Вот ее, родимую, и кушаем. The New Times попытался без ста грамм разобраться в алкогольной политике российских властей
Елена Загородняя
РИА «Новости» — для The New Times
Придумывая все новые схемы организации алкогольной отрасли, чиновники всех мастей забыли про потребителя алкоголя. Причем не про того, кто уже спился, а того, кто наверняка сопьется, если водка по-прежнему будет дешевле подсолнечного масла. Власть так заигралась в алкогольный конструктор, что рискует потерять объект управления.
Лебедь, рак и водка
Расхожее представление о том, что власть едина и в делах, и в мыслях, блестяще опровергается возней последних недель вокруг алкоголя. Вернуть монополию на оборот этилового спирта (Федеральная налоговая служба и Счетная палата). Не допустить монополию на оборот спирта (Минфин). Акционировать, а затем приватизировать Росспиртпром (Минсельхоз). Поднять минимальную цену на водку (Госдума). Повысить акциз на пиво (она же). Смертность от алкоголя растет (председатель думского комитета Владимир Васильев). Смертность от алкоголя падает (вице-премьер правительства Дмитрий Медведев). Шизофрения, как и было сказано… Хоровое пение: срочно ввести ЕГАИС; продлить срок введения ЕГАИС; освободить оптовиков от ЕГАИС. Без ста грамм не разобраться.
Впору затосковать — так непроходимо привычен бардак вокруг водки. Привычны и аргументы. Наполняемость бюджета, который в советские времена чуть ли не на четверть обеспечивался поступлениями от алкоголя, с одной стороны; мужская смертность и спившиеся в дым села, города и целые районы — с другой.
Причем под каждую из идей трансформирования алкогольного рынка у ее сторонников находятся вполне убедительные цифры. Например, цифры, свидетельствующие о том, что количество левой водки уже сопоставимо с легальной и потому надо срочно вводить госмонополию на всю алкогольную отрасль. Что госмонополия на спирт приведет к росту цен на лекарства на 70% и к шестикратному увеличению доходности нелегального производства спирта и водки. Или что темпы роста потребления крепких алкогольных напитков в нашей стране остаются одними из самых высоких в Европе.
Вряд ли есть смысл здесь перечислять весь список аргументов. Упомяну лишь об одном из самых свежих, озвученном 19 ноября главой Минсельхоза Алексеем Гордеевым в защиту идеи о необходимости приватизации Росспиртпрома. Для понимания: сейчас в Росспиртпром входит более 120 юридических лиц, объединяющих около 200 спиртовых и ликеро-водочных заводов разных регионов России. Из Гордеева: «...Сменить не очень эффективную, нерациональную организационно-правовую форму, которой является ГУП, на акционерное общество». То есть и до министров уже доходит, что государство — не лучший собственник.
Дешевле грязи
Осеннее обострение алкогольной темы, между тем, идет мимо главной проблемы — немыслимой, прямо-таки повседневной ценовой доступности водки. Того самого крепкого алкогольного напитка, преобладание которого в структуре потребления алкоголя и является определяющим фактором продолжительности жизни мужской части населения. Ведь водка нынче несуразно дешева. Даже если новый состав Думы быстро одобрит внесенный 16 ноября законопроект о повышении минимальной розничной цены водки до 70 рублей за поллитра, все равно она останется очень дешевой. Из разряда тех продуктов, о расходах на приобретение которых не стоит даже задумываться, покупать ли, нет ли. 
Осознанно или из-за стечения внешне не связанных обстоятельств и столкновения интересов, но водка сейчас в относительных ценах дешева как никогда. В период гиперинфляции, с 1991 по 1996 год, цены на молочные продукты, например, увеличились в 7500 раз. Цены на водку — в 1400 раз. Далее отличие было не столь разительно, но привело к тому, что мы имеем.
А имеем вот что: на среднюю официальную зарплату в 1987 году можно было купить 11 литров водки. В 1997-м — 23 литра, в 2007?м — 70 литров. Будучи пересчитанной на колбасу по 2 рубля 20 копеек, бутылка водки стоила полтора килограмма. В нынешней вареной колбасе она стоит 200 грамм. В сером хлебе за 13 копеек водка стоила 28 буханок. Сейчас — четыре с небольшим. А в пиве? В «Жигулевском» за 36 копеек бутылка водки стоила 5 литров пива (без учета стоимости сданной от пива стеклотары и приобретенного на эти деньги пива). Сейчас — литр с небольшим.
Последнее сравнение особенно важно. На здоровье выпивающих принципиально влияет вовсе не абсолютный алкоголь (1 литр 100процентного спирта), потребление которого в России нынче перевалило за 10 литров на душу в год, а тип потребления алкоголя. «Северный» — с преобладанием крепких спиртных напитков, или «южный» — с преобладанием пива и вина.
В России — «северный» тип (57% приходится на крепкие напитки). В Польше до недавних пор тоже был «северный». После повышения акцизов на спирт в начале 90-х годов в стране доля крепкого алкоголя в алкогольном потреблении сократилось с 80 до 20%, а продолжительность жизни мужчин выросла с 60 до 70 лет. Пиво, между тем, сейчас в Польше в 12 раз дешевле водки. В России, повторюсь, в два. Да и то совсем ненадолго. Тот же Минфин, который теперь с пеной у рта отбивается от идеи госмонополии на оборот спирта, сетуя на неминуемый после этого рост производства «паленой» водки, тихой сапой поправками в Налоговый кодекс недавно провел увеличение акцизов на пиво на 32,4% с 1 января 2008 года. Акциз на крепкое спиртное с того же момента вырастет на 7%. И это значит, что относительная доступность водки еще вырастет. Соответственно, и смертность тоже.
Нет, не от пресловутых «алкогольных отравлений», львиная доля которых, к слову, происходит от чрезмерного употребления вполне легальной продукции. Вырастет смертность от сердечно-сосудистых, например, заболеваний — это самая многочисленная графа российской смертности, в которой как минимум четверть, а то и треть связана с употреблением крепкого алкоголя. И из-за самоубийств, и ДТП, и убийств, которые, по открытой до 2006 года статистике ГУВД, на 80% совершаются в состоянии алкогольного опьянения. Теперь эта статистика закрыта. Как и многое другое.
