Странная война

Уходящие в холмистую даль широкие, абсолютно пустые проспекты с никому не нужными перемигивающимися светофорами, на которых останавливаются кажущиеся лишними здесь полупустые троллейбусы. Где-то далеко рокочет артиллерия, старая дворничиха в оранжевой спецовке методично сметает в железный совок желтые тополиные листья, мимо нее проезжает на странном велосипеде с длинной рамой старик в каске времен Первой мировой. Замолчали фонтаны, закрылись магазины, парикмахерские, кафе, кинотеатры, нотариальные конторы: одни опустили жалюзи, другие изнутри заложили витрины мешками с песком. И лишь яркие разноцветные розы, папоротники, разлапистый реликтовый можжевельник да голубые ели напоминают о том, что не так давно Донецк был миллионным городом, а теперь превратился в огромный ботанический сад, где за поворотом аллеи редко промелькнет случайный посетитель.

О том, что город находится в осаде, напоминает канонада, слышная обычно вечером и под утро, да ватаги военных на БТРах, открытых грузовиках, легковушках, которые проносятся по пустынным улицам: дула автоматов наружу, на лицах ухарская улыбка — ни дать ни взять летучие отряды Петлюры, даром что не на тачанках. «Только увертывайся от них, — зло говорит таксист Владимир. — На светофоры ноль внимания, я уже устал считать аварии. Мало того, что машину тебе разобьют, так еще и на деньги поставят, отожмут авто, убьют его, а потом бросят, где попало».

Владимир — один из редких собеседников The New Times в Донецке, не поддерживающий Донецкую Народную Республику (ДНР): «Мне нравился СССР, — говорит он. — Но я помню его развал — тяжело было всем. Если в сердце я и поддерживаю идею независимости (от Украины), то умом понимаю: это невозможно. Тем более с этими, — добавляет он, кивая в сторону промчавшегося БТР, на борту которого выведено «Новоросия» с одним «с». — У бандитов жизнь красивая, но короткая».

Красивую жизнь ДНРовцев можно было сполна наблюдать в единственном круглосуточном ресторане «Банана кафе», ради чего пришлось нарушить комендантский час, объявленный с 11 вечера до 6 утра. Всю ночь здесь гуляют как рядовые бойцы в камуфляже и с неизменными калашниковыми, так и мужчины в гражданском с охраной. Вот один из них, толстяк в обтягивающей белой футболке пожирает глазами одетую в камуфляжные леггинсы блондинку с подкачанными губами. Блондинка подсаживается к нему за стол, опирается подбородком на ладони и профессионально улыбается. Его телохранители, здоровенные мужики с автоматами, тем временем едят палочками суши и пялятся в айпад, из которого разносится песня «Марш, марш, русский марш».

«Кто это?» — спрашиваем шепотом у официанта. «Министр какой-то», — пожимает плечами тот.

Вообще-то в министрах ДНР сложно разобраться, к тому же такое впечатление, что большая часть из них ничего не делает, а главную роль в правительстве играет силовой блок. В котором, впрочем, в последнее время регулярно происходят какие-то пертурбации. 13 августа стало известно о «серьезном ранении» пожалуй самой одиозной фигуры в руководстве ДНР — министра обороны ДНР Игоря Стрелкова (Гиркина), бывшего офицера ГРУ. Люди, знакомые с властной кухней ДНР, уверяют: под «ранением» обычно следует понимать, что персонажа больше нет в живых, но об этом не хотят объявлять. Потом, правда, информацию о ранении Стрелкова публично опровергли, 14 августа премьер Захарченко объявил о его отставке и «уходе в отпуск». С тех пор на публике бывший министр не показывался.

Впрочем, как заверил The New Times один из идеологов ДНР Андрей Пургин, он лично видел заявление Стрелкова об отставке. Наличие заявления и то, что Стрелков жив, подтвердили и другие источники в Донецке. Никто, правда, не смог ответить на вопрос, а где же находится Игорь Иванович? Да и как вообще «русский офицер», а он любил себя так называть, мог отправиться в отпуск в такое ответственное время? «Во-первых, в Москве ему не простили сдачи Славянска, — пояснил журналу источник в министерстве обороны ДНР. — Не отступить было нельзя, на то были реальные военные причины, город стало сложно оборонять… Но Стрелков принял решение, не советуясь с Москвой, и там рассудили так: парень зарвался, пора искать ему замену».

По словам другого собеседника журнала в Донецке, из-за санкций Запада Кремль решил убрать с руководящих постов ДНР российских граждан: «Россияне во главе «народного волеизъявления восставшего Донбасса» стали слишком очевидным раздражителем», ведь Кремль столько усилий потратил, чтобы доказать свою непричастность к ДНР и ЛНР. По этой же причине 7 августа неожиданно ушел в отставку премьер-министр ДНР, российский политтехнолог Александр Бородай, занявший пост генерального советника нового премьера, 38-летнего дончанина Александра Захарченко.

По словам Андрея Пургина, Бородай скоро вернется из Москвы и в новой должности «будет отвечать за отношения ДНР и России». В переводе с бюрократического языка на обычный эта фраза обычно означает: станет присмаривать за новым донецким руководством. Другие источники, однако, уверяют: Захарченко, бывшему командиру подразделения армии ДНР «Оплот», было решено передать еще и военную власть, передвинув россиянина Стрелкова на вторые роли. «Игорю это не понравилось, он считал, что много сделал для ДНР и не получает достаточно благодарности. Обстановка накалялась», — поведал журналу источник в минобороны ДНР. В результате, Стрелкова сняли с поста главы минобороны, назначив на его место еще одного дончанина Владимира Кононова, полностью подконтрольного Захарченко.

„

«В Москве Стрелкову не простили сдачи Славянска. Не отступить было нельзя, город уже сложно стало оборонять... Но Стрелков принял решение, не посоветовавшись с Москвой»

Версию о ссоре Стрелкова и Захарченко подтвердил в разговоре с The New Times и заместитель командира украинского батальона «Азов» Ярослав Гончар, написавший 21 августа на своей странице в Фейсбуке, что Стрелков лишился пальца и был ранен в ногу в стычке с Захарченко, и теперь лежит в больнице в Ростове-на-Дону. По словам Гончара, данный факт ему подтвердили два независимых источника, оба, впрочем, находятся на Украине — достоверных сведений из какого-либо ростовского госпиталя или хотя бы от руководства ДНР получить не удалось.

«Что вы все про Стрелкова… Забудьте про него, — посоветовал корреспонденту The New Times собеседник в Донецке. — В Донбасс он не вернется. Лучше напишите про гуманитарную катастрофу».

Гуманитарной катастрофы, о которой не устают говорить представители ДНР, в Донецке пока нет. Город остался было без воды из-за разбомбленных линий электропередач, питавших насосные станции, но через пару дней вода в краны вернулась. Бензоколонки открыты только в центре, но бензина пока хватает, цены на него те же, что и в соседних регионах, да и «рассекать» по городу на авто особенно некому. Только вот метан и пропан закончились, от чего пострадали многие таксисты, привыкшие заправляться газом.

В центре Донецка есть работающие супермаркеты, в некоторых еще можно расплатиться кредитными картами (ни банки, на банкоматы в городе уже не работают), выбор продуктов ограничен, но мясо, хлеб, молоко, овощи и фрукты на полках есть. Цены не выше, чем в целом по стране, хотя большая часть свежих продуктов привозится из других регионов: производство в Донецке и области практически остановилось.

«Нет местных кондитерских изделий, исчезли некоторые марки пива, молочку всю везем, и она быстро раскупается, — рассказала The New Times Наталья, владелица продуктового магазина в центре Донецка, кокетливая дама 60-ти лет в розовом спортивном костюме и с ярким макияжем. — Приходится, конечно, носиться по разным базам, искать, где подешевле». По словам Натальи, основная проблема магазинов — в отсутствии покупателей, потому и выживают немногие: «У нас была проходимость 2000 человек в день, теперь максимум 500, несмотря на то, что люди едут с окраин, где вообще все закрыто. Оборот упал вдвое, а зарплаты, расходы на коммуналку прежние. К тому же пару раз на два дня отключали электричество, пропала вся заморозка, — всплескивает руками Наталья, но потом хитро улыбается. — Ничего, скоро мы укропов победим, и все наладится».

В этот момент к прилавку подходит девочка лет шести, она пытается расплатиться за бутылку «Фанты», но никак не может набрать достаточно мелочи. «Сколько ей не хватает? — спрашиваем у продавца. — Две гривны? Может, ты кушать хочешь?» — девочка кивает и жадно смотрит на сосиски в тесте.

«Сложнее всего пенсионерам и бюджетникам: им уже с июня не платят пенсии и зарплаты», — вздыхает Наталья.

Проблема с выплатами и в самом деле есть. Как пояснили The New Times в окружении губернатора Донецкой области Сергея Таруты, который сейчас перемещается между Киевом, Славянском и Мариуполем, «в середине июня силы ДНР захватили здания казначейства и Нацбанка Украины, Киев испугался, что представители ДНР и России получат доступ к системе, и отключили регион от финансов».

Тем не менее, коммунальные службы Донецка продолжают функционировать — в городе чисто, общественный транспорт — на ходу, открыты больницы. Не работают, правда, детские сады, и не понятно, смогут ли открыться к 1 сентября школы и вузы.

Первое впечатление военных корреспондентов, приехавших в Донбасс со всего мира, — «А где же война?» Сообщения о бомбардировках в центре города заставляют подумать, что Донецк похож на Берлин 1945-го. Снаряды в центр, и правда, залетают, но лишь изредка, да и не совсем понятно, кто стреляет. Сепаратисты говорят о систематических обстрелах со стороны украинской армии, однако в штабе Антитеррористической операции (АТО) корреспондента The New Times стали уверять, что президент Порошенко отдал приказ «не трогать» центр Донецка. К примеру, 19 августа установка «Град» вдруг стала палить чуть ли не в 300 метрах от уже упомянутого «Банана кафе», а чуть позже появились сообщения о том, что несколько снарядов попало в дом в центре города — на улице Артема. В тот же день была проведена частичная эвакуация в здании обладминистрации, на одном из этажей которого находится офис премьер-министра ДНР, а в СМИ появилась информация о некоей боевой группе, которая беспорядочно палила из «Градов» в самом центре Донецка, но якобы была уничтожена другим отрядом ДНР. Но в пресс-службе ДНР опровергли и эту новость. Под вечер 19-го премьер Захарченко заявил об обстреле Донецка фосфорными бомбами в ночь на 18 августа. Но когда корреспондент The New Times обратился в пресс-службу ДНР за подробностями, там так и не смогли выяснить, какие конкретно районы пострадали от обстрела, а потом и вовсе признались, что информация о фосфорных бомбах не подтвердилась.

Впрочем, кто бы ни нажимал на кнопку пуска, снаряды рвутся, а значит, смерть где-то рядом. Но для дончан она, похоже, стала банальностью. Взрывы обсуждают за столиком кафе, девушки в цветастых платьях распознают по звуку разные виды вооружений, старушки в троллейбусе дают наставления молодежи, как заклеивать скотчем окна. Вот у Оксаны Ивановны, живущей в девятиэтажке недалеко от улицы Артема, окна заклеены не были, и от разрыва снаряда вылетели стеклопакеты, а осколки прошили насквозь нарядную мебель. «Только сделала ремонт, хотя не закончила еще, вы уж извините за беспорядок», — Оксана Ивановна, дородная женщина в яркой бордовой блузке, всю жизнь прожила в Донецке, работает инженером в крупной российской компании. Свою беременную дочь с зятем она уже отправила на юг, но сама пока выехать не решается: «Во-первых, шеф на работе сказал: кто уедет, будет уволен. А потом как же оставишь-то все? Столько же в эту квартиру вложено! Да и почему я должна уезжать, это мой дом!»

У Оксаны Ивановны серьезные претензии к Киеву: «Мы сначала просили их о малом: сделать федеральное государство, дать региону больше полномочий. А они пришли сюда с танками. Как теперь с ними жить дальше?» Женщина с теплотой вспоминает Советский Союз, уверяет, что на Украине к русским всегда относились свысока, а уж теперь от Киева и вовсе ничего хорошего не дождешься. Нет, конечно, Оксана Ивановна не верит в то, что украинская армия распинает младенцев, но при этом убеждена: независимость стоит той цены, которую платит Донбасс. «Если откатиться на три месяца назад и знать, что да, будет война, — все равно, думаю, это стоит того. Я старая уже, но пусть хоть мои внуки будут жить в государстве, где их уважают!»

Стойких горожан, похожих на Оксану Ивановну, в Донецке осталось не так много. Народ уезжает ежедневно, железнодорожный вокзал закрыт, а автобусный — стал единственным людным местом в городе: чтобы купить билет, нужно отстоять несколько часов в очереди, впрочем, многие водители берут деньги напрямую. Автобусы уходят не по расписанию, а «по заполнению», многие маршруты отменены, другие идут в объезд опасных районов, причем водители заранее не представляют себе, по каким дорогам можно проехать. Многоголосая толпа обсуждает, где вчера бомбили, кто-то ругается из-за очереди, дети плачут, раздраженная мама говорит пятилетней дочери: «Алиса! Будешь хулиганить, я тебя в армию отдам!» Едут кто куда: забитые до отказа скарбом старые дребезжащие ПАЗики выезжают в Запорожье, в Днепропетровск, в Славянск, многие едут в Мариуполь, чтобы оттуда попасть в Россию или в Крым.

В отелях и на редких работающих предприятиях корреспонденту The New Times говорили, что из штата сотрудников осталось около 30 %, да и те уже отправили за город свои семьи. Эту же цифру журналу озвучил и Владимир Решетов, заместитель заведующего 2-м отделением грудной хирургии областной больницы им. Калинина: «Многие врачи не вернулись из отпусков, а пациентов много — нам привозят раненых, приходится дежурить по трое суток подряд».

„

«К нам тут иногда приходит ваш вэдэвэшник и жалуется на судьбу: мол, он приехал нас защищать, а мы не рады. Я спрашиваю: от кого защищать? — «Ну, вам же по-русски запрещают говорить». — А мы на каком с вами говорим?»

По словам Решетова, в больнице лекарств хватает — помогают разные фонды, в том числе Международный Красный Крест, а вот в аптеках многих препаратов уже нет. Неясен вопрос и с зарплатой: многим медсестрам уже не на что ездить на работу, им раздали по 200 гривен (600 рублей) из заначки — собирали всем отделением на новый принтер со «взносов», которые делали больные за плановые операции. «Теперь плановых операций нет, а раненым самим иногда нужна финансовая помощь», — сетует врач.

Руководство ДНР пообещало 20 % премию тем, кто переживет войну на рабочем месте (плюс должны быть выплачены зарплаты), но Решетова удерживают на работе вовсе не призрачные обещания: «Для меня это как лакмусовая бумажка: как можно взять и бросить коллег?» А вот все остальное руководство больницы исчезло — «нет ни главврача, ни его зама, ни большинства заведующих отделениями».

Ответственность за свой пост не отпускает из Донецка и 27-летнюю девушку Инну (имя изменено), директора по размещению одной из донецких гостиниц. Правда, в отличие от Владимира Решетова, высокая, статная, красивая Инна с гордостью говорит, что она — за единую Украину. «К нам тут иногда приходит ваш вэдэвэшник и жалуется на судьбу: мол, он приехал нас защищать, а мы не рады. Я спрашиваю: от кого защищать? — «Ну, вам же по-русски запрещают говорить». — «А мы на каком с вами говорим?»

Инна родилась в Горловке, что рядом с Донецком, в гостинице работает уже 8 лет, ей нравится та страна, в которой она жила все эти годы. «Я говорю на украинском и на русском, никто нас никогда не притеснял, а тут пришли какие-то чужаки и стали нас от кого-то спасать. Не надо нам этого». Инна напомнила корреспонденту The New Times таких же молодых людей в Крыму, с которыми довелось общаться в марте. Она сначала не поддерживала Майдан, ей казалось, что «люди страдают ерундой», но потом съездила в Киев и в ней «проснулся патриотизм», хотя она и согласна: регионам нужно дать больше полномочий. Но только жить Инна хочет на Украине, а не в Новороссии, и в случае победы ДНР собирается поступить так же, как многие собеседники The New Times в Крыму, уехавшие с полуострова после его аннексии: «Я не буду жить под оккупантами. Я хочу жить в свободной стране».