«В тюрьме многое может случиться...»

Замоскворецкий суд Москвы приговорил к реальным срокам трех фигурантов второго «Болотного дела»: Алексей Гаскаров и Александр Марголин получили по 3,5 года колонии общего режима; Илья Гущин, частично признавший вину, — 2,5 года общего режима; Елена Кохтарева, полностью раскаявшаяся, — 3 года и 3 месяца условно

Алексей Гаскаров, 29 лет, лидер движения «Антифа», задержан 28 апреля 2013 года. По версии обвинения, Гаскаров «применил физическое насилие, схватив одного полицейского бойца Ибатуллина за ногу», а другого — «двумя руками за левую руку»:

На оглашение вердикта я взял с собой текст приговора, вынесенного первой группе «болотников» судьей Никишиной. Пронести его в зал суда мне не удалось — запретили, но я его уже читал раньше, и когда судья Наталья Сусина стала зачитывать приговор, мысленно стал сравнивать… Так вот, мне показалось: все обоснования нашей вины, изложенные судьей Сусиной, слово в слово совпадают с тем, что постановила в своем приговоре судья Наталья Никишина*.

Еще до оглашения приговора было понятно: ожидать, что решение суда по нашему делу будет строже или мягче, чем у первой группы «болотников»**, нет никаких оснований — изначально была некая предрешенность. Еще когда мы читали материалы нашего дела, знакомились со всеми экспертизами, порой думали: может, вообще отказаться от участия в суде? Но решили все-таки попробовать.

На суде мы подробно разбирали все 25 часов видеозаписей — по ним можно проследить, кто что делал в тот или иной момент события, на записях есть тайм-код, и видно, например, что в 17:58 я находился у Лужкова моста и никак не мог участвовать в прорыве, как об этом говорил свидетель Панько, показаниям которого поверил суд.

Тут все просто: суд «округляет» цифры и обстоятельства, он исходит из того, что время совершения преступления по статье 212 УК РФ («массовые беспорядки») охватывает период с 16 до 20 часов — и баста. Это полностью исключает индивидуальный подход, объективный разбор по каждому конкретному фигуранту (вынося решение, Замоскворецкий суд не учел и не указал, что и в какое конкретное время делал на Болотной площади каждый фигурант, и можно ли это считать участием в «массовых беспорядках». — The New Times).

В статье 212 УК РФ «Массовые беспорядки» описываются шесть признаков этого преступления: насилие, погромы, поджоги, уничтожение имущества, применение взрывчатых веществ, оказание вооруженного сопротивления. В нашем случае и обвинение, и суд посчитали так: не обязательно, чтобы твои действия соответствовали всем признакам состава преступления по этой статье, ты — все равно участник массовых беспорядков. Между прочим, Верховный суд РФ в своем постановлении дал четкое разъяснение, что считать массовыми беспорядками. Там прямо говорится: при массовых беспорядках происходит дестабилизация всей общественной жизни. Разве было что-то подобное на Болотной 6 мая 2012 года? А в нашем случае как получается: ты просто участвуешь в массовом мероприятии, ничего не поджигаешь, просто стоишь и — ты уже «участник».

Тогда вопрос: почему фигурантам дела о погромах в Бирюлево и о событиях на Манежной площади не вменяют участие в массовых беспорядках, а нам вменяют? Мне это непонятно.

Давайте вспомним, как начиналось «Болотное дело». Там сначала речь шла о 318-й статье («применение насилия в отношении представителя власти») и о ст. 212, ч.3 — «призывы к массовым беспорядкам». А потом, когда обвинение получило прослушку Удальцова о его встречах с грузинами, вменили еще и статью 212, ч.2 («участие в массовых беспорядках»).

Сейчас, после приговора, я даже не знаю, что писать в апелляции: такое ощущение, что все наши аргументы никому не нужны. Например, я в прениях задавал вопрос: если все участники демонстрации, как положено, проходили через металлоискатель, откуда же тогда у некоторых демонстрантов появилась металлическая проволока? Я-то уверен: на Болотке были провокаторы, действовавшие по заданию власти — сделать так, чтобы ненасильственный митинг превратился в акцию с применением насилия.

„

«Я-то уверен: на Болотке были провокаторы, действовавшие по заданию власти»

И еще я вот о чем хочу сказать сейчас: коли участвуешь в политическом процессе, «не виляй хвостом», старайся всегда говорить правду. А на нашем суде, например, приходят свидетели защиты и говорят: мы, мол, не видели, как демонстранты применяли насилие к полицейским. Зачем так говорить? Лучше просто объяснить, что там происходило.

Напрягает и другой момент. Знаете, есть такое мнение — мол, «болотникам» дают пустяшные сроки, подумаешь, какие-то три года… Даже некоторые оппозиционеры высказываются в таком духе, что, мол, ничего страшного не произошло — и все расслабляются. И тут складывается такая картина: сначала в газетах — я сам читал в «Коммерсанте», — пишут, что нам грозит чуть ли не до 10 лет, хотя изначально было понятно,что такого не будет, а когда дают гораздо меньше, 3,5 года, все облегченно выдыхают: ничего страшного, мягкий приговор. Но ведь это же совсем не так! Во-первых, за что эти 3,5 года? А во-вторых, за такое время в тюрьме с человеком многое может случиться.

Я надеялся на то, что приговор будет мягче. Суд не учел ничего — ни доводов защиты, ни показаний свидетелей, ни того, что показания потерпевших на процессе не соответствовали тому, что те же самые потерпевшие говорили во время следствия.

Мы 40 раз, по 3 раза в неделю, ездили на судебные заседания. Зачем? Ведь судья, по сути, переписала обвинительное заключение (по первому «болотному делу») и не учла ни одного нашего довода — вообще ничего по ходу нашего процесса!

Доходило до абсурда. Как, например, судья могла приобщить к делу бумагу об ущербе, причиненном во время демонстрации 6 мая (согласно обвинению, «городскому бюджету был нанесен ущерб в размере 28,5 млн руб. в виде разломанного асфальтового покрытия, которое демонстранты использовали в качестве орудия нападения на сотрудников полиции». — The New Times), если этот «документ» был подписан гендиректором, который вышел на работу только 9 июня, а на самом «документе» вообще не стояло даты.

Тем не менее, оказалось, что мы с Гаскаровым на суде наговорили себе на три с половиной года. Но я не мог признать вину. Как можно признать то, чего ты не делал?

Теперь буду подавать апелляцию. Хотя не уверен, что Мосгорсуд как-то изменит приговор.

Я не ожидал таких сроков. Думал, после того, как Удальцову и Развозжаеву (следствие по их делу рассматривало их как «организаторов массовых беспорядков» на Болотной площади. — The New Times) дали по 4,5 года, нам дадут меньше.

Меня удивило, что судья в приговоре неправильно приводит слова свидетеля-потерпевшего по моему эпизоду — полицейского Антонова. На суде нам удалось доказать, что он не упал после того, как я потащил его за форму. Судья же в приговоре повторила то, что говорилось еще на предварительном следствии: якобы я повалил Антонова на землю, да еще и был при этом не один.

Мне понятно, что суд может интерпретировать так, как считает нужным показания защиты. Но как можно игнорировать собственные материалы! У меня такое впечатлание, что судья Сусина, если не считать добавленных ею от себя несуразностей, просто скопировала предыдущий приговор по «Болотному делу». Да и сроки фигурантам как будто выданы по разнарядке, без учета смягчающих обстоятельств и разницы в эпизодах дела. Смотрите: судья Никишина на первом процессе приговорила к условному сроку Машу Баронову, в нашем случае — условно дали Елене Кохтаревой. Там двое фигурантов получили по 2,5 года. Столько же дали мне. А вот Гаскарову и Марголину по 3,5 года.

Я очень надеюсь, что Марголину снизят срок на апелляции, у него есть смягчающие обстоятельства (двое несовершеннолетних детей, престарелые родители, он — единственный кормилец. — The New Times).

Сам я, конечно же, буду подавать на апеляцию, хотя понимаю, что это бесполезно. Если Мосгорсуд не скостит срок, то сидеть мне до 6 августа 2015 года. А это довольно много.

Что буду делать потом, когда освобожусь? Пока рано говорить об этом, хотя я много о чем передумал.

У нас в стране все так быстро меняется. Конечно, можно даже тюремное заключение рассматривать как какой-то положительный опыт. Когда ты в тюрьме, то весь окружающий мир как бы замораживается — ты можешь остановиться и посмотреть на себя и других. Но с этим нельзя «перебарщивать». Можно посидеть этак месяца три. Не больше…