Женщина обречена на страх и подчинение. Она рождается рабой мужчины, она бесправна, она хуже скотины, она вынуждена терпеть унижения и побои каждый день...
Переведенная с французского документальная повесть «Суад. Сожженная заживо» Мари-Терез Кюни в последнее время стала одной из самых покупаемых книг. Более того, в некоторых рейтингах продаж она выходит на первое место. Успех «Сожженной заживо» может не удивлять хотя бы потому, что повесть уже приобрела статус международного бестселлера и переведена на 27 языков.
В данном случае заявленный документализм дает сто очков вперед изощренной художественной выдумке какого-нибудь кровавого триллера. Впечатление усиливается именно потому, что речь идет о реальности, о том, что перед нами рассказ даже не очевидца, но участника, жертвы. Слово «документальный» не оставляет возможности списать изображенный ужас на причудливую фантазию автора.
Здесь как раз впечатляет эффект действительно происходящего, случившегося рядом. И то, что место действия обозначено как арабская деревушка «где-то на иорданской территории», — указание не на его отдаленность («гдето там»), а скорее политкорректная попытка спрятать его, поскольку оно слишком близко (по современным понятиям), поскольку нет былой пространственной дистанции между Востоком и Западом.
Оказывается, где-то совсем недалеко жизнь течет по совершенно иным законам. О них рассказывает главная героиня повести — Суад. Согласно этим законам женщина обречена на страх и подчинение. Она рождается рабой мужчины, она бесправна, она хуже скотины, она вынуждена терпеть унижения и побои каждый день. Ее нужно убить, если она бросила тень на честь семьи: так на глазах у Суад ее собственный брат убивает сестру. Так сама Суад обрекает себя на смерть, когда уступает возлюбленному, жертвует своей чистотой до брака. То, что Суад ждет ребенка, ее не спасает, наоборот, лишь приближает к смерти, точнее, к казни. Ее обливают бензином и поджигают.
Собственно, это финал. Не всей повести, а первой ее части. Дальше речь идет о другой жизни чудом спасенной «сожженной заживо».
Бесхитростный рассказ Суад, ее наивность и простота усиливают доверие к повести. Но не все так просто. Документализм «Сожженной заживо» производит впечатление строгой художественной продуманности. Обреченность Суад, имевшей несчастье родиться женщиной, очевидна уже в самом начале. Страсти нагнетаются, безысходность сгущается, и нехитрая любовная интрига обрывается трагической сценой сожжения.
Даже кажется странным, что в этой атмосфере тотального страха Суад вообще решилась на любовь. Но и этому есть объяснение. Ведь Суад видела, как ее мать изменяет своему мужу. Так что и в условиях полнейшей несвободы любовь не умирает. И стоит человеку попасть в другой мир, оказаться в цивилизованных условиях Запада, как он оживает, точнее, заново рождается. А читатель после знакомства с ужасами феодального женского рабства с легким сердцем узнает о счастливой жизни Суад в Европе.
В результате зло как будто побеждено. Или по крайней мере понятно, каким образом его возможно победить. Иными словами, документальная повесть превращается в сказку со счастливым концом. А это тоже залог успеха у массового читателя и одно из непременных качеств книги, рассчитывающей стать бестселлером.
В этом смысле как раз не удивительно, почему «Сожженная заживо» пользуется успехом и в России. Хотя есть одно существенное «но». Филантропическая, гуманитарная составляющая повести, явно ориентированная на западного читателя, кажется, у нас работает лишь отчасти. Мы, видимо, не вполне готовы принимать у себя тех, кто бежит от ужасов своей страны. А плюс к тому не вполне уверены в том, что наш мир от этих ужасов свободен.
Вот еще один лидер книжных продаж — роман «Гастарбайтер» Эдуарда Багирова. Его герой, бегущий в Россию от режима Туркменбаши, не представитель «другого мира». Ни по своей ментальности, ни по языку, ни по воспитанию, ни даже по крови. Он лишь несет на себе печать инакости, за что и расплачивается в цивилизованной Москве. И его суждения далеки от простого и очевидного пафоса «Сожженной заживо». Более диалектичны, так сказать: «Не равняй всех мусульман по кучке тех несчастных, бездомных торговцев, которые торгуют овощами и строят подмосковные дачи. Я же не сужу о русских и москвичах по пьяному быдлу, коего тут множество, или по какому-нибудь отмороженному менту, коих я уже встречал достаточно. Чем обожравшийся паленой водки тушинский слесарь, бьющий ногами по лицу свою жену, лучше любого из «чурок», которых вы так ненавидите?»
Так что, кажется, получается полемика с документальной повестью.
