Спустя три недели после расстрела Charlie Hebdo редакции самых крупных парижских газет и телеканалов все еще находятся под круглосуточной охраной полиции, да и сам город остается живым напоминанием о трагедии 7 января. Корреспондент The New Times прошел пешком от старого до нового местожительства еженедельника
На парижской площади Республики впервые за долгое время тихо. Еще пару недель назад больше миллиона человек собрались тут, чтобы выразить свою солидарность с убитыми карикатуристами газеты Charlie Hebdo, теперь об этом напоминают цветы, карандаши и надписи «Je suis Charlie» — они почти полностью покрывают величественную статую Республики, установленную в центре площади.
«Шарли больше нет. Все раскупили»
Некоторые из рисунков сделаны детьми, которые приходят сюда вместе с родителями, другие — отличаются мастерством и циничным юмором — очень в духе Charlie Hebdo. «Шарли встретился с Мухаммедом в раю», — написано на пьедестале монумента. Вокруг толпятся иностранцы и фотографируют плакаты на мобильные телефоны. Слова «Je suis Charlie», кажется, повсюду — отпечатаны на асфальте, аккуратно вырисованы на стенах домов, идут бегущей строкой вместо рекламных баннеров. В газетном ларьке напротив площади, на самом видном месте, кусок картонки со словами «Шарли больше нет. Все раскупили». Кажется, от семимиллионного тиража нового номера журнала, вышедшего 14 января, в городе не осталось ни одного экземпляра.
Сама редакция, вернее, те, кому удалось выжить после теракта, переехала на улицу Беранже — в здание газеты Libération, что в пяти минутах ходьбы от площади Республики. Вход в здание забаррикадирован железными ограждениями, тут же припаркован небольшой автобус французской жандармерии. Рядом с машиной стоят двое жандармов лет 25–30 — у каждого на поясе по кобуре. К корреспонденту NT незамедлительно подходит улыбчивый темнокожий охранник в бронежилете и интересуется, к кому я пришла — всех журналистов, работающих в редакции, он знает в лицо. Пока мы вместе ждем моего провожатого, к воротам то и дело на мотоциклах и велосипедах подъезжают курьеры с почтой и посылками. Оказывается, у местных охранников есть специальные позывные — из соображений безопасности по рации никаких имен они не произносят: «Все это началось после случившегося с Charlie Hebdo. Теперь у нас постоянно дежурят жандармы, а когда их отзовут, я не знаю. Да они и сами не знают».
С жандармами говорить нельзя — они сразу жестами показывают, что стоят тут не для разговоров.
Вход в редакцию не очевидный — через крытую парковку. Несмотря на то, что в интернете не составляет труда найти новый адрес сатирического еженедельника, на улице нет ни одной вывески. Пришедший встречать корреспондента NT журналист Libération Люк рассказывает, что вывеску, вообще-то, решено было убрать еще в ноябре 2011 года — тогда старую редакцию Charlie Hebdo в 20-м округе неизвестные забросали «коктейлями Молотова», в помещении начался пожар. Полиция так и не нашла виновных, но саму атаку связывали с номером Charlie Hebdo, который вышел сразу после победы исламистской партии на выборах в Тунисе, — газету тогда на один выпуск переименовали в «Шариа Эбдо», а пророк Мухаммед значился в качестве главного выпускающего редактора номера.
Так как нападение произошло ночью, никто из журналистов не пострадал, но возвращаться в старое здание не было смысла — редакция выгорела до последнего карандаша. В те дни газета Libértation, традиционно разделяющая левые взгляды Charlie Hebdo, первой предложила приютить коллег. Заодно решено было убрать вывеску — от греха подальше. Три года спустя Libération повторила свое предложение, и команда сатирического журнала приняла его.
«Никаких журналистов. Спасибо»
Мы с Люком поднимаемся на лифте на этаж, где обосновался Charlie Hebdo. «Вам туда нельзя, мадмуазель», — останавливает меня мужчина лет 40 на входе в большой зал, который отвели под редакцию Charlie. Оказывается, это полицейский в штатском, его зовут Оливье. Прозрачные стеклянные двери помещения изнутри заставлены ширмами — так, чтобы невозможно было понять, что происходит внутри, а на входе прикреплен лист A4 с надписью «Никаких журналистов. Спасибо». Оливье просит подождать и очень скоро возвращается: «Они пока не готовы ни с кем разговаривать. Как-нибудь потом, мадмуазель. Надеюсь, вы понимаете».
За все прошедшие с трагедии дни сотрудники Charlie Hebdo практически не давали никаких интервью и не разговаривали с журналистами. Единственное исключение было сделано 13 января, когда трое человек из редакции дали пресс-конференцию прямо в стенах Libé, — тогда один из карикатуристов газеты, его звали Luz, не смог сдержать слез и сказал, что Charlie Hebdo очень уважает своих коллег, но пока они не готовы открыто говорить о своих переживаниях.
«Мы редко их (журналистов Charlie) видим, разве что у кофейных автоматов», — подтверждает Люк из Libération, работающий в соседней комнате. Из комнаты Charlie не слышны даже голоса — следующий выпуск еженедельника решено отложить из-за небывалой популярности прошлого номера, поэтому в редакции куда меньше людей, чем обычно. При этом в воздухе витает ощущение удручающей тишины: напротив входа в помещение Charlie Hebdo висит газетная вырезка — рассказ Филиппа Лансона, одного из хроникеров издания, написанный им в тяжелом состоянии в больнице вскоре после расстрела редакции. В частности, Лансон описывает последние минуты летучки перед тем, как в комнату ворвались террористы: карикатуристы Кабю (Жан Кабю) и Тинюс (Бернар Верлак) обсуждали последний роман Мишеля Уэльбека «Подчинение» — о том, как на президентских выборах 2022 года во Франции побеждает кандидат от мусульманской партии. Роман, кстати говоря, наделал много шума, а сам Уэльбек, карикатура на которого была на обложке предпоследнего номера Charlie Hebdo, не без вызова заявлял, что не боится никаких атак. Но это было до 7 января.
Узнав о смерти своего близкого друга, редактора отдела экономики Charlie Hebdo Бернара Мариса, потрясенный Уэльбек отменил все презентации новой книги и уехал из Парижа. Следующая новость от него пришла только 19 января — на книжном фестивале в Кельне (ФРГ) писатель сказал: «Во-первых, моя книга не исламофобская. Во-вторых, никто не может запретить писателю написать исламофобскую книгу». Одна из немецких газет после этого выступления заключила: «Уэльбек — это Charlie Hebdo европейской литературы».
 |
| На бульваре Вольтера расклеены
портреты философа с надписью: «Вольтер тоже Шарли», Париж, январь 2015 года |
Но если Уэльбек триумфально вернулся из своего короткого заточения, то с Charlie Hebdo все не так однозначно: многие задаются вопросом, что будет с изданием, когда трагическая январская история начнет забываться, энтузиазм читателей пойдет на убыль, а прежние финансовые проблемы и бесконечные суды снова навалятся на плечи редакции. Некоторые сотрудники издания со слезами на глазах вспоминали, как еще месяц назад главный редактор Стефан Шарбонье (Шарб) стучал во все двери, пытаясь найти помощь и сохранить газету, — и везде получал отказы, а один из колумнистов Charlie Hebdo Патрик Пелу рассказал, как буквально накануне теракта они с Шарбом радовались новым 50 подписчикам.
Неизвестно также, вернутся ли журналисты Charlie Hebdo когда-нибудь в свое старое здание, которое находится в 10 минутах ходьбы от Libération по бульвару Вольтера. Весь путь туда сопровождают плакаты и наклейки Je suis Charlie, а на одном из перекрестков сложно не заметить портрет самого философа с подписью «Вольтер тоже Шарли». Не доходя до места трагедии, прямо на бульваре, горкой сложены цветы — сверху лежат свежие букеты — рядом фотографии убитых карикатуристов, письма читателей, юмористические коллажи. Проходящие мимо останавливаются, стоят пару минут молча и идут дальше — как будто совершают какой-то ритуал. Невозможно не заметить и припаркованную рядом машину жандармерии. Рослый мужчина в форме внимательно смотрит в сторону забора с цветами. Скоро становится понятно, почему букеты складывают на бульваре: само здание редакции Charlie Hebdo все еще оцеплено, а по всему периметру стоят автоматчики. Один из них резко поднимает руку с предупреждающим жестом — к оцеплениям нельзя даже подходить.
Дальше по зеленой аллее виднеется еще одна мемориальная стена с розами и карандашами. А напротив толпится кучка что-то разглядывающих людей — как оказалось, кто-то приклеил прямо к каменной стене все страницы нового номера Charlie Hebdo, который было практически не достать. И тут же, рядом с новым номером, висят плакаты с повторяющейся надписью: «Вы хотели убить Шарли, но вместо этого сделали его бессмертным».
Цветы кладут на тротуар, потому что здание редакции оцеплено, Париж, январь 2015 года
О том, что у CHARLIE HEBDO — серьезные финансовые проблемы, заговорили еще в 2011 году — после пожара, устроенного злоумышленниками в старом помещении еженедельника: тогда редакция во главе с карикатуристом Шарбом (Стефан Шарбонье) обратилась за помощью к своим читателям, но собрать удалось только €30 тыс. В январе 2012 года мэрия Парижа бесплатно отдала редакции помещение на улице Николя Аппера. Но даже отсутствие арендной платы не облегчило ситуацию. В ноябре 2014-го, за два месяца до теракта, Шарб снова обратился к читателям — Charlie Hebdo из-за плохих продаж, судебных процессов (на газету подавали в суд как крайне правые, в том числе Марин Ле Пен, так и исламские общественные организации) и накопившихся за два года долгов оказался на грани катастрофы.
После трагедии 7 января все изменилось — помимо рекордного тиража в 7 млн экземпляров, в разы увеличилось и число подписчиков — с 7 до 120 тыс. буквально за пару недель. Кроме того, Charlie Hebdo получил €1 млн в качестве помощи от государства, €3 млн от частных лиц и €250 тыс. — от фонда Google.
Фото: Анна Айвазян
