Автобус, следующий по маршруту Днепропетровск — Донецк, делает последнюю остановку перед тем, как въехать в зону боевых действий. Холодный салон заполнен на две трети, водитель включает печку, но теплее от этого не становится. Кто-то спит, кто-то устало смотрит в окно. КПП под Красноармейском, в 68 км от столицы Донбасса, считается самым спокойным. Здесь давно не стреляют, а паспортный контроль не такой строгий, как в других местах.
Пока мы едем, пожилая респектабельная дама в шубе из крашеного меха на заднем сидении инструктирует кого-то по телефону: «Главное — это найти знакомых, которые вас зарегистрируют у себя дома», — она говорит без привычного здесь южного акцента. До войны Наталья работала на «ответственных должностях» (в ушах золотые сережки, на пальцах того же металла кольца), теперь она обычный пенсионер. Как и многие, денег не видела с июля. После захвата донецкого казначейства и государственного банка ополченцами 16 июня Украина остановила выплаты на территории самопровозглашенной ДНР. Но до 1 декабря дончане могли легально перенести пенсионный счет в отделение банка на украинской территории, чтобы снимать там деньги. Теперь же «пенсионным туристам» из Донбасса необходимо получить статус переселенца на территории, которую контролирует Киев: «Сперва вы пойдете вместе с хозяином квартиры с заявлением в ЖЭК, оттуда в департамент соцобеспечения, затем в банк и уже только потом в пенсионный фонд. Каждый месяц 15 числа нужно приезжать, чтобы подтвердить проживание», — рассказывает Наталья.
Рядом с нею посапывает сильно нетрезвый мужик лет сорока. Через полчаса по проселочным дорогам будет украинский пост. Еще минут через десять — пост ополченцев. Там беднягу высаживают: «Нет документов, да еще и пьяный… Наш клиент!» — боец с автоматом злорадно сверкает глазами. «Что с ним будет?» — «Окопы будет рыть, пока война не кончится». Остальных мужчин выстраивают вдоль автобуса, с пристрастием проверяют паспорта и разрешают двигаться дальше.
Когда за окнами появляются спальные кварталы Донецка, спрашиваю женщину, почему она вместо того чтобы оформлять фиктивные справки, не переберется подальше от войны. Наталья улыбается и пожимает плечами. Как только автобус останавливается, спереди кто-то после гробовой тишины устало вздыхает: «Наконец-то родина!»
Деньги — бумага
На следующий день по центральной улице занятого украинскими войсками города Волноваха, в 70 км к югу от Донецка, с потерянным видом от одного банкомата к другому бродит стайка женщин. Оформить счет — полбеды, отдельная проблема — снять деньги с карточки. С 1 декабря Украина заблокировала все банковские транзакции на территории ДНР и наличные стали главным дефицитом в непризнанной республике. К часу дня в Волновахе банкоматы уже пусты. Обналичиться можно лишь в скромном магазине бытовой техники в центре города, но полулегально и за 5 % от суммы. Покупать ничего не нужно: просто провести карточкой по портативному терминалу, продавец достанет из кассы деньги и отсчитает сколько положено за вычетом процентов. Подобные услуги популярны и в Донецке.
В столице ДНР к середине декабря прием карточек наладили и обычные продуктовые магазины. В условиях блокады бизнесмены регистрируют подставные фирмы за пределами региона и уже с их счетов, «по безналу», производят закупки товаров для продажи в городе. Весь «кэш» в этом случае остается в Донецке. Этими бумажными деньгами хозяева выплачивают зарплату сотрудникам, рассчитываются за электроэнергию и прочие услуги и обналичивают деньги с карточек, но уже за 20 % от суммы. Большинство продуктов поступает из Украины, блокпосты пропускают товар, но выручку через них коммерсанты «на большую землю» транспортируют редко.
Дивный новый мир
Столица Донбасса не производит впечатления прифронтового города, значительная часть жителей, покинувших Донецк во время августовских бомбардировок, вернулась. Постепенно открываются пустовавшие с лета кафе, магазины, людей с автоматами в центре стало меньше, а в разговорах все чаще звучат слова: «мирное время» или просто «мир». Сейчас в крупных торговых сетях города цены не сильно отличаются от киевских, в мелких магазинчиках они выше на 50 %. Например, в Мариуполе батон хлеба стоит 3 гривны, а в Донецке — 5 гривен, килограмм гречки 15 и 19 гривен, соответственно, пачка хороших сигарет — 17 и 22 гривны*.
«Средний класс свернул свой бизнес и покинул регион, в городе остались только крупные предприятия, которые невозможно перенести, и розничная торговля», — рассказывает бывший предприниматель, коренной дончанин испанского происхождения Энрике Менендес. После того, как большинство его сотрудников уехали, а в офис попала бомба, с собственным бизнесом ему пришлось завязать.
Но постепенно в ДНР новые власти наводят порядок, уверен Энрике. «Еще летом, для того чтобы стать «властью», было достаточно найти пятнистую форму и купить автоматы. Один криминальный авторитет из Макеевки так и поступил, потом его банда каталась по городу и терроризировала жителей, — говорит предприниматель. — Или: «Православная русская армия», одно время она имела очень плохую репутацию, на их блок-посту с тобой могло произойти все что угодно. Но на каком-то этапе ее подчинили «Оплоту», самому крупному из батальонов, раньше им командовал глава республики Александр Захарченко, убрали оттуда самых оголтелых идиотов, и теперь это такое же подразделение, как и все».
Золото Донбасса
Почти все предприятия либо остановились, либо выплачивают зарплаты максимум на треть от довоенной суммы. Сто процентов получают только на неофициальных шахтах, или «копанках»**. Это выгодный бизнес. Совсем недавно, при украинской власти, они считались вне закона, но чтобы открыть собственную, было достаточно лишь заплатить за «крышу» около 30 тыс. гривен в месяц (около 120 тыс. руб. в старых ценах) и найти рабочих.
Сегодня правительство ДНР решилось легализовать незаконные шахты, обязав их хозяев, большинство из которых осталось прежними, до 25 декабря оформить необходимые документы. В сутки одна копанка приносит порядка 30 тонн угля, если работать без выходных, — это около 900 тонн в месяц. Обогатительные фабрики платят в среднем по 700 гривен за тонну. Итого, за месяц более полумиллиона выручки.
«Пока Янукович был у власти, уголь у нас принимали по 400 за тонну, и многие работали на грани самоокупаемости», — рассказывает Александр, управляющий на одной из копанок в часе езды от Донецка. В теплушке он угощает нас растворимым кофе: за окном посреди заснеженного поля виднеются черные и бурые кучи: это уголь и отработанная порода. «Говорят, что все перерабатывающие заводы раньше были завязаны на сына Януковича, но теперь мы вздохнули с облегчением», — Александр с гордостью показывает свою «шахту»: ржавая конструкция, тянущая из-под земли грязный металлический трос, упирается в занесенный снегом холм и черный провал шахты. Рядом — несколько ангаров, погрузчик и старенький «пазик». Нет ни забора, ни проходной.
Самопомощь
В соседнем поселке с типичным для региона названием Коммунар из двух тысяч жителей около полутора — пенсионеры. Впрочем, многие из них моложе 55: теоретически шахтер может уйти на покой уже в 37 лет, но теперь их пенсии, когда-то самые высокие в регионе (6 тыс. гривен против средней по стране в 1,5 тыс.), остались по ту линию фронта. Некоторые работают на копанках. Деньги получают раз в неделю и сразу на руки.
Нуждающихся стариков в поселке около 800 человек. В бывшем сельском клубе слева от пустующей барной стойки (когда-то тут были дискотеки) сдвинуты столы. За ними десяток пожилых женщин. Интеллигентная невысокая дама лет шестидесяти, ее зовут Валентина, протягивает тарелку борща: «Нашла последнюю банку пасты дома, немного свеклы, картошку», — гуманитарной помощи тут не было с октября, так что односельчане самостоятельно собирают по домам продукты и готовят на всех.
Два раза в неделю кормить стариков приезжают кришнаиты: «А вообще, это у них вера такая, индийская, а сами они наши, донецкие», — громко хохочет Татьяна в вызывающе розовых джинсах. Не без злости она обещает, «если женщинам Донбасса дадут оружие», обязательно «дойти до Львова». Татьяна работает на шахте, у нее двое детей, в столовой помогает бесплатно.
Дети подземелья
Вместе с волонтерами на западной окраине Донецка мы осматриваем два бомбоубежища на территории «Шахты челюскинцев». В общей сложности с родителями тут живут 20 детей. Старшие дети режутся в «плейстейшн», подключенную к большому ЖК-монитору. Со стен от влажности отваливается штукатурка, малыши резвятся на кровати, составленной из деревянных скамеек. Тут же сушится белье. Отец семейства сидит за компьютером в соседней комнате. У многих наверху осталось почти невредимое жилье, достаточно вставить рамы — и можно жить, но домой они возвращаться не спешат: «А вдруг опять начнется?»
«Многие просто опустили руки и деморализованы, за долгие месяцы они привыкли выживать в нищете, — сетует кто-то из добровольцев. — Им кажется в порядке вещей дойти до дома, забрать зимнюю куртку и опять вернуться в подвал».
За время перемирия на улицах вновь появились дорогие авто, говорят, что в одном из ресторанов даже подавали устрицы. У входа в один из лучших пивных баров города ополченец с окладистой черной бородой рассказывает двум спутницам, почему он не собирается возвращаться домой: «В Харькове из наших арестовали четыреста человек, что меня там ждет, кроме тюрьмы?» — «За что арестовали?» — «За то, что мы ломали банкоматы и «правосеков» били», — боевику на вид вряд ли больше двадцати пяти. Он улыбается и аккуратно тушит сигарету в пепельнице.
В условиях блокады бизнесмены регистрируют подставные фирмы за пределами региона и уже с их счетов, «по безналу», производят закупки товаров для продажи в городе. Весь «кэш» в этом случае остается в Донецке
