Шансы выжить

Теперь я знаю два радикальных способа лечения головной боли: первый, классический — гильотина, второй применили на мне сегодня — госпитализировали и исследуют мой мозг с помощью магнитно-резонансной томографии. Даже не знаю, что там дальше, — я еще где-то в начале лечения. Выглядит как нечто странное, конечно. Но доктор объясняет: «Кроме вероятности, что это реакция на погоду или инфекцию, есть еще вероятность, что это донор — реципиент реакция (то есть мой организм пытается отторгнуть пересаженные мне клетки костного мозга сестры) — и тогда это очень опасно».

И я задумываюсь о том, как, вернувшись в Россию, буду рассказывать участковому терапевту в городской поликлинике о том, что у головной боли может быть несколько причин, в том числе и очень опасная. И я буду прав. А он будет отвечать мне, что по причине головной боли у нас в стране не госпитализируют. И он тоже будет прав.

После первой моей трансплантации, когда мне еще в Самаре пересаживали мои собственные стволовые клетки, прошло два года, прежде чем я узнал, какие меры предосторожности должен соблюдать посттрансплантационный пациент. Дело в том, что книжки и руководства, выданные мне перед трансплантацией в США, содержали и инструкции по трансплантации собственных клеток. Оказалось, что инструкция о том, где можно бывать, а где нет, что можно есть и что нельзя, как часто сдавать и какие анализы, содержала страниц сто. Тогда, два года назад, я ничего этого не знал, потому что такой инструкции у меня не было. Стоит ли удивляться, что уже через пару дней после выписки без единой инструкции из самарской больницы у меня была температура 39 оС, пневмония и много чего еще.

К этому моменту я уже был в Москве, и РОНЦ меня положить на лечение не смог — не было направления на высокотехнологическую медпомощь. Зато врачи предупредили, что, если вызвать скорую, то меня, скорее всего, положат в городскую инфекционную больницу, от чего мне наверняка станет много хуже. Так что дальше я лечил себя на дому: ставил капельницы с антибиотиками и противогрибковыми препаратами, искал способы отправить кровь на анализы. Сейчас, когда я это вспоминаю, меня передергивает. Кажется, что вероятность умереть тогда (хотя и совершенно неосознанная) была выше, чем вероятность умереть в Нью-Йорке от септического шока.

Но ведь выжил же. И тысячи людей выживают. Все-таки правду говорят: если пациент твердо решил выжить, то врачи просто бессильны ему помешать.