Василь Быков завещал если не жить, то хотя бы умирать по-человечески
Писатель Василь Быков до последнего дня раскаивался в том, что подписал в 70-е годы письмо против «литературного власовца» Солженицына /фото: Владимир Межевич/Фотохроника ТАСС
Писатель-фронтовик Василь Быков в начале 70-х не шибко разбирался в политике. Разобрался после 50 лет, потому что подорвался на мине: не подумав, он автоматически подписал письмо против «литературного власовца» Солженицына.
19 июня Василю Быкову исполнилось бы 90. Он ушел в 2003-м, в 79. И до последнего дня раскаивался в этой подписи, до последнего дня ее искупал. У героя, фронтовика, была жестокая судьба: ему пришлось провести конец жизни вне своей «батьковщины», на земле противника, в Германии. Там теперь было больше свободы и добра. С Лукашенко он ужиться не мог, вернулся только на последнем месяце жизни: лечь в родную землю.
Василь Быков ворвался в нашу невеселую советскую жизнь своей трудной войной в ранние 60-е. Зелененькая «Юность» за 1964 год. «Западня». Не немецкая — своя. Лейтенант Климченко попадает в плен. Ведет себя героически, готов к расстрелу. Но эсэсовец Шварц (Чернов), найдя у него списки роты, устраивает провокацию якобы от его имени, призывая сдаваться комсомольцев, с которых комсорг Климченко взносы собирал. А потом лейтенанта отпускают. Знают «обстановочку» в советских войсках. И тут же особист пытается арестовать Климченко. На его счастье начинается атака. Но лейтенант успевает послать месседж Шварцу: «Ты победил, сволочь!» Надежда у Климченко одна: быть убитым или тяжело раненным в этой атаке. И спастись в могиле или в госпитале. Иначе — трибунал.
В 1966 году из «Нового мира» нас шарахнуло повестью «Мертвым не больно». Еще один лейтенант Василевич вспоминает, как капитан Сахно погнал на минное поле санитарку Катю, как заставил застрелиться его друга лейтенанта Юрку, а потом лебезил перед немцами в плену. Но вот кончилась война, а Василевича и заступившихся за него студентов тащит в милицию бывший председатель военного трибунала. За неуважение к органам.
„
Наша война не кончилась и не кончится теперь уже никогда. Ни для нас, ни для Василя Быкова
”
А тут еще появляется «Круглянский мост» (1968). Оказывается, за взрыв моста любая цена хороша, в том числе и смерть взорвавшего мост сына полицая Мити. Мы узнали, что на войне свои стреляют в своих. Полное окружение: немцы и этакие «свои».
Когда же появились такие вещи, как «Карьер» (1987), то оказалось, что стреляет и прошлое. Стреляет в спину, потому что непонятно, стоит ли продолжать жить после войны. Откуда берутся силы бороться с немцами у попадьи Варвары Николаевны? Ее муж, отец Кирилл, был арестован и погиб в 30-е, а сын Олежка отрекся от отца, чтобы выучиться, а потом попал под бомбежку. Выжженная земля. Ад. Герои Быкова живут, как в романе католика Жоржа Бернаноса «Под солнцем Сатаны». И если они сохраняют человечность, как Варвара Николаевна, Петрок и Степанида из «Знака беды» (1983) и Степка из «Круглянского моста», то они святые.
В 80-е мы узнали от Быкова, что сыновья раскулачивали отцов («Облава», 1986); что сажали «нацдемов» (патриотов национальных окраин СССР), таких как Дорошка в «Стуже» (1991); что в полицаи шли раскулаченные (как Гуж из «Знака беды»); что «врагов народа» выбирали голосованием на собрании, была норма по их «разоблачению» («Красные петлицы», 2001).
А после войны стало еще хуже: доносят друг на друга из страха герои, научные работники из «Бедных людей» (1998). Гибнет от радиации изнасилованный «дедами» дезертир, забившись в зону; всех вербуют в сексоты, а не ставший стукачом Валера Сорокин теряет все, спивается и умирает в газпромовской трубе («Труба», 1998).
Наша война не кончилась и не кончится теперь уже никогда. Ни для нас, ни для Василя Быкова. Однако писатель советовал умирать по-человечески.
