией, с «королем-гражданином» Луи-Филиппом можно было жить. Поэтому баррикады 1848 года и Вторая республика не вдохновили Мериме, в отличие от Виктора Гюго, автора «Отверженных».

1851 год и Вторая Империя Луи-Наполеона не вызвали у Мериме резкого протеста. Он стал сенатором. Он не угодничал, не льстил, не выслуживался. Он писал. Социальный протест не вызывал у писателя никаких восторгов. Его «Жакерия» (1829) беспощадна ко всем: к жестоким, спесивым, грубым баронам, к доброй, но ограниченной предрассудками своей касты Изабелле, к трусливым монахам, к бандитам Оборотня, нисколько не похожего на Робин Гуда, к вольным отрядам английских стрелков, тоже грабителям хоть куда. Да плюс еще жестокие, озверевшие «жаки» (крестьяне), желающие невозможного, убивающие даже женщин и детей и своего предводителя, отца Жана. «Жаки» погибли или разбежались, как это и было в действительности. Из них сочувствия был достоин только отец Жан. Идея истребить всех дворян оттолкнула и его.

Та же история с религиозными войнами. «Хроника царствования Карла IX» (1829) — картина достаточно безнадежная. Обе стороны — ограниченные фанатики, а гугеноты еще и не выносят никаких радостей жизни (именно кальвинисты Женевы сожгли врача и философа Мигеля Сервета).

„  

Мериме сказал Европе правду, она не захотела его услышать и за поиски злокачественной романтики заплатила большевизмом и гитлеризмом  

Романтика уходит из жизни, и по Мериме — ей пора уходить. Неумолимый корсиканец Маттео Фальконе убивает за предательство собственного маленького сына. Бунт Таманго приводит к смерти всех негров на корабле. Коломбо берет веер вместо кинжала. Корсиканец Орсо женится на богатой англичанке, дочери полковника, сражавшегося против Наполеона. Будет скучно, но не будет корсиканской вендетты.

Мериме знал русский, любил и переводил Пушкина, но что за удовольствие в романтике «Локиса» (1869), если человек становится медведем и убивает свою невесту?

Романтика «Кармен» — это смерть бедной цыганки и казнь дона Хосе.

Реальное несчастье — это битва при Седане, поражение Франции в 1870 году, ускорившее смерть писателя.

«Буржуазная действительность» прозаична, но безопасна. И Пушкин говорил про то же: «...кто постепенно жизни холод с годами вытерпеть умел». Мериме сказал Европе правду, она не захотела его услышать и за поиски злокачественной романтики заплатила большевизмом и гитлеризмом.