9 марта для Украины – большой праздник. Особенно в этом году, когда со дня рождения Тараса Шевченко, не только поэта, не только художника, но национального символа, стоявшего у истоков идеи незалежности, кумира и пророка, хранителя народной памяти, исполняется 200 лет. Старый Днепр под киевской кручей, своей мощью пронзающий страну и достигающий каневской могилы Тараса, выполнил свое предназначение: последние остатки рабства смыты кровью Небесной сотни Майдана. Кайданы (кандалы) порваны, коллаборационисты бежали из Киева, хотя враги взломали крымскую дверь.
И всем странам мира, ставящим украинские новости на первую полосу и «первым экраном», в начале сводок, «стало видно, стало чуты», «як реве» этот самый «ревучий» Днипро. Всю советскую, постсталинскую эпоху, когда смолкли выстрелы Сопротивления, а Западную Украину повезли под конвоем на Восток, в сибирские лагеря (кстати, вместе с крымскими татарами, лидером которых недаром является советский диссидент Мустафа Джемилев), украинские диссиденты шли к памятникам Тарасу Шевченко, как мы к пушкинским. И дело не в литературе, не в народности, Тарас Шевченко вовсе не украинский Есенин. Тарас Шевченко – это не Малороссия (у него – Украина!), гарные дивчины, сало и подсолнухи, лелека (аист) на крыше и кавуны в огороде. Это память о гайдамаках, о Запорожской Сечи, о польской вольности. Это национальное самосознание и река незалежности – Днепр.
Карл Брюллов и Василий Жуковский, принимая участие в талантливом крепостном художнике, еще могли заблуждаться на его счет. Виссарион Белинский оказался в этом пункте вполне имперцем: он пренебрежительно отнесся к национальным идеям Шевченко, сочтя их «провинциализмом».
Зато государь император все понял с полуслова. Когда вольный художник Тарас Шевченко в 1846 г. вступил в киевское Кирилло-Мефодиевское общество, состоящее из молодых людей, интересовавшихся развитием славянских народов (особенно украинского), грянул гром. 10 участников кружка были арестованы и жестоко наказаны. Шевченко загремел в солдаты, в Оренбургский корпус и прозябал рядовым до 1857 г., пока не была «победоносно» проиграна Крымская война, пока с горя не умер Николай I. Причем солдату Шевченко было запрещено «писать и рисовать». Он выжил только благодаря заступничеству просвещенных офицеров (и даже генералов), которые не знали, что негласно подписываются под обетом «За вашу и нашу свободу!».
Империи имеют особый нюх на идеи незалежности. Сталин физически ликвидировал культурологическое общество «Просвита». Брежневский застой убил в лагерях поэта Василя Стуса и дал 7 лет (только за стихи!) Ирине Ратушинской. Она написала строки, одинаково актуальные и для наших августов (1968 г. и 2008 г.), и для декабря 1994 г., и для марта 2014 г. «Государь-император играет в солдатики – браво! У коней по-драконьи колышется пар из ноздрей. Как мне в сердце вкипела твоя оловянная слава, окаянная родина вечных моих декабрей! И сегодня, и завтра – все то же, меняя обличья, – лишь бы к горлу поближе! – и медленно пить голоса. А потом отвалиться в своем вурдалачьем величье, да иудино дерево молча растить по лесам».
В своем письме к Гоголю Тарас говорит: «Не заревуть в Україні вольнії гармати. Не заріже батько сина, своєї дитини, за честь, славу, за братерство, за волю Вкраїни. Не заріже: викохає, та й продасть в різницю москалеві. Це б то, бачиш, лепта удовиці престолові-отечеству та німоті плата …»
Заступничество Тараса все еще нужно его народу. Чужие престолы и чужие отечества все еще пытаются поработить его страну.
