Сезон охоты. The New Times разбирался в радостях почти утраченного искусства собирательства старой книги
«Книги — это многие и многие часы потраченного на их поиск времени, разные города нашей страны, разные люди. Это — пятые и шестые этажи старых ленинградских домов, это — тихие переулки Арбата и тупички Замоскворечья… Такие книги надо искать, за ними надо охотиться, иногда более терпеливо, чем за самым ценным зверем. Путей для книжных находок немало. Надо быть только внимательным и любопытным».
Ник. Смирнов-Сокольский
«Рассказы о книгах»
Сладковатый запах ломкой старой бумаги, оплывшей охряным цветом по краям, типографская краска, впечатанная, как след на мокром песке, в грубоватую целлюлозу, из которой можно выковыривать едва ли не куски дерева, библиотечная пыль, отдающая ароматами переплетов. Это — старые книги, впитавшие историю. Одно прикосновение к ним, простой тактильный контакт проясняет буквальный смысл максимы: все суета сует…
Эпоха Ян Яныча
Охота на букинистическую и антикварную книгу, не говоря уже о профессиональном коллекционировании, — увлечение редкое в эпоху гаджетов, технических приспособлений, электронного и аудиочтения. Из почти массового занятия в эпоху застоя со своими кодами, правилами, ключевыми игроками это увлечение превратилось в уникальное, словно бы оставшееся в прошедшем времени. Букинистических магазинов — настоящих, с качественным и внятным ассортиментом, даже в Москве и Питере мало. Одержимых спецов в этом деле — немного.
Раньше осмысленная клиентура паслась в Лавке писателей на Кузнецком, в букинистическом в проезде Худтеатра, толклись спекулянты у магазина рядом с памятником первопечатнику Федорову. Комиссионка иностранной литературы на Качалова или второй этаж магазина «Академия» на улице Горького были совершенно легальным окном в свободный мир. Только тексты были напечатаны латиницей. И это окно открывали специальные люди, например, по-профессорски сухой и строгий, абсолютно седой и нездешний продавец Ян Янович из «Академии», непременно заворачивавший узкими музыкальными пальцами каждого приобретенного Сола Беллоу или Филипа Рота в жесткую коричневую упаковочную бумагу. Ян Янычу заказывали книги, у него была постоянная клиентура — наиболее приближенные о чем-то даже шептались с ним.
Букинистический тур по Москве мог занять целый день. Сейчас настоящих магазинов (или отделов) меньше, чем пальцев на руке: «Антиквар» на Мясницкой, «Букинист» у радиального выхода метро «Парк культуры» и, конечно, профильный отдел магазина «Москва», где обретается наиболее профессиональная публика. Постепенно появляются букинистические отделы в других книжных магазинах. Но пока это не то — всего лишь дань нарождающейся или медленно, но возвращающейся моде.
А в настоящих букинистических еще остался дух эпохи, символом которой был Ян Яныч. Последнее, что я у него купил, кажется, году в 90-м — родное, «имка-прессовское», издание сборника «Из-под глыб» 1974 года.
Национальная рыбалка 
Волшебный букинистический тур мне довелось совершить с издателем Игорем Захаровым, фанатичным букинистом. В кепке и элегантном пальто, топорща усы, он шел быстрым шагом по Невскому проспекту, волоча за собой… чемодан на колесиках. К концу книжной охоты, которую он вел в наиболее «рыбных» местах Питера, чемодан наполнялся до краев, а совершенно невероятные книги и периодика сгружались в квартиру, единственными жильцами которой оставались книги. Такое я видел, честно говоря, впервые…
Есть и другой тип коллекционера. Например, Марк Рац — собиратель детской книги первой трети XX века. Коллекция весьма репрезентативная. Понятен и мотив собирателя. Именно этот период — абсолютно уникальная, никогда больше не повторившаяся эра в истории детской литературы, когда союз гениального детского автора (например, Маршака) и гениального иллюстратора (например, Конашевича) давал фантастический по качеству и эффекту результат. И вот что характерно: настоящий собиратель не жалеет денег. Те образцы детской литературы, которые собрал Рац, стоят по сегодняшней конъюнктуре от примерно 6000 рублей (если это сильно затрепанный «Мистер Твистер» с рисунками Лебедева и без обложки) до 12 000 —20 000, если речь идет о дореволюционных книгах издательства Кнебеля. Хотя собрание Раца, во-первых, не исключительно книжное — он собирал иллюстрации, во-вторых, коллекция складывалась не только и не столько из поисков в букинистических магазинах.
Букинистическая охота — удел терпеливых. Удача непредсказуема, но терпение иногда вознаграждается. Потому что иной раз можно напороться на экземпляры удивительных книг, которые почему-то стоят несообразно дешево. Например, самое первое издание «Охранной грамоты» Пастернака: понятно, что это не шедевр книжного оформления, книжица невелика, в простой синей обложке, не в лучшем состоянии. Но не может прижизненный Пастернак стоить меньше тысячи рублей. Однако ведь стоил. А драгоценная стенограмма 17-го партсъезда «победителей» — 500 рублей! Или альбом Сергея Чехонина, автора решительно антисоветских и декадентских иллюстраций к «Тараканищу» Корнея Чуковского (даром, что ли, дело закончилось для художника эмиграцией): 4000 за такое сокровище — это недорого. А Мстислав Добужинский 20-х годов — за 3000 рублей?
Что уж говорить о периодике. Она, конечно, ползет в цене вверх. И, разумеется, подшивка старой «Нивы» стоит реальных денег. Но вот «Красную Ниву», выходившую в 20-е и некоторое время в 30-е годы, можно приобрести по цене двух бизнес-ланчей в хорошем московском ресторане. Не говоря уже об «Огоньке», «СССР на стройке», «Крокодиле», кольцовских «Смехаче» и «Чудаке». Если повезет, безумцы вроде меня имеют шанс поймать момент и скупить все имеющиеся в наличии «Веселые картинки» 60-х и 70-х — по качеству и трепетному отношению к ребенку с сегодняшним детским «глянцем» не сравнить. Или, что несколько дороже, «Мурзилку» с «Пионером» 50-х годов, которые не стыдно положить рядом с «НьюЙоркером» — таково качество обложечных иллюстраций, транслирующих аромат эпохи.
Чтобы вылавливать все эти жемчужины, надо быть очень внимательным. И знать места. Совсем как на настоящей охоте или рыбной ловле.
Эффект присутствия
Едва ли сейчас остались персонажи уровня советского эстрадного артиста Николая Павловича Смирнова-Сокольского, в библиотеке которого было 15 тысяч книг, включая прижизненные издания Пушкина. (Над подготовкой к печати аннотированного каталога его библиотеки несколько лет работал коллектив из пяти человек.) Это был настоящий охотник. Сегодня букинистические магазины, даже самые лучшие, не ломятся от посетителей, хотя собиратель собирателя видит издалека. В очереди в кассу, груженный старой периодикой и — по максимуму — горой тонких детских книжек и журналов с иллюстрациями выдающихся советских художников, я поймал внимательный взгляд сравнительно молодого человека с депутатским значком, обладателя примерно такого же набора покупок. Мы разговорились как старые знакомые, но — тихо: нашу отдающую некоторым безумием страсть едва ли разделяли даже продавщицы отдела…
Смирнов-Сокольский писал: «Меня часто спрашивают: «А зачем вам Пушкин непременно в первом прижизненном издании? Разве нельзя прочитать «Евгения Онегина» в издании позднейшем, сегодняшнем?»… Но люди любознательны, и многих интересует — каким именно впервые тот же «Евгений Онегин» предстал перед глазами читателей». Потому и изумляет низкая цена на первое издание «Охранной грамоты». И совершенно не смущает сравнительно высокая цена на второе издание «Трех толстяков» Олеши с вклеенными иллюстрациями Добужинского: эту книгу я выхватывал с полки, в буквальном смысле озираясь — чтобы никто не имел даже возможности перехватить. Второе издание «Зависти» с иллюстрациями Альтмана — не меньшая удача. Все равно что для Сокольского первое прижизненное издание «Мертвых душ» Гоголя с обложкой, нарисованной автором…
«Веселые картинки» 1960-х говорят об эпохе не меньше, чем любое исследование. У этих затрепанных полос есть своя история и своя — детская — душа. Потому что на них оставлены детские следы — карандашом, ножницами, руками. «Чиж» с Ворошиловым на коне на обложке, идеологизированные книжки Михалкова с рисунками Ротова, безыдейные комиксы Сутеева, нарисованные в самые глухие годы советской власти, свидетельствуют об эпохе как живые очевидцы, «говорящие головы». Можно ли на это пожалеть денег? А дореволюционные детские книги со следами детского карандаша — возможно ли преодолеть соблазн добиться эффекта присутствия в другой эпохе, сохранить этот отпечаток времени у себя?
По Борхесу, Вселенная — это библиотека. Мини-модель Вселенной — букинистический магазин, таящий в себе множество совершенно неожиданных открытий для тех, кому нравится запах и поверхность книги, кто готов любоваться шрифтами и ощущать прикосновение времени, спрятанного в расползающихся страницах. Скоро издания 60 —70-х остановятся на границе букинистической и антикварной книги — это все-таки уже по-настоящему прошлый век. И даже сейчас в этом сегменте есть где развернуться собирателю или просто любителю зависнуть рядом с книжной полкой.
Посмотрите новыми глазами на собственную книжную полку: она стремительно движется в категорию букинистической литературы. Еще десяток лет — и вы коллекционер.
