В начале декабря 1938 года в Кропоткинском переулке в Москве, прямо напротив дома, где жили работники ГПУ, открылось посольство Финляндии. На официальный прием — совершенно неожиданно для хозяев — прибыло небывалое число советских гостей.
Нарком иностранных дел Максим Литвинов, одетый по правилам white-tie и с орденом Ленина на груди, был оснащен подкреплением в лице маршала Семена Буденного — с таким же орденом на скромной гимнастерке. Несмотря на обилие закусок, маршал, сидя в окружении двух дам — жены посла Нэнси Юрье-Коскинен и супруги министра транспорта Финляндии Ловийсы Салоовара, — пил только русскую водку, закусывая ее исключительно селедкой. В зале посольства блистали Сергей Эйзенштейн и Алексей Толстой с молодой женой Людмилой Ильиничной. «Красный граф» и здесь ухитрялся решать деловые вопросы: возмущался тем, что вторую книгу романа «Петр Первый» никак не переведут на шведский язык.
Гости разошлись далеко за полночь. Посол Аарно Юрье-Коскинен был страшно доволен — число гостей, в том числе деятелей культуры, свидетельствовало о том, что советское руководство благоволит Финляндии.
Но, очевидно, и во время приема шли тайные переговоры, которые получили название «ярцевских» — по фамилии второго секретаря полпредства СССР в Финляндии Бориса Ярцева, на самом деле — сотрудника НКВД Боруха Рыбкина. Предмет переговоров — территориальные претензии Советов — и стал причиной Зимней войны: советская сторона, ожидавшая столкновения с Германией, была озабочена формированием военных баз на финских территориях и, кроме того, настаивала на контроле над строительством оборонных сооружений на Аландских островах.
В марте 1939-го уже вполне официально финнам было предложено обменять отдельные лесные территории советской Карелии на аренду Советским Союзом некоторых островов в Финском заливе на 30 лет. Летом того же года 60 тысяч финских добровольцев возобновили строительство на Карельском перешейке военных укреплений — «линии Маннергейма». И не зря: после заключения в августе пакта Молотова—Риббентропа СССР навязал кабальные «договоры о взаимной помощи» государствам Балтии. Следующей на очереди была Финляндия.
В середине ноября переговоры зашли в тупик: финны проявили непреклонность. 26 ноября Молотов заявил, что финская артиллерия обстреляла деревню Майнила на советской части Карельского перешейка. Финны ответили, что такой артиллерии у них рядом с границей нет.
30 ноября посольству отключили телефонную связь. Красная армия начала наступление на Финляндию. Хельсинки подвергся бомбардировкам.
Алкогольные посылки
СССР готовился к войне с Германией. Еще в 1938 году он видел в Финляндии не то чтобы союзника, но государство со «сложносочиненной» историей, которое в военных целях — особенно для обороны Ленинграда — могло бы и поделиться своим суверенитетом с Советским Союзом. Финны же не считали, что могут торговать своими территориями. После заключения пакта Молотова—Риббентропа Сталин видел в Финляндии что-то вроде Латвии или Эстонии — свою естественную будущую колонию, буферное государство, отгораживающее СССР от вероятного противника. В этом смысле ситуация действительно отчасти схожа с сегодняшней: юго-восток Украины — буфер для России в ситуации, когда сама Украина «отходит Западу».
Финны решили не мириться с ролью территории — разменной карты — и в ответ на пакт Молотова-Риббентропа начали готовить «коктейли Молотова». В буквальном смысле слова. На заводе «Алко» в Раямяки начали изготавливать зажигательную смесь под названием «коктейль Молотова» (Molotovin koktaili). Известно даже, сколько искрометных бутылок было изготовлено — 542 194.
«Карельскийперешеекнаш»
Сразу после наступления Красной армии на Карельском перешейке в городе Териоки (Зеленогорск) было сформировано народное правительство Финляндской демократической республики во главе с Отто Куусиненом, одним из немногих уцелевших в ходе сталинских чисток активистов компартии Финляндии, членом секретариата Коминтерна.
Сталин начинал маленькую победоносную войну, будучи полностью уверенным в победе. Если финны не отдают буферные территории добровольно, придется отобрать их силой. Тем самым, как отмечалось в договоре о дружбе с Куусиненом, были «окончательно разрешены территориальные вопросы, осложнявшие отношения между Финляндией и СССР». Этакая логика «Карельскийперешеекнаш». Правда, не удалось решить эту проблему «без единого выстрела». Зато Сталин даровал правительству, заседавшему в здании бывшего офицерского собрания курортного Териоки, не нужные ему земли в восточной Карелии. Тем самым — в терминах того времени — была удовлетворена «вековая национальная надежда финляндского народа на воссоединение с ним карельского народа»…
Сталина ждали две неприятных неожиданности. Во-первых, наступление Красной армии не вызвало вообще никакого энтузиазма у финских левых и даже у собственно рабочего класса, который был вполне удовлетворен своим положением в Финляндии конца 1930-х. Во-вторых, несмотря на мощь брошенных на финский фронт вооруженных сил, Красная армия столкнулась с отчаянным сопротивлением: для финнов Зимняя война стала тем, чем потом стала для советского народа Великая Отечественная — а именно народной войной.
Не удалось придать «войне с белофиннами» и романтический флер. Ровно потому, что она была несправедливой: одно дело — Испания. Или даже Халхин-Гол, воспетый Константином Симоновым. Другое дело — Финляндия: напрасные жертвы и пиррова победа. Что и было превосходно выражено Александром Твардовским в стихотворении «Две строчки», написанном, что характерно, в 1943 году, — о бойце-парнишке, убитом «в Финляндии на льду»: «Мне жалко той судьбы далекой…» Маленькая победоносная война обратилась «войной незнаменитой». А неудача Красной армии в финскую кампанию, возможно, добавила Гитлеру уверенности в том, что большую войну против СССР можно было начинать.
Линия Паасикиви
Уже в начале января 1940-го Советам стало очевидно, что война затягивается — план блиц-крига и советизации Финляндии проваливается. Для финского же правительства стало очевидным, что территориальные уступки неизбежны. Несмотря на продолжение боевых действий, велись переговоры о мире через полпреда СССР в Стокгольме Александру Коллонтай. 12 марта был подписан мирный договор. Сталин получил буферные территории. Финляндия сохранила независимость и общественно-политический строй. Маршал Карл Густав Маннергейм, существенную часть жизни прослуживший в русской армии, стал национальным героем.
Потом была так называемая «война-продолжение»: воюя на стороне Германии, финны возвращали утраченные земли. Но территориальный контур вернулся к ситуации 1940 года — таково было требование Сталина, высказанное на Тегеранской конференции в 1943-м. В августе 1944 года маршал Маннергейм стал президентом — чтобы вывести страну из войны. Потом была война в Лапландии — финны, не раздумывая, повернули штыки против немцев.
У Сталина появился второй шанс превратить Финляндию в своего сателлита: такого сорта ограничение суверенитета и называют «финляндизацией». С 1944-го по 1947-й Андрей Жданов, сидя в Хельсинки в «Торни» («Башня» — ныне одноименный отель), пытался превратить Финляндию в протекторат (формально он возглавлял комиссию по контролю за соблюдением перемирия). Но снова неудачно. Финны сделали все, чтобы не «финляндизироваться». Основной инстинкт — к независимости — оказался сильнее сталинско-ждановского менеджмента. Юхо Паасикиви, в 1920 году уже заключавший Тартуский мирный договор с Советской Россией, подписал еще один в 1948-м уже в качестве президента Финляндии. Самыми неудачными в политической карьере Сталина были именно переговоры с неуступчивыми финнами.
Финское изобретение — «коктейль Молотова» — бутылка с зажигательной смесью
фото: ИТАР-ТАСС, AP, sa-kuva.fi