Максим Горький — буревестник революции. Кому была выгодна его смерть?
Политические убийства в наши дни стали чуть ли не нормой жизни. Поэтому имеет смысл вспомнить, как и с чего это начиналось
Бенедикт Сарнов
писатель
Умер Горький «своей смертью», от многочисленных и достаточно тяжелых болезней, или смерть его была насильственной, попросту говоря, убийством?
Криминальная версия, согласно которой Горький был умерщвлен по приказу Сталина, обросла множеством мифов, легенд, слухов. Подобных историй разной степени достоверности — множество. Но это тема специального исследования. Для нас сакраментальный вопрос о том, своей смертью умер Горький или был убит, интересен в другой формулировке: была ли у Сталина достаточно серьезная причина для того, чтобы решиться на физическое устранение Горького? Многие исследователи, задававшиеся этим вопросом, считают, что была.
Он написал критическое письмо о режиме и о том, как с ним обращались, одному известному западному писателю, с которым дружил; но письмо было перехвачено в окружении самого писателя, где НКВД имел своего агента; когда другой известный писатель собирался посетить СССР в 1936-м, он заявил о своем намерении встретиться с Горьким, особенно потому, что молчание Горького беспокоило вышеупомянутого писателя, и поэтому он попросил своего коллегу во что бы то ни стало посетить Горького. Ягода доложил об этом Сталину, который сначала приказал пресечь контакты между западными гостями и Горьким. Когда Ягода сказал, что это только укрепило бы писателя в его подозрении, что не все благополучно, Сталин приказал убить Горького 1 .
|
|
Упомянутый в цитате известный западный писатель, с которым Горький дружил, — это Ромен Роллан. Агент НКВД в окружении этого писателя, надо полагать, жена Роллана М. Кудашева, которая позже сама призналась, что НКВД ею манипулировал. Коллега, которого Роллан просил посетить Горького — это, по-видимому, писатель Андре Жид, который прилетел в Москву днем 17 июня 1936 года. Первый его вопрос был: как здоровье Горького? Но к Горькому его привезли только на следующий день, когда было уже поздно.
Был еще один французский писатель, который приезжал тогда в СССР, — Луи Арагон. Он прибыл в Москву то ли 16-го, то ли 17 июня. Но и ему встретиться с Горьким не дали.
Арагона Горький настойчиво просил как можно скорее приехать в Москву еще в марте.
Мы с Эльзой были засыпаны... призывами Горького, непосредственно нам посланными через Кольцова, который умолял нас приехать, скорее приехать... Мишель (Кольцов)... хотел, чтобы мы с ним встретились. Ужасно хотел. Горький... настаивал, чтобы нас поторопили, он хотел нам что-то сказать2.
Внимательно проанализировав эти и множество других свидетельств, Мишель Никё приходит к такому выводу:
Невольно задаешь себе вопрос: настойчивость, с которой Горький добивался встречи с Арагоном, и его желание «поговорить начистоту» с Жидом — не ускорили ли его конец? Не встревожился ли Сталин при его болезненной подозрительности, когда узнал, что два видных западных писателя собирались встретиться с Горьким и нарушить его изоляцию3?
«Ускорили» — это очень точное слово. Намерение Сталина любой ценой не допустить контакта Горького с Андре Жидом и Луи Арагоном только приблизило развязку. Само же решение физически устранить Горького было принято раньше и, так сказать, в плановом порядке.
Хроника событий
На похороны Максима Горького пришли тысячи москвичей |
К. Ворошилов, М. Горький, И. Сталин. Всемирная слава пролетарского писателя была призвана укреплять легитимность власти большевиков |
Первое сообщение о болезни Горького появилось в газетах 6 июня:
Алексей Максимович Горький серьезно заболел 1 июня гриппом, осложнившимся в дальнейшем течении катаральными изменениями в легких и явлениями ослабления сердечной деятельности4.
С этого дня и в «Правде», и в «Известиях» стали публиковаться ежедневные бюллетени о состоянии здоровья Горького. До этого Горький заболевал гриппом не раз. Нередко болезнь протекала в очень тяжелой форме. (В мае 1933-го, как вспоминает об этом К. Федин, от очередного гриппа, осложнившегося воспалением легких, он чуть не умер.) Но никаких бюллетеней о состоянии его здоровья раньше никогда не печатали. А теперь... В «Правде» бюллетени о состоянии здоровья Горького печатались вверху или в середине первой полосы с крупно набранными заголовками. Страну (и мир) явно готовили к роковому исходу, который был предрешен.
Нет, решение Сталина физически устранить Горького не было экспромтом (как пишет американский исследователь, «Ягода доложил Сталину... Сталин приказал убить Горького»). Это было хорошо взвешенное, продуманное, для Сталина — безальтернативное решение. Причина принятия такого решения состояла в том, что живой Горький стал серьезной помехой для осуществления весьма важных и далеко идущих планов диктатора.
Почему Горький стал мешать?
Горький умер 18 июня 1936 года. А два месяца спустя, 19 августа, в Октябрьском зале Дома Союзов начался первый большой судебный процесс, открывший череду ошеломивших весь мир знаменитых московских процессов. Главными фигурантами этого процесса были Зиновьев и Каменев. До этого — в 1934 году — они были осуждены по делу так называемого «Московского центра». На том процессе они признали, что несут политическую ответственность за убийство Кирова. Зиновьев был приговорен к десяти, Каменев к шести годам тюрьмы. Год спустя по делу «Кремлевской библиотеки и комендатуры Кремля» Каменев был приговорен к десяти годам тюрьмы.
Но теперь песня была уже другая. На сей раз по делу так называемого «Троцкистскозиновьевского объединенного центра» оба были приговорены к расстрелу. И приговор был приведен в исполнение немедленно. На этом процессе Зиновьев и Каменев признались, что несут не какую-то там политическую ответственность за убийство Кирова, а самую прямую. Да, это они замыслили и осуществили этот злодейский террористический акт. Мало того! Они замышляли и другие такие же кровавые преступления: готовились убить Сталина, Жданова, Ворошилова, чуть ли не всех вождей Коммунистической партии и советского государства. Действовали по прямой указке Троцкого, с которым поддерживали постоянную связь. Ну а кроме того, были агентами многих иностранных разведок, в том числе гитлеровской Германии.
Процессу этому Сталин придавал исключительно важное значение. Готовился он не два месяца, а гораздо дольше. Шли многомесячные допросы, очные ставки, на подсудимых оказывалось давление всех видов: обещания, если признаются в своих мнимых преступлениях, сохранить им жизнь; угрозы, если не признаются, расправиться с их семьями, арестовать и расстрелять их детей. (Специально для этого случая накануне был принят закон, по которому приговорить к высшей мере наказания можно было двенадцатилетнего ребенка.) Было и грубое физическое давление: пытки, длительные ночные допросы без сна, издевательства.
Главные фигуранты процесса держались долго. Для того чтобы их сломить, был задействован весь гигантский аппарат НКВД, включая международную (коминтерновскую) агентуру. Специально были привезены в Москву и соответствующим образом обработаны давние чекистские агенты: их роль состояла в том, чтобы на очных ставках, а потом и на самом процессе подтвердить, что именно они осуществляли связь подсудимых с Троцким и с гитлеровской разведкой.
Перед началом процесса, когда главные обвиняемые уже сдались и готовы были играть на суде отведенную им роль, Сталин не сомневался, что дело сделано, процесс пройдет гладко. Все получилось, он добился своего. В его руках была «царица доказательств» — «чистосердечное» признание обвиняемых. Теперь для осуществления его маниакального, садистского замысла не оставалось больше уже никаких препятствий...
Нет, одно препятствие все-таки оставалось. Этим единственным, последним препятствием был Горький. При живом Горьком начать такой процесс было невозможно.
Горький и Каменев
Зиновьева Горький терпеть не мог: он враждовал с ним еще с тех давних времен, когда тот был полновластным диктатором Петрограда и так называемой «Северной коммуны». Но Каменева он любил. Именно стараниями Горького Каменев в апреле 1933 года был возвращен из ссылки, получил директорский пост в издательстве «Academia», стал директором Института русской литературы (Пушкинского дома), членом президиума правления Союза писателей. В письме членам Политбюро 27 августа 1936 года Н.И. Бухарин упомянул, что Каменев «намечался Горьким в лидеры Союза писателей».
Именно арест Каменева в 1934 году стал одной из главных причин фактического разрыва отношений между Горьким и Сталиным.
Быть может, Горького еще можно было както убедить, что логика оппозиционной борьбы привела сторонников Каменева и Зиновьева к активным враждебным действиям. Быть может, он даже поверил, что Каменев и Зиновьев искренне признали, что несут политическую ответственность за убийство Кирова. (Может быть, даже и сами Зиновьев и Каменев в это поверили. Сказал же Бухарин Эренбургу в день убийства Кирова: «Теперь Он может сделать с нами все, что захочет. И будет прав».)
Но уверить Горького, что бывшие соратники Ленина стали шпионами иностранных держав, было невозможно. Тут резонен вопрос: а зачем, собственно, его надо было в этом уверять? Пусть бы себе оставался со своим неверием. Ведь поделиться с кем-нибудь своими мыслями по этому поводу, разоблачить сталинскую фальсификацию он все равно не мог: был прочно изолирован от внешнего мира.
Свой среди чужих
Да, конечно, кого-нибудь из советских писателей к Горькому легко было не пустить. А вот Ромену Роллану, если бы он вдруг приехал в Советский Союз, или Арагону, или Мальро, или Фейхтвангеру, в 1937 году побывавшему на втором из больших московских процессов и публично объявившему, что он безусловно верит обвинениям, предъявленным всем его фигурантам, — всем этим влиятельным на Западе зарубежным гостям запретить встречу с Горьким, если бы они на такой встрече стали настаивать, было совсем не просто. А ведь Сталин в 1936 году наверняка уже вынашивал в своем криминальном мозгу план третьего, еще более грандиозного процесса — над любимцами Горького Ивановичами (Николаем Ивановичем Бухариным и Алексеем Ивановичем Рыковым).
Вот как деликатно объяснял Сталин Горькому, почему, как ни жаль, приходится снять Рыкова с поста предсовнаркома:
15-го созываем пленум ЦК. Думаем сменить т. Рыкова. Неприятное дело, но ничего не поделаешь: не поспевает за движением, отстает чертовски (несмотря на желание поспеть)... Думаем заменить его т. Молотовым. Смелый, умный, вполне современный руководитель. Его настоящая фамилия не Молотов, а Скрябин. Он из Вятки. ЦК полностью за него.
Все это не оставляет сомнений, что Горький самим фактом своего существования — хотя бы даже и в клетке — к тому времени (майиюнь 1936 года) представлял для Сталина весьма серьезную проблему.
И он решил эту проблему. По-своему, по-сталински. Руководствуясь своим неизменным, не раз — и раньше, и потом — себя оправдывавшим принципом: нет человека — нет проблемы.
____________________________
1 N. Leites, E. Bernaut. Ritual of liquidation. The case of the Moscow trials. USA, 1954, p. 333.
2 Мишель Никё. К вопросу о смерти М. Горького. Минувшее. 5. М. 1988. Стр. 329, 332.|
3 Там же, стр. 345.
4 «Правда», 6 июня 1936, стр. 2.
