фото: Дмитрий Ребров
На пункте раздачи гуманитарной помощи пожилая женщина в домашнем халате тихо плачет и жалуется: «Дом взорвали, крыша там упала, все бросила, бежала, а вы мне что дали: килограмм риса, макарон и банку скумбрии, как на это я проживу десять дней?» Женщина на раздаче пытается утешить: «Остальным и того меньше даем, на складе только скумбрия и осталась».
Вот это «на складе только скумбрия» должно быть хорошо знакомо как раз ровесникам женщины из разрушенного дома. Но теперь «скумбрия» еще недоступнее. И даже если она осталась на складе — туда надо еще добраться, а это не так просто, когда в городе война.
«Четыре месяца можно было протянуть на сбережениях, плюс огород помогал, а что делать теперь, никто не знает, — поясняет зампредседателя госкомитета гуманитарного обеспечения ДНР Елена Супрунова, которая руководит раздачей гумпомощи. — Овощи с огорода закончились, деньги тоже, а на носу зима».
Самые уязвимые
«Матери моей 90 лет, она еще немцев помнит, правда, жила она тогда в Запорожской области, я сам инвалид уже тридцать лет, взрывом вот крышу повредило, денег не видели уже давно, проедаем то, что оставалось на черный день», — Сергей живет в собственном доме на самой окраине Киевского района. Пока мы разговариваем, он пытается удержать на цепи собаку, захлебывающуюся от лая.
Продукты в донецких магазинах есть, их по-прежнему везут с украинской территории, но цены на них с начала войны выросли больше, чем в два раза, — старикам это все недоступно, потому что пенсии не выплачиваются с июля. Чтобы получить деньги, пенсионеру из ДНР нужно выбраться на территорию, подконтрольную Киеву, оформить там пенсию, а после ездить туда за деньгами раз в месяц. Но счастливчиков, которым удалось таким путем наладить свое личное снабжение, немного — самые уязвимые категории горожан вынуждены полагаться на бесплатную раздачу. И если вести речь о гуманитарной катастрофе, то она, в первую очередь, касается именно их.
Жизнь под бомбами
Самые обездоленные дончане перебрались на постоянное место жительства под землю — в бомбоубежища. Таких в городе девять. В том, что оборудовано на территории Шахты им. Засядько, поселились примерно 150 человек — старики, женщины, дети. Среди них — женщина по имени Елена, на вид ей больше пятидесяти. Она сидит на кровати, составленной из деревянных лавок, поверх которых настелены толстые матрасы и одеяла.
«Стреляли в течение всего перемирия», — рассказывает Елена. За ее спиной виднеются плакаты гражданской обороны, оставшиеся тут еще с советских времен: на цветных иллюстрациях ударная волна сносит хрупкие постройки, вдалеке поднимаются коричневые облака радиоактивной пыли. От взрыва, который разнес соседний подъезд, квартира Елены пошла трещинами, возвращаться туда опасно, уехать ей некуда.
Во время артобстрелов к обитателям бомбо-убежища спускаются и бывшие соседи, но только на пару часов. По приблизительным данным количество людей, оставшихся без крова, исчисляется тысячами. В Донецке это, как правило, жители двух районов на севере города: Киевского и Куйбышевского — они непосредственно прилегают к территории аэропорта, где за бетонную взлетную полосу и обугленные остовы павильонов украинские войска и ополченцы дерутся уже не первый месяц. Время от времени артиллерийские залпы накрывают жилые кварталы.
Питается Елена, как и остальные в бомбоубежище, в шахтерской столовой напротив — за собственные деньги. Горячей воды нет. Зато есть туалет, электричество и крыша над головой. На чьей-то кровати в полумраке можно разглядеть пакет с зелеными яблоками и детские игрушки.
В подземных помещениях сыро и мрачно. Рассказывая о собственных бедствиях, Елена то и дело разводит руками: «Говорят, голод нас ждет, все поля заминированы». Женщины третий месяц живут без телевизора, главный источник информации — слухи. Соседка Елены Оксана подхватывает тему: «Если украинцы с аэропорта прорвутся сюда, нас всех тут перережут, говорят, они уже и землю эту продали американцам, а теперь им нужно ее от людей очистить».
Железная дверь и решетка у входа в подземный бункер украшена объявлением: «Документы на получение гуманитарной помощи будут (зачеркнуто) уже переданы в…» Этот листок бумаги висит тут уже около двух недель. На вопрос, пришла ли помощь, отвечают: «Не было никакой помощи, к нам сюда и приходить-то боятся».
Кормушка для «особо активных»
У пенсионерки Розы Васильевны дом пока цел. На полу паркет, дорогая мебель: сын — не бедный даже по донецким меркам человек — уехал около месяца назад вместе с женой и детьми. «А я просто отказалась куда-то переезжать», — смело заявляет женщина. Руки крепко сжимают ходунки, на голове чепчик. Гуманитарной помощи она не видела больше месяца. Говорит, соседка ей сообщила, что в ведомости за старушку кто-то уже расписался, а продукты забрал. Сама дойти до пункта раздачи она не может, с ходунками это займет вечность. Да и как нести пакеты с крупой обратно?
«Зачем нужно раздавать пакеты, если люди просто не могут дойти до пункта выдачи? — возмущается Андрей Прутских, бывший до октября министром здравоохранения, теперь руководитель фонда «Социальная справедливость», который вместе с московскими волонтерами помогает эвакуировать и устраивать в столичные больницы детей из донецких клиник. — Мне знакома ситуация с медицинской помощью, отсутствие организации и грамотной системы распределения привело к тому, что особо активные люди на это дело просто «присели» и начали воровать. Если эффективность работы не изменится, если так и будет хаос, то ни мы, ни Россия, никто наши проблемы не вытянет, тут ведь никаких денег не хватит».
Впрочем, Елена Супрунова из госкомитета ДНР по гуманитарному обеспечению в мошенничество не верит: «У нас тут ценности оченьизменились с началом столкновений, вряд ли кто-то на такой поступок способен».
За спиной Елены сереет просторный и пустой склад. Это главный республиканский центр выдачи гуманитарной помощи населению: продукты, доставленные сюда первым «конвоем», уже закончились, а новых не поступило. За день через центр проходит до тысячи человек, раз в десять дней каждый из них может получить крупу, макароны, пару банок консервов. Елена объясняет, что сейчас распределением продуктов среди нуждающихся фактически занимаются «квартальные» (это что-то вроде управдома) — «они составляют списки, делают ксерокопии документов и приходят к нам». Розданные продукты и фамилии получателей фиксируются в большой тетради и заносятся в компьютер. «Многие приходят сразу со списками, на себя и на соседей, а потом разносят их по домам», — подтверждает Елена.
«Пока у нас складывается критическая ситуация, люди приходят, а кормить их нечем», — объясняет чиновница. На вопрос The New Times, появятся ли на складе новые продукты, начальник Елены, глава госкомитета гуманитарного обеспечения ДНР Денис Назаров отвечает утвердительно. «Но только не в ближайшее время», — тут же оговаривается. Все, что доставил последний «гуманитарный конвой» (всего их из РФ в Донбасс пришло шесть. — The New Times), будет распределено по школам и детским садам.
Пайки «от Рината»
Помимо госкомитета гуманитарного обеспечения в Донецке действуют несколько независимых организаций: это аполитичные «Ответственные граждане», развозящие помощь от Красного Креста, «Врачей без границ» и иностранных организаций, не имеющих собственного представительства на территории ДНР, а также от украинских волонтерских групп и благотворительных организаций; плюс — Фонд Рината Ахметова, крупнейшего предпринимателя области. Объемы помощи Фонда Ахметова сопоставимы с государственной — с той лишь поправкой, что пакеты с едой тут дают раз в две недели, только лично в руки, и на складе там пока не только скумбрия.
Очередь за пакетами «от Рината» тянется вдоль парапета Олимпийского стадиона, прямо напротив знаменитой «Донбасс Арены», построенной к чемпионату Европы по футболу 2012 года. У входа Руслан, парень лет двадцати с небольшим в сером полупальто, ждет друга, помогающего на разгрузке — за это пакет дают без очереди.
Руслан по профессии повар, работал официантом, после начала войны уезжал во Львов, но работы там не нашел и вернулся на малую родину, под бомбы. В свое время был против Майдана, теперь — против ДНР. Его девушка уехала в Киев, сам он без работы. Рассказывает, как двоих его друзей дэнэровцы забрали «в подвал», по пустяковому поводу. Одного избили и через неделю отпустили, второго продержали месяц. Щурясь на осеннем солнце, Руслан сообщает по секрету: «Тут за ДНР в основном пенсионеры и люди, которые родились при Советском Союзе. Молодежь либо против, либо нейтральна».
Пока большинство жителей региона озабочены зарплатами и питанием, украинская сторона заговорила о прекращении поставок газа на территорию непризнанной республики. Дончане, с которыми поговорил корреспондент The New Times, о возможной газовой блокаде пока даже не задумываются. «Этого не может быть, потому что не может быть никогда!» — говорят сотрудники городской администрации, которые, в отличие от высоких чиновников ДНР, производят впечатление людей, двумя ногами стоящих на земле. Несмотря на войну, мэрия умудряется содержать город в идеальной чистоте.
«Мы не коммунисты»
Небритые мужчины в военной форме, не выпускающие автоматов из рук, — это типичные клиенты городских кафе. Местные осторожно инструктируют: «Ополченцы — не милиция, с тобою могут сделать все что угодно и списать на войну». Даже в пресс-центре ДНР советуют не ходить в темное время суток по улицам и не подходить лишний раз к людям с оружием. А действующие чиновники по секрету признаются: «Какая может быть вертикаль власти, если люди ходят с автоматами, даже Стрелков своих расстреливал, и ведь было за что».
В одиннадцать вечера улицы окончательно пустеют — комендантский час нарушают только редкие внедорожники с флагами ДНР на номерном знаке и таксисты, развозящие иностранных журналистов по дорогим гостиницам. Дешевые давно заселены ополченцами, общежития и дома отдыха — беженцами.
Значительная часть предприятий, расположенных на территории самопровозглашенной ДНР, остановилась или разрушена. Для тех, кто хотел бы уехать отсюда, остается «зеленый коридор» через Красноармейск — это сегодня один из главных путей «эвакуации» из фронтового города. Правда, цена на автобусные билеты с мая выросла почти в четыре раза. Железнодорожный вокзал и вовсе закрыт.
Власти непризнанной республики убеждены: начислять пенсии обязана по-прежнему Украина, поскольку именно украинский пенсионный фонд в течение долгих лет получал отчисления от работников предприятий Донбасса. Тем не менее, в ноябре министерство труда и социальной политики ДНР обещает выплатить пенсионерам разовое пособие. Месяц назад его уже получили учителя и врачи: каждый от одной до двух тысяч гривен (от трех до шести тысяч рублей). На большее революционное правительство пока неспособно.
«Запустить систему социальных выплат в штатном режиме невозможно без запуска налоговой системы, — утверждает Сергей Третьяков, глава министерства труда и социальной политики. — Пока бюджето-образующие предприятия стоят, платить будет нечем».
По словам Третьякова, сейчас власти ДНР пытаются «переоформить на Донецк» все компании, расположенные на территории республики, — «чтобы деньги, заработанные в Донбассе, не уходили в Киев». А если найдутся те, кто не пожелает «переоформляться»? «Для таких будет введено внешнее управление», — парирует Сергей Третьяков. И поспешно добавляет, что «это не экспроприация» и «мы не коммунисты».