Человек с юанем

В начале мая 2015 года к левому крылу «Президент-отеля» пристроили что-то вроде временного фанерного подъезда, обтянутого белой тканью. Сделано это было по соображениям безопасности, у подъезда поставили отдельную охрану, притом — китайскую. В фойе гостиницы то и дело приходили группы китайских офицеров в мундирах, обвешанных немыслимым количеством эмблем, символов и знаков отличия. Китайские чиновники, напротив, были крайне неприметны, во всяком случае, костюмы у них — на порядок скромнее, чем они обычно носят, посещая по личным делам Гонконг, а из украшений — лишь значок в виде китайского флага. Здание на Якиманке — только одна из географических точек, в которых накануне майского визита в Москву председателя КНР Си Цзиньпина завершались абсолютно беспрецедентные по масштабу российско-китайские переговоры. Именно завершались — вопреки обычному регламенту, согласно которому все проекты межгосударственных соглашений утрясаются до начала официальных переговоров по ним, а предметом торга являются разве что «заделы на будущее». В этот же раз торг шел даже в ночь с 7 на 8 мая, когда команда китайского лидера уже давно была в Москве и готовилась к торжественному параду на Красной площади.

О том, что визит китайского руководителя в Москву будет сопровождаться подписанием некоторого числа важных экономических соглашений, было известно и раньше. Но то, что это будет выглядеть как вспышка российско-китайской дружбы времен песни «Москва — Пекин» («…в мире прочнее не было уз /В наших колоннах ликующий май…», — музыка Вано Мурадели, слова Михаила Вершинина), вообще говоря, никто не предупреждал.

А выглядело все это, видимо, почти так же масштабно, как в 1949 году. За одним лишь исключением, которое Си Цзиньпин не преминул деликатно подчеркнуть в нескольких выступлениях, сообщив, что Китай не забыл помощь, оказанную советским народом китайскому народу в те послепобедные времена.

В общем, так. В роли Сталина теперь — генсек Коммунистической партии Китая. В роли Мао — президент Российской Федерации. 65 лет спустя все еще коммунистический Китай твердо пообещал помочь уже некоммунистической России с финансированием строительства экономики рыночного типа. Деньгами, технологиями, специалистами, консультациями. 

И власти России восприняли эту помощь с восторгом, надеждой и некоторым недоверием.

До 2013 года большая часть взаимоотношений РФ и КНР строилась на прочной, но довольно узкой нефтегазовой платформе. В основном они исчерпывались крупномасштабными и годами буквально вымогающимися друг у друга контрактами «Роснефти» и «Транснефти» с китайской госнефтекомпанией CNPC (трубопроводы на север Китая и поставки нефти), а также абсолютно непрозрачными контрактами по оборонке, яростью (впрочем, тщательно скрываемой) китайских инвесторов, рискнувших вложиться в российский рынок, по отношению к русской бессмысленной и беспощадной бюрократии и — многочисленными переговорами ни о чем.

Российским топам, в особенности первому вице-премьеру Игорю Шувалову, в последние месяцы координировавшему магнитное притяжение РФ и Китая, приходилось очень нелегко: довольно быстро выяснилось, что трудности на переговорах с китайцами мотивированы не столько культурными и цивилизационными отличиями, не столько взаимными страхами, сколько совершенно определенным намерением китайских партнеров получить максимально точное представление о том, сколько конкретно и в какой момент они заработают на новых соглашениях, и их манерой начинать любой разговор с попытки существенно увеличить эту сумму.

«Дружбой народов» все это можно было назвать с большой долей иронии. В любом случае, еще осенью 2014 года многие российские корпоративные заемщики, столкнувшиеся с закрытием «кредитных окон» на Западе из-за санкций и наивно полагавшие, что банки Китая с нетерпением ждут их в свои корыстные объятия, были огорошены: китайские банкиры, оказывается, работают ровно по тем же процедурам, что итальянские, британские или французские, говорят на том же языке (английском), что и коллеги из стран Запада, и российские риски оценивают ровно так же, как в Берлине или Лондоне. Юаневые кредиты предлагались на предсказуемые процентные пункты дороже, чем долларовые, и в основном под закупку китайского экспорта.

8 мая изменилось буквально все. У России проблемы с маркетингом и продажами в ЕС среднемагистрального самолета Sukhoi SuperJet 100! Нет проблем: вот вам китайские финансы и китайское участие под региональный центр, вот закупка сотни самолетов. Есть проблемы со скоростной железной дорогой Москва — Казань? Вот готовность финансировать стройку из Китая и строить проект на условиях концессии совместной китайско-российской компанией. Нужны деньги в банковской системе? Нет проблем, вот кредитная линия: 6 млрд юаней — Сбербанку, 12 млрд юаней — ВТБ, деньги ВЭБу под самые различные проекты, а на будущее — готовность совместно с Российским фондом прямых инвестиций создавать инфраструктуру кредитования крупнейших российских компаний в китайских банках. Скажем, $25 млрд за два-три года — хватит?

Электросетевое хозяйство? Поможет китайская компания. Судовое оборудование? Поможет китайская компания. Восточный газопровод «Газпрома», о котором торговались много лет? CNPC поможет. Железнодорожная ветка к угольному месторождению? Нефтехимия? Электроника? Территории опережающего развития на Дальнем Востоке? Китайских компаний много, мы попросим их договориться, они у нас тоже в значительной степени государственные.

Только официальных соглашений с КНР и китайскими компаниями подписано, по сведениям Кремля, тридцать два. Суммы сделок? Конечно, как считать, но на вид — не менее $50 млрд, если все получится. Но дело даже не в конечных суммах: выглядит сейчас это так, будто Россия и Китай, долгое время относившиеся друг к другу как к обычным торговым партнерам с непростыми (а у кого они простые?) политическими отношениями, внезапно на почве неожиданно вспыхнувшей взаимной симпатии решили, что это начало новой прекрасной дружбы. А для друга ничего не жалко.

Картина романтическая, пугающая в России многих — и, к счастью, пока совершенно не реалистичная. Возможно, в Москве еще сохранились государственники-романтики, но в Пекине они давно заняты госкапитализмом. Решая часть проблем Владимира Путина, Си Цзиньпин прилетел в Москву в поисках среднесрочного решения некоторых проблем китайской экономики.

Разумеется, за счет партнеров: Россия рассматривается как один из них. И не самый крупный — на прошлой неделе еще более масштабные переговоры правительственная делегация Китая вела в Дели. И от России, и от Индии, и от Казахстана, и от стран Юго-Восточной Азии КНР нужна не возможность пройтись парадом по главной площади (хотя и это не лишнее), не перспективы потратить много денег в поддержку своих запросов (хотя и придется) и не право в очередной раз поговорить о многополярном мире. (Хотя, если русским это интересно, то отчего бы и нет, чем плох многополярный мир?) Идея в том, чтобы в стремительно меняющемся мире получить некоторую передышку — и немного больше времени на то, чтобы завершить, по крайней мере, часть экономических реформ в самом Китае.

Главная причина, заставившая председателя Си Цзиньпина быть щедрым в Москве (а до этого — в Минске, а до этого — в Астане), — это проблема, которая поразительно мало чем отличается по смыслу от российской, — низкий и снижающийся экономический рост.

Железная дорога на Среднерусской возвышенности и в Поволжье — это в первую очередь загрузка мощностей китайских металлургических предприятий, производящих для отрасли уже почти все, от шпал и костылей до локомотивов высокоскоростных поездов. То же самое касается и электроники китайского производства, и китайских инженеров, умеющих строить современные нефтехимические производства, и строителей-энергетиков, и даже агрономов. Последние 10 лет с экономическим ростом, превышающим 7 % в год, Китай существовал в режиме постоянного расширения своей ниши на мировом рынке труда. А определилась эта ниша еще в 1980-х при Дэн Сяопине, представителе «второго поколения китайских руководителей» (первым, напомню, были Мао Цзэдун и его окружение). Си Цзиньпин — предводитель пятого поколения коммунистической власти Китая, и именно на это поколение приходится разрешение скопившихся противоречий.

Если переводить проблемы Компартии Китая на упрощенный русский, это звучит примерно так: внутри КНР построено почти все, что нужно для смены экономической модели, — от действовавшей с 1979 года модели экспортно ориентированного госкапитализма к обычной сильной мировой экономике с более или менее нейтральным торговым балансом. В настоящее время, несмотря на то что Китай по-прежнему сильно беднее России, страна уже не является обладателем самой дешевой в мире рабочей силы. Да, Китай останется мировой производственной мастерской, но темпы роста экономики, во многом поддерживаемые экспортными уступками, в ближайшие годы будут снижаться. Страна намерена чуть-чуть пожить и для себя. Например, создать полноценную пенсионную систему, расширить госсектор здравоохранения, решить почти катастрофические экологические проблемы. Для осуществления этих задач Китаю нужна подушка безопасности, которая и будет создана доходами от экспорта в Россию и в страны Таможенного союза, развитием китайских компаний с использованием дешевой рабочей силы из Центральной и Юго-Восточной Азии, строительством за деньги КНР транспортных коридоров на юг Европы и в Восточную Европу.

Короче, Китаю необходимо создать на базе «экономического пояса Шелкового пути» собственный блок экономик-сателлитов, как бы это обидно ни звучало, вложив в них приличные средства. Именно поэтому обстоятельства, которые привели Си Цзиньпина в Москву с щедрыми предложениями, для России крайне благоприятны — мало того, они, похоже, выглядят единственной рациональной возможностью для российской экономики уйти с траектории эскалации противостояния с США и ЕС и вернуться к взаимовыгодному сотрудничеству с миром — с сильным опозданием, с потерями, по длинному маршруту, но в ту же конечную точку.

Правда, теперь тем, кто не хотел учить английский, придется учить китайский. Что ж, ничего бесплатного не бывает, а тем более дружбы.