Право работать в науке нужно доказывать

Академия наук неэффективна, и этот факт подтверждается многочисленными статистическими данными. Еще в 2009 году профессор и тогда ректор РЭШ Сергей Гуриев (в соавторстве с Дмитрием Ливановым и Константином Севериновым)*, сравнивая РАН с другими крупными научными сообществами, пришел к неутешительным выводам.

Нажмите, чтобы увеличить картинку

Схожие цифры в статье «Как публикуются и цитируются российские ученые»** приводил Александр Пудовкин в 2011 году. (К сожалению, более свежие аналитические данные пока недоступны.)

Хорошо видно, что РАН в разы уступает аналогичным организациям по такому показателю, как число публикаций на одного сотрудника. С цитируемостью тоже все плохо. Например, Литва и Эстония, как и все другие страны — коллеги по соцлагерю, имеют больший показатель цитируемости, чем Россия (1,72 и 1,08 против 0,75).

РАН весьма болезненно относится к подобным подсчетам. Возражения академии*** можно свести к двум группам аргументов.

Первый. Академия полагает, что в качестве показателя эффективности научной деятельности надо считать отношение общего бюджета организации или страны к общему числу статей. Действительно, по этому параметру РАН в два раза обгоняет, например, немецкое Общество Макса Планка (MPG). Имея почти равные бюджеты — €1,5 млрд, РАН произвела за 5 лет (2004–2009 гг.) в 1,9 раз больше статей, чем MPG. Оценивая эту цифру, следует, однако, иметь в виду, что число исследователей в РАН в 12 раз больше, чем в MPG.

Второй. Может, считать статьи и цитируемость и надо, но приводимые Гуриевым и другими данные неполны. Например, академик-экономист Виктор Полтерович в статье «Реформа РАН — экспертный анализ» пишет, критикуя таблицу из статьи Гуриева: «Дело в том, что Scopus крайне неполно отражает публикации по общественным наукам. Насколько мне известно, в этой базе не представлен ни один экономический журнал. Кроме того, цитируемость этих публикаций для России значительно ниже цитируемости публикаций по математике и естественным наукам /…/ Таким образом, исправление этой очевидной ошибки приведет к изменению публикационной активности в пользу России, хотя и не изменит результата сопоставления».

О да, не изменит. Потому что процент российских публикаций по экономике составляет во всем мире 1,8 %, а в России… 0,2%. И если снова сравнивать с немецким Обществом Макса Планка, то РАН — по числу публикаций на одного сотрудника за 5 лет — показывает результаты в 6,4 раза (по Гуриеву) или в 6,2 раза (по Пудовкину) хуже, чем немцы.

Собственные данные РАН тоже существуют в природе, но этот документ, как сказано в аннотации, «предназначен для работников Президиума, отделений и научных организаций РАН» и существует только в бумажном виде****. Во всяком случае, в интернете этих данных найти не удалось.

К сожалению, вопрос о продуктивности РАН никогда не был предметом сколько-нибудь широкого обсуждения в самой РАН.

Основой высокой эффективности западной науки является постоянная борьба за ресурсы и как следствие — отбор лучших. Отбор может быть самым разнообразным, но в основном это конкуренция за гранты и за постоянные академические позиции в университетах. Причем учитываются не только статьи и книги — хотя это важнейший показатель, — но и активное участие в научных конференциях, преподавательская деятельность, работа со студентами и аспирантами и т.д. Авторитет ученого ведет к включению его в различные экспертные советы, то есть к руководству наукой: в таких советах решается так или иначе и судьба других ученых. Причем принципиально, что принадлежность члена такого экспертного совета к каким-либо престижным научным сообществам (схожим с нашей РАН, например) или занятие серьезного административного поста не добавляет веса и не делает голос имярека более важным при голосовании или дискуссиях на таких советах.

В России степень конкурентности в науке значительно снижена, а точнее, трансформирована. Разумеется, признаки конкуренции есть (или были раньше) при поступлении на работу в институты РАН, при защите диссертаций и, конечно, при получении грантов. Кто-то участвует в этой борьбе за ресурсы, а кто-то и нет — низкооплачиваемое, но стабильное существование будет все равно обеспечено.

Основная же борьба разворачивается за членство в академии, потому что именно звание члена-корреспондента или действительного члена академии дает существенный, а главное — пожизненный приоритет в доступе к ресурсам.

Выстраивание иерархии в среде научных работников не обязательно плохо — теоретически сама процедура избрания в академию и нацелена на отбор лучших. Плохо то, что это застывшая структура. В эффективной науке иерархическая структура подвергается ежегодному пересмотру. Никто или почти никто не свободен от необходимости каждые несколько лет доказывать свое право и дальше работать в науке в качестве самостоятельного исследователя. Пересмотр этот осуществляют ученые, достигшие определенного уровня компетенции, независимо от административных должностей или корпоративной принадлежности. Эта система имеет высокие издержки в виде большого количества времени, которое тратится научными лидерами на написание грантов, заявок и т.д. Но, к сожалению, ничего лучше человечество пока не придумало.

В России же руководство фундаментальным сектором науки законодательно закреплено за (приблизительно) 1200 членами академии, что составляет примерно 1,3% от общего числа профессионалов высшей категории (отношу сюда произвольно только кандидатов и докторов наук). Это крайне архаичный принцип управления наукой, при котором конкуренция за ресурсы (деньги, кафедры и т.д.) во многом подменяется конкуренцией за право стать членом корпорации. И в этом — одна из основных причин отставания российской науки от западной.

Исправить ситуацию мог бы «мягкий сценарий», при котором академики постепенно размывались бы в руководстве наукой неакадемиками. К сожалению, время уже упущено, и мы присутствуем уже только в качестве свидетелей при реализации «жесткого сценария» — полного отстранения всех ученых, и академиков и неакадемиков, от дальнейшего участия в судьбе российской науки.

Что и было сделано в весьма неэстетичной форме принятием известного закона.