«Литература — не строй, где на первый-второй рассчитайсь». Писатель Владимир Войнович закончил работу над книгой мемуаров. В центре книги — литературная среда советского времени, эпоха оттепели и «Нового мира», друзья-литераторы и идейная борьба 60–70-х. The New Times расспросил писателя о том, что было самым важным для него вчера и что тревожит сегодня
Владимир Николаевич, как вы сами считаете, какое из ваших произведений наиболее актуально сейчас?
Думаю — «Чонкин». К «Чонкину» могу пристегнуть и «Москву 2042», которая и для меня важна, и читатели ее оценили. У меня есть еще один роман, который я бы отнес и к самым для себя дорогим и актуальным сейчас, — «Монументальная пропаганда».
Каток и травка
В ваших мемуарах довольно четко выражена мысль, что существовала группа писателей, которые между собой дружили, но в целом Союз писателей напоминал банку со скорпионами. Это только для нас характерно?
Это присуще любой литературной среде, но у нас было обострено советскими условиями. Дмитрий Кедрин написал стихи: «У поэтов есть такой обычай — в круг сойдясь, оплевывать друг друга». Все поэты ревнивы друг к другу, но в СССР было еще и идеологическое разделение. Вражда была не на жизнь, а на смерть. Тогда «правыми» назывались те, кто за власть, а «левыми», как я, например, считались те, кто был против. И вот один из тогдашних левых сказал: нас разъединяют таланты, а их объединяет бездарность. Причем преданность власти и коммунизму тогдашних правых была, конечно, липовой, что и показала история. Никто из них в 91-м году не совершил и сотой части того, к чему они призывали других в своих патриотических агитках. В нашей же среде было и соперничество, и дружба, и трения, и стремление расставить всех по ранжиру. Хотя я этого никогда не приветствовал. Я считаю, что литература не строй, где на «первый-второй рассчитайсь», а большое поле, где у каждого может быть своя делянка.
Стремление рассчитать писателей на первый-второй есть и сейчас, но критериев-то практически нет!
Ну да, это в шахматах кто победил, тот и лучше, а в литературе победы условны. Каждый может считать себя победителем. Но тогда атмосфера была иногда настолько злобной, накаленной, что если бы приближенным к власти писателям дали возможность судить противников, то есть нас, выносить расстрельные приговоры и приводить их в исполнение, то они бы не только судили, но и сами бы расстреливали, прямо во дворике Союза писателей, у памятника Толстому…
Тем не менее иногда испытываешь зависть к вашему поколению: когда вы начинали, литпроцесс был более чем осязаем — появилось много очень интересных и разных писателей. Да и писатели старшего поколения проявились по-новому…
В последние годы сталинского времени давление усилилось настолько, что превратилось в асфальтовый каток. Литература просто заглохла. И вдруг — оттепель! Это было время всех всколыхнувшей веры в идеалы, у большинства — в коммунистические, ложные, конечно, но вера сама по себе — стимул. Произошло и цензурное послабление. Мне вообще кажется, что само слово «оттепель» очень точно передает атмосферу того времени. Посреди зимы вдруг теплеет, проявляются прогалины, какая-то травка даже начинает зеленеть, но зима-то не кончилась! Но когда нас, эту травку, начали снова давить — это уже было практически невозможно.
Можно ли провести параллели между оттепелью и перестройкой?
Я перестройку как-то сразу заметил. Дал в 1987 году интервью «Новому русскому слову», где сказал, что перестройка, в отличие от оттепели, всерьез и надолго. Но, в отличие от оттепели, она не дала в литературе такого сильного всплеска. Появились, конечно, очень популярные, интересные писатели, как Пелевин и Сорокин, но если мы были этакой зеленой травой, то теперь каждая травинка — отдельно.
Может быть, изменилось время? Уже не надо быть вместе?
В таком закрытом обществе, как Советский Союз, литература была единственным источником какой-то правды. А когда обрушилась свобода, то люди за правдой пошли кто в церковь, кто к психологу, кто к сексологу, а кто-то просто поехал на Канары, и там литература вообще не нужна.
То есть поэты-писатели заняли им положенное место, не самое главное?
Их место и прежде было не самым главным, это их такими хотели представить власти. Вы, мол, властители дум. Писатели рассматривались как важная часть идеологической машины. Но писатели, если они писатели, а не литературные бандиты, на такую роль не годятся. А что касается литературного процесса, могу сказать, что я слежу за новинками и много читал хороших произведений, но ни разу даже близко не испытал такого чувства, как при чтении только что вышедшего «Хранителя древностей» (роман Юрия Домбровского, опубликованный в «Новом мире» в 1964 году. — The New Times) или тем более «Один день Ивана Денисовича». Тогда каждый месяц выходило что-то значимое.
Раз уж вы упомянули «Один день…» Ваша ирония по отношению к Солженицыну в «Москве 2042» многими воспринимается как слишком злая.
На «Москву 2042» не было никакой реальной критики, все переходили на мою личность, пеняли на мою якобы антипатию к Солженицыну. А у меня не было и нет никакой антипатии, просто если Солженицын имел свое мнение, как нам обустроить Россию, то и я имел и имею свое.
В «Красном колесе», по мысли Солженицына, содержатся ответы на все вопросы о 17-м годе, о том, почему в России произошла эта катастрофа…
Да, и если ты говорил, что не смог прочитать этот роман по причине его затянутости и скуки, то на тебя все накидывались. Причем те, кто накидывался, я думаю, сами не читали. А теперь какие-то главы из «Красного колеса» Путин разослал по губернаторам, чтобы они по этому роману учились управлять и учитывать уроки Февральской революции. Это уже смешно, не правда ли?
«Наши» достижения
Не могу вас не спросить о конфликте «ветераны войны против Подрабинека» и про «Наших». Как вы оцениваете ситуацию, когда молодых людей натравливают на тех, кто выражает мнение, отличное от навязываемого сверху? Было подобное в советское время? Или это ноу-хау последних лет?
Это далеко не нынешнее ноу-хау. В ХХ веке такие методы пошли в ход года с 1933-го в Германии — штурмовики, гитлерюгенд. И в Советском Союзе было подобное — митинги с лозунгами «Расстрелять, как бешеных собак!» Письма в духе «я Пастернака не читал…» — это уже вегетарианский вариант. А то ведь были призывы физически уничтожить! И призывали не какие-то стахановцы и герои труда, а профессиональные литературные критики. Ермилов был такой, или, скажем, Лесючевский, которые во внутренних рецензиях писали, что таких писателей надо расстреливать, и их отзывы органы НКВД принимали как руководство к действию. Что же касается так называемых ветеранов, то они лично у меня сидят в печенках. Ветеранами у нас почему-то считаются люди примерно одной политической ориентации, защитники советского режима в сталинском его варианте. А ветераны-то были разные. Например, мой отец был ветеран и инвалид войны, и он ни за что не пошел бы разоблачать.
Подрабинек разделяет ветеранов на тех, кто действительно воевал, и тех, кто был в тылу или в частях НКВД…
Вот именно! Те, кто был на передовой, в большинстве своем погибли. Но даже если ветераны настоящие, то все равно героизм и ум — не всегда совпадающие вещи. Меня однажды хотели призвать к ответу ветераны-генералы, написавшие крайне невежественное письмо, и я им ответил, что за их героизм во время войны я их уважаю, а за невежество и агрессию презираю, потому что они лезут в то, в чем ничего не понимают. Да и самих ветеранов друг на друга натравливают. Получаются такие кочующие бригады горлопанов, защитников сталинского прошлого. Ездят из города в город, выступают якобы от имени павших... А от имени павших никто не имеет права выступать! Подрабинек, который, может быть, как-то неаккуратно выразился, поставил-то очень актуальный вопрос. Надо вспомнить, что ветераны — это не только те, кто сейчас себя таковым считает, а были еще миллионы вернувшихся из плена и попавших в наши лагеря, и они заслуживают внимания и сочувствия. А еще «Наши» утверждают, что советская страна будто бы была поднята из руин трудом ветеранов. Трудом заключенных она была поднята! Больше всего и прежде всего. Все великие стройки социализма были возведены трудом зэков и немного — военнопленных.
А сравнение «Наших» со штурмовиками или хунвейбинами правомочно?
Вполне! Дело в том, что их еще держат на поводке. Если их спустить, они будут вымазывать в дегте, вываливать в перьях. Стричь наголо, издеваться. Это скопище несостоявшихся людей, стремящихся захватить место в жизни полным отсутствием ума и совести.
Но подавляющее большинство из них — студенты. Люди в начале жизненного пути. Что ими-то движет?
Они все равно чувствуют, что не состоялись. Нормальный человек не пойдет в эти организации. Они как те пламенные комсомольцы, что клеймили всех на собраниях (описанные, кстати, очень хорошо у Ярослава Смелякова в поэме «Строгая любовь»). Вообще молодежь легко кидать на всякие такие дела, но молодежь бездумную. Человек глубокий, думающий не будет терять время, стоя под окнами квартиры Подрабинека.
Общество советских людей
Вы ощущаете идеологический прессинг?
Сейчас явно прослеживается стремление вернуться к советскому прошлому. Книги пока издаются и цензуры нет, но можно хватать, скажем, Наталью Морарь, не пускать ее в Россию…
Это стремление вернуться именно в советское прошлое? Или нынешние власти что-то другое себе представляют?
Они хотят вернуться в советское прошлое со всем тем, что наворовали сейчас.
У нас День народного единства знаменуется «Русским маршем». Почему любовь к Родине приобретает какие-то исступленные черты?
Советский Союз кончился, но советский человек живет и передает свои качества детям и внукам. Из людей этой особой породы по большей части состоит общество. Есть люди, которые ненавидят советскую власть в ее сталинском выражении, а есть те, кто готов ее защищать. Если бы власть просто опубликовала имеющиеся документы о сталинских временах, если бы осудила тот режим и его приспешников…
Вы считаете, нужен судебный процесс?
Да, осудить и помиловать. Как преступников милуют, а не реабилитировать ни в коем случае. И тогда бы состоялось примирение, как в Германии. Там все прошли денацификацию. Кто отказывался смотреть фильмы о злодеяниях нацизма, не получал продуктовых карточек. А у нас бывшие бойцы заградотрядов тоже чувствуют себя героями. Одни ненавидят других, и наоборот. И я тоже ненавижу тех, кто провозглашает Сталина лицом нации.
Получается, власти выгодно поддержание режима гражданской войны?
Да, по принципу «разделяй и властвуй».
