В 2013 году Франция стала 14-й страной мира, легализовавшей гей-браки. С июня, когда был принят закон, до декабря 7 тыс. однополых пар узаконили свои отношения. Одним из этих 14 тыс. счастливцев оказался корреспондент The New Times
Напутствие новобрачным ничем не отличается от гетеросексуальных пар
Мягкое декабрьское солнце окрасило нежно розовым светом красные стены мэрии Ниццы, ленивые голуби примостились на подоконниках в ожидании риса, которым будут осыпать многочисленных новобрачных, в маленьком переулке за оградой мэрии собрались самые разные люди: пышногрудые дамы в открытых белых платьях с кринолином стоят по соседству с девушками, закутанными в хиджабы, в одних компаниях уже пьют шампанское, в других алкоголя нет даже на свадьбах — обычная картина для этого пятачка в центре старого города по субботам.
Наша маленькая компания с двумя женихами в смокингах затерялась в толпе, так что на нас мало кто обращает внимание. По правде говоря, многие из окружающих нас гей-браки, наверное, не одобряют: одним религия не позволяет, другим — просто консервативные убеждения. Но во-первых, они слишком заняты своим праздником, а во-вторых, среди наших свидетелей — молодая женщина (тоже в смокинге), которую даже сотрудники мэрии то и дело принимают за невесту. Охранник находит наши фамилии в списке и проводит нас в маленький офис к сотруднице мэрии, которая проверяет документы женихов и свидетелей и просит расписаться в книге посещений. Снова выходим во двор, где к нам тут же подлетает фотограф из местной газеты Nice Matin («Утренняя Ницца») и просит попозировать для фотографии в понедельничный номер. То и дело ловишь себя на мысли о какой-то нереальности происходящего. Не то даже странно, что ты выходишь замуж, пользуясь улыбкой судьбы, которой лишены сотни тысяч твоих соотечественников в далекой России, коим не посчастливилось встретить выходца из страны с разрешенными гей-браками; не то странно, что лет 15 назад, скрывая, как тогда казалось, то ли грех, то ли болезнь от родителей и друзей, ты и в самых смелых мечтах не мог представить себе этот день, а то, что окружающие люди ведут себя так, будто ничего особенного и не происходит. «Пройдите сюда, пока без гостей», «Все свидетели на месте?» «Распишитесь здесь», «Поздравляю, всего хорошего». Для них вы — одна из десятков пар, ежедневно проходящих перед их глазами, а уж в смокинге ты или в хиджабе — никого не волнует.
Перед лицом Марианны
После недолгого ожидания во дворе нас вместе с гостями и свидетелями приглашают в зал для церемоний. Высокие потолки, строгие дубовые панели на стенах, несколько рядов алых бархатных сидений, как в небольшом домашнем театре, где на сцене уже возведены декорации: длинный деревянный стол с открытой кожаной папкой и пресс-папье, а также постаментом, на котором стоит бюст Марианны, национального символа республиканской Франции. Мы занимаем два центральных места в первом ряду, они отличаются от остальных спинками в виде ракушки или, может, розы. Кич, конечно, но ведь присутственные места редко где отличаются вкусом. Сидим и торжественно ждем, сердце почему-то колотится, как перед экзаменом. Думаешь о том, сможет ли твоя русская свидетельница ответить по-французски на необходимые вопросы, и о том, что друзья странно затихли. Иногда кто-то заглядывает в тяжелые двустворчатые двери, снова закрывает их, кто-то заходит и поправляет бумаги на столе, снова уходит. «Невесту, наверное, ждут», — шутит кто-то из гостей, нарушая наконец томительную тишину.
„
Для них вы — одна из десятков пар, ежедневно проходящих перед их глазами, а уж в смокинге ты или в хиджабе, никого не волнует
”
И вот на возвышение со столом и бюстом поднимается заместитель мэра Ниццы — средних лет дама в очках и твидовом пиджаке, перевязанная лентой с французским триколором. Мы встаем, заммэра настраивает нас на важность сегодняшней церемонии и зачитывает отдельные главы из Гражданского кодекса о правах и обязанностях супругов: мы должны уважать друг друга, хранить верность, заботиться друг о друге, нести ответственность за семейный бюджет и воспитание детей... Все это, впрочем, тоже проходит в каком-то тумане, думаешь почему-то не о статьях закона, а о том, куда деть ставшие вдруг неудобными руки. И вот, наконец, ты сам из зрителя становишься актером, когда мадам заместитель мэра, старательно выговаривая неудобные звуки русского имени произносит: «Согласны ли вы, Сергей Андреевич Хазов, взять в законные супруги...» И ты отвечаешь пересохшими губами «да», на что мадам говорит: «Как-то вы тихо сказали, мне кажется, ваши гости и свидетели не услышали, а ведь именно в этом смысл всего происходящего». — «Да, да, конечно, да». Мы расписываемся в брачном сертификате, обмениваемся кольцами, целуемся, мадам заместитель вручает нам в качестве сувенира металлический поднос, на котором лежали наши кольца, красочный альбом под названием «Я сказал «да» в Ницце», а также Семейную книжку, на центральном развороте которой стоят наши фамилии («супруг или отец» — дважды написано на обеих страницах) и оставлена масса пустых страниц для данных о будущих детях. Впрочем, нет, Родина не оставляет и тут: поскольку один из супругов — гражданин страны, где гей-браки не признаны, мы оба подписываем бумагу, в которой указано, что женимся мы на свой страх и риск, отдавая себе отчет в возможных последствиях. «Я вам одно могу сказать, — говорит мадам заместитель мэра, — самое главное в отношениях — это говорить друг с другом. Никогда нельзя замалчивать проблемы, все нужно обсуждать». — «Да мы уже девять лет вместе», — отговаривается мой теперь уже муж. «Мы с вами это обсудим, когда вы 30 лет вместе проживете», — с улыбкой замечает мадам.
Счастье в деталях
Что бы ни говорили циники, к которым раньше относился и я, но брак — это, конечно, прежде всего ощущение счастья. Неохватного, инфернального, наркотического какого-то счастья, которое быстро проходит, затененное бытом, работой, погодой, но которое никогда не забывается, оставаясь в сердце, готовое выпорхнуть, стоит лишь открыть потаенные дверцы памяти. Впрочем, помимо сантиментов есть и вполне конкретные преимущества, которых гомосексуалы разных стран добиваются с введением гей-браков. Супруги могут пользоваться налоговыми льготами, поскольку рассматриваются как единая налоговая единица, по-семейному регулируются вопросы наследства и раздела имущества при разводе (этот вопрос, впрочем, на Западе принято заранее прописывать в брачном контракте); супруг может распорядиться относительно лечения своего мужа или жены, если тот не в состоянии принять решение сам; наконец, супруги получают право не свидетельствовать друг против друга в суде. И да, конечно, гей-пары получают возможность усыновлять детей или просто воспитывать своих, так что оба супруга считаются родителями по закону. К чувствам это не имеет никакого отношения, любить детей можно независимо от того, что написано в их метрике, но зато насколько упрощается жизнь у семьи, в которой оба родителя могут путешествовать с детьми, ходить на родительские собрания, принимать решения об образовании и лечении своих детей, не думая о том, что один из супругов по бумагам совершенно чужой человек и нужно постоянно думать о доверенностях или же просто иметь под рукой «официального» родителя. Все это вещи, на которые гетеросексуальные пары часто не обращают внимания, но именно они делают жизнь проще, а людей — счастливее.
Любой праздник рано или поздно заканчивается, и после шампанского, поздравлений и средиземноморского бриза приходится возвращаться в заснеженную Москву, где все прошедшее порой кажется сценой из зарубежного кинофильма. И лишь отвечая на вопрос о семейном положении в анкете на новую французскую визу, с удовольствием ставишь галочку под словом «marié», помня, впрочем, что для России ты все еще холост.
фотография: Marie Astrid Jamois