Единственный шанс большинства — вовремя прислушаться к меньшинству /фото: Олег Дьяченко/Фонд
«Главная добродетель нашего народа состоит в том, что он не шевелится», — сформулировал в XIX веке русский публицист Башуцкий. «Страна рабов», — вторил ему некто Лермонтов…
Время было славное. Эпоха полного единения народа и государя. Меньшинство, тайно преклонявшееся перед Западом и замышлявшее лишить Россию ее национальной идентичности (состоящей, по преимуществу, именно в том, чтобы не шевелиться), было к тому времени разгромлено окончательно, и благодарное большинство наперегонки припадало к стопам.
Фамилии припадавших, по преимуществу, неизвестны. Разве что перековавшийся Нестор Кукольник — да и того мы помним не как создателя пошлейшей драмы «Рука Всевышнего Отечество спасла», а как автора аполитичного «Жаворонка». Не было бы Глинки, не вспомнили бы, поди, вообще…
А Лермонтов — вот он, как живой, со своей странной, отдельной, нервной и желчной любовью к Отчизне. Любовью — вопреки тяжелому знанию об ее истории и нравах, любовью — «за что, не знаю сам»… И надо же — до сих пор проходят в школе!
(Надо бы изъять из программы, кстати. Что за пропаганда «странной» любви в эпоху торжества нормативной?)
И тем не менее.
Именно меньшинство — всегда и везде — оказывалось символом человеческого духа, залогом будущего. Оно вытаскивало свои народы из унылого стадного существования в «малом» времени — в большое, общечеловеческое; наверх — из продолбленного раз и навсегда тоннеля обстоятельств.
Большинство к этим обстоятельствам (любым!) всегда приспосабливается, меньшинство — пытается их изменить. Поэтической рефлексией, интеллектуальным анализом, великими открытиями, гениальными изобретениями.
„
Именно меньшинство вытаскивало свои народы из унылого стадного существования
”
Большинство не способно написать «Божественной комедии». Под страхом смерти выгнать вон ее автора — это на здоровье, а вот с терцинами у большинства как-то, согласитесь, не очень. Но спустя много веков во Флоренции ставят памятник именно Данте, а не тем, кто кочумал в этом городе, пока гений был в изгнании.
Из большинства — любого! — можно в кратчайшие сроки организовать Ходынку, или взбудоражить его для погрома, но еще не было случая, чтобы большинство изобрело периодическую таблицу элементов или спасло того, кому грозит расправа.
Януш Корчак и Рауль Валленберг — в заведомом меньшинстве! Но имя легион тем, кто отправлял людей в концлагеря или жил по соседству с концлагерями так, как будто это их не касалось.
Существующий в единственном числе Леонардо да Винчи спроектировал канал, которым до сих пор хвастает благословенная Ломбардия. Большинство — способно разве что одобрить организацию Беломорканала. И если в ряды такого большинства попадает интеллектуал — тем хуже для интеллектуала! Горький он, не Горький, цена с этих пор — пять копеек.
Какое время ни возьми, в какие края ни загляни — картина все та же. Что, в сущности, и предопределяет трагический вектор истории.
«Скучно, Евгений…»
Единственный шанс большинства — вовремя прислушаться к своему меньшинству: предостерегающему, креативному, чуть более совершенному этически. Иногда это получается, но очень редко. Чаще — упущенный шанс, означающий потерю исторической инициативы или просто гибель.
Перед глазами у тех, кто застал: подавляющее, улюлюкающее и топающее ногами большинство Первого съезда Советов народных депутатов и — академик Сахаров, только что с трибуны съезда предлагавший, в сущности, спасти СССР, подписав новый Союзный договор.
Не услышали, заулюлюкали всей толпой, идиоты.
Так и улюлюкают до сих пор, ведя к распаду уже Россию. Одни улюлюкают, другие, традиционным образом, «не шевелятся». Большинство, что с него взять…
