Болотные и забытые

Около здания суда выставлены железные заграждения, подойти можно только через узкий проход, охраняемый омоновцем и дружинником — оба проверяют сумки у всех прохожих. Сбоку здания прячется полицейский автобус — на всякий случай. Впрочем, на процесс по «делу четырех» — Александра Марголина, Ильи Гущина, Алексея Гаскарова и Елены Кохтаревой — народу приходит совсем немного — от силы человек пятнадцать: родственники подсудимых, пара журналистов, еще двое интересующихся: женщина-пенсионерка, которая вдруг громко объявляет, что знает обо всем, что происходит в кулуарах партии РПР — ПАРНАС, и немолодой мужчина, называюший себя «неравнодушным». Оба, впрочем, в ожидании начала заседания обсуждают телесериалы.

В коридоре появляется фигурант «дела четырех» — находящаяся под подпиской о невыезде Елена Кохтарева — она вся в синем.

«В сериале показывали Лос-Анджелесский окружной суд — вот это красота там, не то что у нас… — Разговор пенсионеров о заморском суде плавно переходит к вечной теме: кому на Руси жить хорошо. — Вот в Перми жить совсем невозможно».

Кохтарева интересуется: «Им (пермякам) плохо? Пусть на митинги выходят, выражают недовольство!»

Сама Кохтарева на митинги, по ее словам, больше не ходит. «Я против демократических ценностей категорически, я за традиционные ценности, — делится она с корреспондентом The New Times. — Когда выходила на Болотную — была недовольна внутренней политикой: национальным вопросом, ЖКХ, нашей армией…»

Наконец, в коридоре появляется конвой: ведут подсудимых. «Посмотри — это мне кажется или они все бледные какие-то?» — спрашивает Ольга Гущина, мама Ильи Гущина, своего второго сына Кирилла, стоящего рядом с ней. «Ну Илья не розовенький, конечно, обычный — он всегда бледный был, из дома не любил выходить», — отвечает тот.

„  

«На Болотной разные лозунги были против президента: «Путин, лыжи, Магадан»  

«Всем встать!» — в зал входит судья Наталья Сусина, немолодая брюнетка с равнодушным лицом. В ушах у нее традиционные для судей сережки с белым жемчугом, чуть подкрашенные глаза. Чем-то неуловимым судья Сусина напоминает свою начальницу — председателя Замоскворецкого суда Наталью Никишину, которая вела первый «болотный процесс». Только Никишина с подсудимыми и адвокатами общалась, как учительница средних классов, Сусина же разговаривает с ними, как воспитательница детского сада. По правую руку от судьи сидит прокурор Наталья Костюк, которая печатает что-то на компьютере. Видно, как ей тяжело — мешают длинные наращенные ногти.

Заседание начинается с допроса свидетелей. Первым вызывают Дмитрия Панько — мужчину с покрытыми татуировками бицепсами. Он залихватски нахлобучивает солнечные очки на затылок и представляется: «Мастер по установке кондиционеров». Из подсудимых он узнает только Алексея Гаскарова.

«Вообще я знаю Гаскарова с 26 февраля 2012 года, тогда он провоцировал драку…» — начинает свидетель. Судья перебивает: «Мы здесь говорим про 6 мая вообще-то». Мастер по установке кондиционеров сообщает, что пришел на ту акцию, чтобы провести опрос оппозиционно настроенных людей для личного интереса, хотя сам он поддерживает власть в стране. «Возле кинотеатра «Ударник» камни летели, бутылки, с правоохранителей шлЁмы снимали… Я залез на дерево, чтобы все видеть».

«Обезьяна», — тихо замечает мать Ильи Гущина.

Свидетель Панько продолжает, что Гаскаров был на Болотной площади со «своей группировкой» в 5–6 человек, которым он давал указания — это он, свидетель, понял по его «направляющей» жестикуляции.

«Это чуть-чуть там, за тем мостом», — свидетель начинает путаться, где он видел Гаскарова и где стояло полицейское оцепление. Гаскаров требует: покажите на карте, если не помните названий улиц.

«У меня за это время ребенок родился, мне было не до Болотной», — объясняет свою забывчивость свидетель после изучения карты.

«На Болотной разные лозунги были против президента: «Путин, лыжи, Магадан», — рассказывает Панько. «Знает ли свидетель, кто на тот момент был президентом РФ?» — спрашивает из клетки Илья Гущин. Зал взрывается смехом. «Тишину поймали», — грозно цикает судебный пристав.

Подсудимая Кохтарева не участвует в дискуссии: она ест шоколадку, которую делит вместе со своим адвокатом Дмитрием Акимовым. Он тоже не задает вопросов и читает в газете раздел «Объявления».

Следующий свидетель — Александр Мордашов, полицейский. Он тяжело возносит большой живот и себя на ступеньку трибуны, оглядывает подсудимых: «В принципе никто мне не знаком».

Последний свидетель на сегодня — Дмитрий Мамленов, инженер-электроник оперативного полка полиции. На вопросы судьи он также отвечает, что никого из подсудимых не знает. Но почему-то прокурору Наталье Костюк этого недостаточно, она спрашивает: «Видели ли Гаскарова?» «Видел похожего — и 6 мая, и на акциях на Триумфальной площади, и на Манежной», — поддается прокурору инженер-электроник.

После вопроса Гущина, не видел ли он случайно и его, свидетель склоняет голову, держится за виски и через несколько секунд протягивает: «Ну похожего видел, да».

В перерыве Елена Кохтарева выходит из душного зала.

«У меня мозги на Украине сейчас, я ни о чем думать не могу, — признается она The New Times. — Если мы не введем войска на Украину, если там не будет нашего ФСБ, ГРУ, не знаю чего — мы получим фашистское государство под боком».

У подсудимых другие проблемы: «Передайте мне шторку для ванны», — Александр Марголин шепчет родителям из клетки. Мамы Ильи Гущина и Алексея Гаскарова обсуждают цены на вентиляторы, которые хотят передать своим сыновьям в тюрьму. Кохтарева продолжает: «Те, кто проходит со мной по делу, — разные ребята: один националист, другой либерал, третий постарше… — я к ним нормально отношусь, нам всем очень страшно жить».

Чего боится Кохтарева? Теоретически ей могут изменить меру пресечения, возможно, она боится тюрьмы.

Марголин, Гущин и Гаскаров, похоже, ничего уже не боятся.

Им просто важно, чтобы о них помнили. Так же, как и о Косенко. И о тех, кого уже осудили по «болотному делу» и кто ждет апелляции в московских тюрьмах.