Инерция века

Ветер мая все-таки принес перемены. Неожиданный, по крайней мере для широкой публики, приезд в Россию сначала госсекретаря США Джона Керри (и его четырехчасовая встреча с Владимиром Путиным), а буквально вслед за этим — визит помощницы Керри по делам Европы и Евразии Виктории Нуланд и ее переговоры с руководством МИДа, наконец, межминистерская встреча в формате ЕС — Украина — Россия 18 мая в Брюсселе, в ходе которой Москва фактически сняла принципиальные возражения против соглашения об Ассоциации Украины и ЕC, вступающего в силу с 1 января 2016 года (а ведь именно из-за этого соглашения и разразился полтора года назад украинский кризис!) — все это породило надежды на какой-то сдвиг (о прорыве никто пока не говорит) в отношениях между Россией и США. А от этого еще актульней выглядит вопрос — КТО ВИНОВАТ в том, что наши отношения с Америкой (ну и с Западом в целом) зашли в тупик?

Впрочем, если задуматься, сама постановка такого вопроса не имеет большого смысла. Ведь в нынешний тупик нас завели не Путин или Обама, а вся логика взаимодействия между нашими странами на протяжении последних ста лет. И тут гораздо полезнее вспомнить о точке исторической бифуркации, когда в первые два десятилетия прошлого века все политические силы России начисто проиграли страну большевикам. А уж те превратили Россию в пышущий классовой ненавистью бронепоезд. И вот этот бронепоезд семьдесят лет катил наперекор мировому развитию, раскалывая мир на два лагеря, на две враждебных идеологии. Причем 40 из этих 70 лет мы всерьез бодались с Америкой, доходя порой до самой грани боевых действий.

Все это время враждующие стороны, изолированные друг от друга «железным занавесом», не столько изучали друг друга — я имею в виду и политическое взаимодействие, и самое обычное человеческое общение, — сколько ковали страшилки, пугалки, самые невероятные мифы о своем противнике. А это не могло не оставить следа в ментальности политиков, да и в массовом сознании тоже, по обе стороны океана. И даже в лучшую пору наших отношений в девяностые годы червь недоверия исподволь подтачивал зарождавшееся партнерство.

Именно этим, кстати, я объясняю нарушенную Западом устную договоренность о непродвижении НАТО на Восток. Запад хотел исключить любую возможность — мало ли что! — воссоздания пророссийского блока по образцу Варшавского договора, который там неизменно ассоциировался с агрессивной политикой «советской империи». К тому же, конечно, был и формальный повод: вырвавшиеся из крепких советских объятий страны Восточной Европы точно так же хотели исключить всякую, даже теоретическую, возможность снова оказаться в лапах «русского медведя». Таким образом, как я это понимаю, с точки зрения Запада, расширение НАТО имело превентивный оборонительный смысл.

Осмелюсь предположить, что и заигрывание Запада с экс-президентом Украины Виктором Януковичем на предмет установления более тесных отношений Киева с Евросоюзом проистекало из той же концепции — лишить Россию важнейшей опоры для создания новой империи. А такая империя чудится американцам даже в нашем Таможенном союзе.

Скорее всего, на Западе были сильно удивлены тем, что Россия оказала такое отчаянное сопротивление попыткам свернуть Украину с пророссийской орбиты. Удивлены, потому что видели ситуацию лишь со своей оборонительной колокольни, рассматривали положение исключительно с позиций геополитики, упустив из виду экономические, исторические и просто человеческие связи России с Украиной.

Понятно, что из России продвижение НАТО на Восток и тем более пристальное внимание Запада к Украине — все это отсюда виделось совсем иначе. Наш политический класс по причине все той же силы взаимного генетического недоверия Западу трактовал его действия как заговор против России, как скрытую агрессию или подготовку к ней. И не случайно предельно болезненную реакцию Москвы вызвали планы развертывания американской ПРО в Европе. (Сейчас к этому добавились и разговоры о возможности-де размещения элементов ПРО на Украине, на что Кремль уже пригрозил «ответными мерами»).

Американцы уверяли: это делается для того, чтобы отразить угрозу ракетного нападения со стороны Ирана и Северной Кореи. Мы били тревогу, что все это будет нацелено против нас, что это нарушает баланс сил, и уж если угрозу представляет Иран, то давайте совместно использовать нашу РЛС в Азербайджане, на самой границе с Ираном. И вообще, давайте строить общую систему безопасности. Американцы ответили отказом, мотивируя технической несовместимостью, какими-то другими причинами. За каждой из них, не в последнюю очередь, стояло недоверие к нашей стране. Но Россия увидела в этой истории гораздо больше, чем недоверие, — Россия снова увидела заговор против себя, увидела подготовку к потенциальной агрессии.

Со времен Рональда Рейгана Америка была одержима созданием противоракетного щита. Тогда единственной угрозой западному миру был Советский Союз. За тридцать последних лет число угроз заметно выросло, но и США не стояли на месте. Америка создавала и продолжает создавать системы обнаружения и перехвата наземного, морского, воздушного и спутникового базирования, размещая их в самых разных частях света. Эти комплексы устанавливаются или уже установлены на Аляске, в Калифорнии, в Японии, Гренландии… И как часть глобальной системы ПРО, в нее должны войти комплексы, размещаемые в Европе.

Да, у самых наших границ. Создавая глобальную противоракетную систему, США стремились обезопасить себя и союзников от внезапного удара. Удара с чьей стороны? Да, с любой, как я понимаю, — со стороны неадекватной Северной Кореи, злокозненного Ирана, да и — чем черт ни шутит! — не совсем «своей» России, мало ли как может повернуться.

Военные игры — не моя специальность, и я не знаю, имеют ли европейские комплексы какое-то отношение к потенциальной иранской угрозе. Но я понимаю другое: американцы жестко делят мир на «своих» и «чужих».

«Свои» — это демократические страны, которые могут быть близкими или не очень близкими союзниками, но они никогда не противники. Более того, опыт показывает, что демократические страны между собой не воюют. И в этом смысле США очень заинтересованы в росте числа демократических стран.

А вот другой лагерь, «чужие», — это несвободные страны с режимом от мягких автократий до жестких деспотий. С этими странами США совсем необязательно враждуют и даже могут с иными из них быть тактическими партнерами. Но в этих же партнерах американцы видят и своих потенциальных противников — обстоятельства, как известно, могут меняться.

«Своими» для Америки мы не были никогда. А после крымско-донецких событий окончательно стали «чужими».… А ведь Россия пыталась быть «своей» для Запада. Закончила с коммунизмом, создала какую-никакую рыночную экономику, что-то там с демократией экспериментировала. Но в какой-то момент споткнулась. Инстинкт несвободы оказался сильнее. Другая история, другая культура. Не получилось у нашего политического класса примириться с правом на инакомыслие, с независимой судебной системой, свободной прессой, реальной сменяемостью власти — в общем, со всем тем, что западный мир называет демократией. Вместо этого, мы создали некое гибридное общество — вроде бы и есть в нем что-то от демократии, но все как-то не так, все больше фасадно, а не по сути…

При всем лукавстве нашего правящего класса, мне кажется, что какая-то его часть и уж точно многие обычные люди искренне не понимают, что без всех этих прав и свобод, которые суть условие и сильнейший импульс к творчеству и созиданию, Запад не стал бы лидером в экономике, науке и технологиях. И соответственно не могут многие у нас понять, почему в западном мире слова «демократия» или «оппозиция» не имеют ироничного или уничижительного подтекста. Не могут понять, почему страны, в которых такой подтекст имеется, не говоря уже о тех, где отсутствуют сами эти понятия, никогда не войдут в семью западных стран, никогда не станут для них «своими».

Непонимание и все та же генетическая подозрительность в отношении Запада рождают конспирологические фантомы, а у самых впечатлительных — спасибо нашей налаженной пропаганде! — создает уверенность в намерениях США уничтожить Россию, что все больше становится похоже на паранойю.

Если нет прямого ответа на первый русский вопрос, то, может быть, есть на второй — ЧТО ДЕЛАТЬ? Тем более, что эти два главных вопроса в нашей ментальности неразрывны, друг без друга они не живут.

Что же делать, чтобы для начала вернуться хотя бы к тому уровню наших отношений с США, с которого началось падение?

Ответ представляется очевидным. Самый первый шаг — приложить максимум усилий для выполнения Минских договоренностей. И у России, и у США есть рычаги влияния для того, чтобы полностью прекратить боевые действия на Донбассе, найти компромиссный вариант условий нахождения восточных областей Украины в рамках единого государства, ну и выполнить все остальные условия, о которых договорились в Минске. Очень похоже на то, что приезд высоких американских дипломатов в Россию как раз и имел целью определить возможности и уровень вовлеченности США в Минский процесс. (Если так, то это имеет все шансы помочь делу).

Шаг второй — для России он будет болезненным — придется прекратить всякую военную помощь мятежным областям на Востоке Украины — и «добровольцами», и вооружениями. И, конечно же, вывести регулярные войска, если они там имеются. Эта — наша часть пути. И если мы ее пройдем, то настанет очередь и Запада: США и Европа также должны будут показать свои добрые намерения в отношениях с Россией. Я имею в виду постепенную отмену санкций, не дожидаясь окончательного решения всех проблем. Так, вполне возможно, получится установить хотя бы тень доверия между Россией и Западом.

Хорошо бы мы смогли пройти хотя бы этот путь. Надежд и планов с более далекими горизонтами у нас на родине строить не получается.