«Там наши герои!»

В кабинете у Егора Яковлева появился бронежилет. Надетым мы его не видели, но когда главный редактор «Общей газеты» созвал редколлегию, мы заметили висевший на распялке предмет, зацепившийся крючком снаружи дверцы одного из отделений обычного офисного шкафа. Зачем он Егору Владимировичу, мы не спрашивали: понятно, что «коммуняки», окружившие своими вооруженными отрядами парламент, который тогда квартировал в Белом доме на Краснопресненской набережной, могли иметь претензии к бывшему автору десятка книг «ленинианы», с начала перестройки ставшему одним из ее идеологических моторов. И претензии эти вполне могли выстрелить. 

Накануне ночью, возвращаясь на редакционной машине из типографии, я видел на Ленинградском проспекте группу с красными флагами, обступившую огромного инопланетянина-омоновца. «Чего вы хотите? - я спросил старушку в строительной каске. - Там наши герои!», - ответила она. Там — это у здания Главного разведуправления, «Аквариума», а герои — это члены Союза советских офицеров Станислава Терехова, зачем-то штурмовавшие объект Минобороны. Они стреляли, были пострадавшие...

30 сентября моя жена, парламентский корреспондент, в последний раз попала в Белый дом – вокруг уже стояло милицейское оцепление, но до сих пор журналистов, по крайней мере, пускали, а выпускали всех. Перед уходом ей удалось поговорить с нашим другом-депутатом – он, в отличие от многих коллег из демократических фракций, поддержавших указ 1400 и покинувших обреченный Верховный Совет, уходить из здания не собирался, хотя опасности понимал (показал газовый пистолет, который ему выдали, как многим другим, непонятно зачем).  Этот друг-геолог, никогда не входивший ни в одну партию, избранный в одной из республик РСФСР, в округе, где ему противостояли мощные чиновники (он попросил не называть его, поскольку сейчас на госслужбе), был «брошен» на продовольствие, подсчитывал, на сколько хватит осажденным продуктов. И сказал, что хотя и не поддерживает ни коммунистов, ни сторонников Руслана Хасбулатова, но не может уйти, бросив интендантские обязанности, которые ему доверили товарищи. 

На другой день, 1 октября, то есть спустя 10 дней после ельцинского указа- ультиматума о роспуске парламента, оцепление никого в Белый дом уже не пропускало, даже аккредитованных журналистов. Началась блокада...

Так что на редколлегии нас интересовало только, откуда у редактора негосударственной газеты бронежилет — тогда еще предмет строгой отчетности. «Выдали ребята из контрразведки», - ответил Егор Яковлев. И продолжил планерку. Говорили о неудачных переговорах в Свято-Даниловом монастыре под патронажем Алексия Второго, где Валерий Зорькин пытался примирить бунтующих парламентариев лево-правой оппозиции и администрацию Ельцина. Думали, как выяснить, на кого работают снайперы, стреляющие по случайным прохожим на Новом Арбате с точек, которые обычно занимала правительственная охрана (тогда я не знал еще Владимира Джигкаева, с которым мы недавно вспоминали те дни, и он рассказал, что как раз в это время успел вдавиться в витрину «Метелицы», а за спиной у него разлетелось от выстрела стекло).

3 октября отряды, руководимые Макашовым, прорвали блокаду, напали на мэрию и гостиницу «Мир», где базировалась милиция, а к вечеру пошли на штурм Останкина, требуя от телевидения достоверной информации. Власть (ее часть, остававшаяся, вроде бы, верной Ельцину)  растерялась. Когда я приехал около семи вечера на Красную площадь, журналист Володя Кузьмищев из «Курантов», стоявший рядом с Игорем Харичевым и другими нашими знакомыми по тогдашней политтусовке, сказал, ссылаясь на них, что только что в Кремле приземлился вертолет с Геннадием Бурбулисом и Михаилом Полтораниным. Они, вроде бы, потребовали от Ельцина решительных мер. Тогда, кстати, в Кремль мы ходили запросто, предъявляя без всяких предварительных формальностей редакционные удостоверения.

Стемнело, между Кремлем и Моссоветом густой толпой бродили сочувствующие демократическому лагерю, зеваки и журналисты. Отсутствие какой либо организации было наглядным, люди рванулись в центр по радио-призыву Гайдара, но с ними дальше никто не работал. С балкона Моссовета один за другим выступили «три толстяка» - Гавриил Попов, Юрий Лужков и Егор Гайдар. Гайдар предложил раздать оружие, чтобы противостоять макашовским отрядам. В противовес ему популярный депутат-телезвезда Александр Любимов призывал разойтись по домам. Милиции нигде не было видно, армия себя никак не проявляла, по улицам носились грузовики с красными флагами. Останкино прекратило передачи.

Я подошел к одному из знакомых активистов «ДемРоссии» и предложил организовать охрану «Эха Москвы» – одного из немногих оперативных СМИ, еще не попавших под атаку «защитников Белого дома». Многие радиостанции тоже квартировали в районе Останкина, а «Эхо» вещало с Никольской. Прямо под балконом Моссовета мне выдали полтора десятка нарукавных повязок (никакого другого оружия не было), добровольцы из толпы их нацепили, и мы отправились с Тверской на Никольскую.

По дороге обрастали сочувствующими из все той же турбулентной массы, за короткий путь нас стало больше сотни. Почти у редакционного крыльца встретили депутата Моссовета от «ДемРосии» майора Николая Московченко, за плечом у него маячил приклад старого армейского карабина. Это было хоть похоже на оружие, хотя, конечно, грузовик с полусотней вооруженных «мятежников» он остановить бы не смог. 

Во дворах напротив ГУМа нашли на стройке куски арматуры, бочку с бензином, в киоске приема стеклотары — бутылки. Под Колиным присмотром стали заливать в них бензин, на фитили пошли носовые платки. А на баррикады — прежде всего строительные леса. Первую соорудили почти у подъезда «Эха», в дверях не было обычной милицейской охраны. Взяли эту функцию на себя, Матвея Ганапольского пропустили, а Натэлле Болтянской с подружкой посоветовали идти домой — подальше от возможного «мужского дела». Оно предстало вполне возможным вариантом, когда в створе Никольской показались грузовики с красными флагами, но увидав недружественную толпу, «мятежники» поехали дальше.

Ближе к полуночи все переулки и улицы вокруг радиостанции были перекрыты, на головной баррикаде о чем-то тихо беседовали Иннокентий Смоктуновский и поэт Сергей Гандлевский, всего на пяти баррикадах нас было уже около двух тысяч. Мимо нас ручейком тянулись выступающие политики и просто интеллигенты, призывавшие к сопротивлению путчу. 

Извлечь выгоду из нестабильности захотели и те, кто поначалу пытался выглядеть «третьей силой». Меня вызвали наши дозорные с баррикады, перекрывшей подземный переход у Исторического музея, сказали: «парламентеры от Краснова». Двое довольно смутных краснобаев попытались уговорить принять главенство бывшего председателя Краснопресненского райсовета Александра Краснова. Вроде бы он — командир баррикад, да и вообще — спаситель граждан и отечества от смуты. Мы в достаточно оскорбительной форме отказались.

Утром на следующий день, 4 октября, в кабинете Егора мы смотрели трансляцию танкового расстрела Белого дома. Я, не отошедший от ночных переживаний, ликовал, уверяя Егора Владимировича, что это просто «выкуривают» мятежников, а не убивают сторонников законно избранных депутатов. Правда, их там оставалось уже не большинство. Яковлев спрашивал: неужели мы рады такому разрешению кризиса? Мы — это, в том числе, Саша Архангельский, Алла Латынина, Виталий Ярошевский.

Начали поступать первые сообщения о жертвах: сперва о пострадавших при штурме Останкина, потом — о погибших в рядах нападавших (и рядом с ними — случайных прохожих). Все прелести гражданской войны. К утру 5 октября выяснилось, что жена друга- депутата уже три дня не имеет от него вестей. Пошел посоветоваться к Егору. Он выслушал, помолчал и написал на бумажке телефон своих знакомых из контрразведки, наверное, тех, кто жилет выдавал. Я позвонил, объяснил, почему газета ищет пропавшего. Через час перезвонили: он отпущен домой. 

Вот рассказ моего друга. Свои математические наклонности он тогда использовал, чтобы наладить учет в столпотворении Белого дома. Насчитали пять тысяч человек, собравшихся после ельцинского указа. Их распределили по комнатам и этажам, назначили старших, посчитали их нужды: питание, санитария... После обстрела, часов в пять вечера, последнюю группу осажденных вывела «Альфа», собралось около тысячи человек, еще тысячи полторы вышли с тыльной стороны, их принимали люди Коржакова. Куда делись остальные из сосчитанных им пяти тысяч, он не знает, сколько из них погибло, а скольким удалось уйти раньше — неизвестно. В переулке сбоку видел много трупов. На набережной долго ждали автобусов, людей не отпускали, потом стали развозить по райотделам милиции и другим изоляторам. С ним обращались, вообще-то, корректно, только при посадке в автобус прикладом саданули, а в райотделе офицеры сходили в магазин, на свои деньги накормили. Отпустили с Таганки, очевидно, после моего звонка.

Самое интересное он узнал, когда уже вместе со следователями ходил в Белый дом, в свой кабинет — забирать вещи, в том числе — и газовый пистолет. Во-первых, все кабинеты набережной стороны с 6 по 19 этаж были раскурочены снарядами, так что байки про «несколько выстрелов холостыми» – пропагандистское вранье. Во-вторых, все — телефоны, редкие тогда факсы, прочие канцелярские радости, телевизоры — исчезло под бдительным надзором внутренних войск. Зато валялось много «карандашей» – так следователи называли заточенные с одного конца увесистые и несгибаемые «пальцы» от танковых траков. Чтобы заточить такой «карандашик», токарному станку надо работать не один день. Готовились, получается, бойцы загодя. А потом этими «карандашами» вскрыли все сейфы, танковая сталь легко сминала чиновничьи дверцы, от солдатского удара они складывались, как книжки. Но ничего особо ценного там, по депутатскому мнению, мародеры не нашли...

Такие они, наши тогдашние герои. И с одной стороны, и с другой. Гайдар, Полторанин, Бурбулис, Лужков, Коржаков, Хасбулатов, Макашов, Руцкой, Олег Румянцев, Илья Константинов. Внутри каждого из противостоящих лагерей бушевали противоречия, каждой из фракций одного лагеря можно было найти близких по духу в другом, но между собой лагеря никак не хотели искать компромиссы. Зато старались, как в подворотне, взять друг друга «на испуг», не стесняясь кровавых провокаций. Невнятные идеологически лево-правые позиции, слабость в принятии решений — и жестокость в их проведении. Скоро это обернется Чечней, потом - «Норд-Остом» и Бесланом.  А общество, не наученное жить по законам и путающееся в понятиях, металось по всем азимутам всеядности.

Да, там они, корни, оттуда родом многие наши сегодняшние герои. Ельцин позволил  силовикам научиться бороться с оппозицией в новых условиях. А они научились не складывать вся яйца в одну корзину. И осознали привлекательность новой службы при помощи «карандашей» и рейдерских захватов. Жаль, что демократическая оппозиция до сих пор не научилась разбираться в «разводках».