Лоботомия

podpiska.newtimes.ru

Добровольцы едут на Донбасс со всей России: Череповец, Псков, Кострома, Казань… Далеко не все они кадровые военные, действующие или в запасе. У них был выбор, и они его сделали, прекрасно зная, что могут вернуться домой в цинке, без ног, без рук… Таких историй уже десятки, если не сотни. Что заставляет их ехать на чужую войну и рисковать собой? 

Валик, тридцать лет. Из Латвии, «лимоновец». Его жена Марго, двадцать пять лет, также из Риги, борец за права русских. Кирилл, двадцать шесть лет. Из Казани. Ученик водителя троллейбуса. Виктор, двадцать семь, Воронеж. Без пяти минут дипломированный юрист, юрисконсульт в крупной частной фирме. Андрей, двадцать один год, Череповец. За плечами только школа. Юрий, бывший контрактник с боевым опытом на Кавказе, за сорок. 

Вместе их свела война. И беспорядочные образы, и фразы пропаганды вместо логики. И телевизор. Говорят, что приехали сражаться за идею, и каждый из них так или иначе повторяет то, что каждый день можно услышать по «ящику», по радио, прочесть в интернете: «киевская хунта», «каратели», «банды Коломойского», «бандеровцы». Но одно дело — слышать про войну с Америкой и помощь Донбассу от ведущего в студии, другое — от пацана в окопе, под обстрелом.

Череп

Он ехал в первый свой бой на раздолбанном «уазике», набитом доверху боеприпасами, верхом на противопехотной мине — задние сидушки убраны, чтобы не занимали лишнее место. Вместе с «Черепом» еще трое бойцов. Все вчетвером отгоняют тревожные мысли шутками и анекдотами. Проехали Славяносербск. Город словно вымер. Лишь русские казачки на блоках. Ополченцы говорят, при первых же звуках близкой канонады те сразу драпать. Как крутую иномарку на посту отжать — это они, как воевать — пусть другие.

После первого боя Череп — он же Андрей из Череповца — написал рапорт об увольнении/ Фото: youtube.com

Линия фронта как-то буднично и просто начинается на окраине села Сокольники´ — это под Славяносербском, Луганская область. Все поле изрыто окопами ополченцев. Которые сутки они ведут бой в окружении. За речкой, в пролеске уже украинские войска. Для полного окружения им достаточно переправить на понтонах танки и перерезать дорогу на Славяносербск. А там дальше — Луганск, каких-то километров пятнадцать–двадцать.

Нас с «Черепом» закинули в узкий окоп на двоих. Сверху — лишь наваленные доски. Череп крепко сжимает автомат и молится. Оказывается, он из Череповца. Отсюда и такой не подходящий ему позывной. Совсем еще мальчишка, зовут Андрей. Первые мысли ехать на войну появились весной, когда Стрелков обратился с призывом помочь ополчению. Все лето мониторил события на юго-востоке по телевизору и в интернете: на «Лайфньюс» смотрел ролики о «зверствах» украинской нацгвардии. После истории с «распятым мальчиком» сорвался и поехал. Сказал об этом лишь другу и любимой девушке. Родителей у Андрея нет: сначала умер отец от рака, потом мать. Живет с бабушкой. Ей про Украину — ни слова. Мол, уехал на заработки. И все.

— А если все, что видел по телевизору, — ложь? Не страшно погибать за вранье?

Череп на секунду задумывается. Но убежденно отвечает:

— Нет, ну, ребята снимают реальные вещи.

В этот момент начинается обстрел. Снаряды, перебивая разговор, падают все ближе. Череп вжимается в окоп, вслушивается в пространство. За секунду до очередного взрыва — свист подлетающего снаряда. Мы падаем на дно окопа. Это самый страшный момент — не знаешь, куда упадет.

Череп пытается объяснить, зачем он здесь: «Чтобы освободить Донбасс от нацгвардии. Если бы ко мне домой пришли и пытались навести свои порядки, мне бы это тоже не понравилось. Если бы не мы, нацгвардия бы здесь всех…» — очередной взрыв. Через несколько минут меня вытащат из окопа и под бомбежкой вывезут из села. А еще через полчаса все-таки переправятся украинские танки и возьмут Сокольники´ в кольцо. Вечером того же дня командир роты скажет, что все молодые погибли. Значит, и Череп тоже.

Валик и Марго

На митинге «лимоновцев» на Маяковке в Москве в ноябре Валик, одетый в берцы и защитную форму, с прибалтийской неспешностью рассказывал о героической борьбе ополченцев с «киевской хунтой». Следом Эдуард Лимонов призывал записываться в ополчение и идти воевать. Митинг, кстати, разрешенный. В качестве наглядной агитации — плакаты с погибшими добровольцами-«лимоновцами».

Валик и Марго на Украине видят отражение латвийских проблем: уничтожение «русского мира»/ фото: youtube.com

К тридцати годам жизнь Валика, если посмотреть со стороны, — цепь каких-то парадоксов. Сам русский, но вырос в Латвии — так что его энтузиазм сложился без российского телевидения, разве что еще немного окреп с его помощью. Вместо того, чтобы раствориться в культурной среде, стал «лимоновцем» и борцом за права русских. Имел право на гражданство, но завалил «экзамен» — на собеседовании из принципа отказался назвать присоединение Прибалтики к СССР в 1939-м оккупацией. В результате паспорт «негражданина». Он мог бы жить в Европе, а вместо этого поставил на карту все и уехал воевать на Донбасс. Сейчас на родине он в розыске как террорист — член незаконных вооруженных формирований. Назад дороги нет.

Там же, в латвийской ячейке нацболов, он встретил свою Марго. Ей сейчас двадцать пять. Она тоже боролась за права русских в Латвии и в том, что происходит на Украине, видит отражение и латвийских проблем: уничтожение «русского мира». С августа, когда шли самые ожесточенные бои, Марго просила Валика забрать ее из благополучной Латвии с собой. Он опасался за нее. И только сейчас они встретились в Москве, сели на обычный рейсовый автобус Москва — Ростов-на-Дону и поехали на фронт. «Мечты сбываются», — сказала тогда Марго. До Каменска-Шахтинского ехали автобусом, оттуда на попутках до погранперехода Изварино, а дальше на такси в Луганск.

Валик и Марго могут долго рассказывать о притеснении русских — как в Прибалтике, так и в Украине, — но потом Валик говорит очень простую вещь: за несколько месяцев война из идеологии превращается в личное дело. Пролито уже столько крови, что ни одна сторона другой этого не простит.

Ёж

Он вгрызался со своим пулеметом в непаханое поле у Сокольникóв. Ожидался прорыв украинских танков. В километре–двух шел тот самый бой, в который попал Череп. Позиции ополченцев утюжила украинская артиллерия, минометы и «Грады». Ёж — Кирилл, ученик водителя троллейбуса из Казани, — словно бы этого не замечал. Он методично работал саперной лопаткой и так же основательно и четко говорил об американской угрозе, с которой приехал бороться на юго-восток Украины: американцы решили уничтожить русскую культуру, русские ценности, профинансировали Майдан и дали вырваться наружу бандеровским идеям. И вот он здесь, под Сокольникáми, со своим пулеметом Калашникова, на передовой борьбы с американским империализмом, насаждением однополой культуры, вседозволенностью и прочими безобразиями западной цивилизации.

Ёж — Кирилл, ученик водителя из Казани, основательно и четко говорил об американской угрозе/ фото: youtube.com

Дома его ждут мама и бабушка. Звонит им редко — последние недели все время на передовой. Он бы приехал и раньше, но бабушка как-то упала, сломала бедро. Пока выхаживали, пришлось задержаться.

К смерти относится философски. Или как шахид: мол, все равно когда-то умирать, еще Христос говорил, что сокровищница на небесах.

Пчела

Впервые я увидел его в Каменске-Шахтерском. Зрелый мужик лет сорока — сорока пяти, из работяг. Молчаливый, сосредоточенный, с какой-то взведенной пружиной внутри. Зовут Юра. Потом мы пересеклись в Изварино и дальше ехали вместе в одной машине. В роте ему дали позывной Пчела, автомат и кубрик, где даже под семью бушлатами по ночам собачий холод. Кубрик пустой — все на передовой, под Славяносербском.

Юрий с позывным Пчела не думал о жестокости войны/ фото: youtube.com

Наутро «Пчелу» повели на полигон — вспоминать, что такое автомат Калашникова. Лет пятнадцать назад он тоже ездил воевать из своих Минеральных вод в Дагестан — гонял ваххабитов. На вопрос, почему решил воевать снова, отвечает просто: приехал гонять бесов. Я его спрашиваю про Чечню: за что воевала Россия там? За территориальную целостность. А почему России можно, а Украине нельзя? Юра говорит, что здесь убивают мирных жителей — еще одна телевизионная тема. Он не верит, что точно так же мирные жители гибли и в Чечне, в зоне боевых действий. И что на любой войне жестокость и беспредел всегда с обеих сторон. Пчела говорит, что об этом не думал.

Вечером того же дня он пойдет уже в реальный бой. В следующий раз я его увижу на броне — БМП, которая вывозила с передовой остатки роты. Юра будет контужен, весь черный, на губах — запекшаяся кровь. Левая рука изранена осколками минометного снаряда. Он будет долго сопротивляться отправке в госпиталь, а через день сбежит от врачей и вернется в роту. Гонять бесов.

Череп. Ч. 2

После того боя у СокольникÓв я стал наводить справки — вдруг Череп остался жив. Оказалось, он действительно уцелел. Вечером того же дня он помогал вытаскивать из СокольникÓв трупы, а на следующий — поехал в штаб и написал рапорт об увольнении. Через три дня был уже в Череповце.

Андрей/Череп мечтает приехать к родственникам в Чернигов/ фото: youtube.com

Мы встретились спустя неделю. Он был в берцах и защитной форме. Без каски и бронежилета выглядел еще моложе. Он снова рвался ехать туда — «помогать ребятам, жителям Донбасса», — по телевизору сказали, что украинская армия стягивает войска. К тому моменту интернет-ролик с его интервью под обстрелом посмотрело более двухсот тысяч человек. Он внимательно читал комментарии, где украинские блогеры называли его оккупантом, наемником, ватником, желали смерти ему и всей его родне.

И это еще больше укрепляло его в уверенности, что все сделал правильно.

В Чернигове и под Киевом у него родня. Однажды, когда все кончится, он надеется съездить к ним в гости. Я спросил, как же он поедет, если для Украины он преступник, террорист, участник незаконных вооруженных формирований? «А вдруг Украина войдет в состав России?»