Владимир Войнович: «Чонкин бессмертен». Знаменитый писатель завершил свой не менее знаменитый роман «Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина». Трилогия выходит в московском издательстве «ЭКСМО». Публикация приурочена к юбилею Владимира Войновича: 26 сентября ему исполняется 75 лет

Владимир Войнович — Илье Мильштейну

Сколько лет сочинялся «Чонкин»?
Смешно сказать, но почти пятьдесят.

В. Войнович. Автопортрет. 2002 год

Между второй и третьей книгой у вас получился огромный перерыв. Что мешало?
Обстоятельства в лице советской власти. Первая часть первой книги еще в 1969 году попала на Запад и была там напечатана в журнале «Грани» без моего ведома. Можно даже сказать, по моей беспечности, потому что я дал ей свободно гулять по самиздату. После этого меня подвергли такому давлению и преследованию, что писать «Чонкина» стало просто невозможно… Веселое было время. То подсовывают отравленные сигареты, то отключают телефон, то грозят убийством, то подвергают нападению якобы хулиганов, то простреливают (не прокалывают, а именно простреливают!) шины на «Жигулях», то моим родителям сообщают, что меня нет в живых... Может быть, в таком положении кто-то может писать эпически и спокойно, я не смог. В конце концов вторую книгу все-таки удалось закончить, но она сильно отличалась от первой. Она более нервная и злая. Потом много раз пытался вернуться к неоконченному замыслу, но не получалось.

Понимаю, что прозу глупо пересказывать, но все-таки: что происходит с Чонкиным в последней книге? В конце второй он блуждает по российским лесам...
Ну если совсем коротко, то Чонкин выбирается из этих лесов и уходит в партизаны, потом даже попадает в свою часть, а затем оказывается «перемещенным лицом»... Нет, он не попадает в плен, просто его велят доставить в Москву, а летчик, который должен был это сделать, перелетает в американскую зону. Это уже происходит в 1945 году, и Чонкин помимо своей воли становится «ди-пи». Почти ничего залихватского с ним не происходит, течет себе жизнь, случаются разные комические происшествия. Присутствуют и некоторые элементы детектива. А в конце концов он попадает в Америку, где и начинается его новая биография. Попав в Америку и став фермером, он, к своему удивлению, оказывается в самых естественных для него крестьянских условиях. Америка ему очень подходит.

А в конце он умирает...
Нет, что вы. Чонкин бессмертен.

Если я скажу такую высокопарную фразу, что Чонкин для вас — символ России, вы с этим согласитесь?
Для меня эта фраза действительно звучит несколько высокопарно. Конечно, Чонкин — народный герой, но Россия слишком большая страна, чтобы о ней можно было судить по одному персонажу. В нашей литературе много персонажей, олицетворяющих Россию, — это и князь Волконский, и Наташа Ростова, и Собакевич, и Смердяков, и Теркин.

Вы сейчас живете на отшибе и почти не участвуете в так называемой общественной жизни. Надоело участвовать?
Ну да... Мне надоело заниматься тем, к чему у меня душа не очень лежит. А на политическое будущее России я смотрю с осторожным пессимизмом. Я не верю никаким политическим силам. Даже думаю, что вне зависимости от имени нового президента ничего существенно в России не изменится. Я не верю ни в возможность фашистского переворота, ни в то, что либералы перехватят власть. Как всегда, Россией будут править чиновничьи массы.

С возрастом приходит равнодушие?
С возрастом я стал больше думать о себе и о том, как эта жизнь соотносится с моей. У меня есть дело, которое я считаю важным. Я его делаю честно. А лезть опять на рожон и ставить себя в такие условия, при которых я не смогу спокойно заниматься своим делом, я больше не хочу. Конечно, будь я в душе политиком, сегодня обязательно ввязался бы в какую-нибудь борьбу. Но я не политик. Не в похвалу себе даже могу сказать, что я слишком бесхитростен для этих дел. Но все же достаточно трезв, чтобы понимать: любая власть в сегодняшней России и даже завтрашней вряд ли покажется мне своей.

Она чужда или враждебна?
Нет, всего лишь чужда. С прежней властью я бы ее не равнял. Все-таки я могу спокойно сидеть и писать, не боясь ни обыска, ни ареста. Могу уехать за границу и вернуться. И хотя безобразий и мерзостей в нынешней России хватает, все-таки это уже не Советский Союз. Наконец, я думаю, что на старости лет заслужил право сосредоточиться на своем деле.

Полный текст интервью читайте на сайте NewTimes.ru

А я слышал, что вас на телевидении занесли в черный список.
Я не хотел бы углубляться в эту тему, но в целом все обстоит не так уж драматично. Ну да, мне говорили, что начальство на одном телеканале запретило приглашать меня в студию, но потом передумало, и я там выступил. Недавно был снят сериал по «Чонкину», и есть надежда, что он будет показан. Хотя и сейчас есть люди, желающие «Чонкина» — и не только его — запретить.

А другие события нашей и заграничной жизни не пробуждают в вас прежние воспоминания? К примеру, отравление несчастного Литвиненко так похоже на знаменитую историю с вашим отравлением в гостинице «Метрополь»¹.
Конечно, едва я услышал про это дело, как вспомнил про себя. И не только про себя. Известны истории, связанные со странными ожогами, которые получили в свое время Александр Солженицын, Жорж Нива и еще некоторые неугодные советской власти люди. Ядами советская разведка и при Сталине, и после Сталина убивала или пыталась убить своих перебежчиков и других врагов. В 1992 году, в эпоху разгула свободы, некоторые кагэбэшники сильно разговорились и не только назвали мне имена моих отравителей (Пас Прокофьевич Смолин и Геннадий Иванович Зарев), но и адрес спецлаборатории на какой-то из Мещанских улиц, где изготовлялись яды для таких врагов, как я.

Луговой похож на тех чекистов, с которыми вы встречались в «Метрополе»?
Совсем не похож. Он очень нервный и кажется пешкой, которой всегда можно пожертвовать, а те были самодовольны и уверены в собственной безнаказанности.

Вообще странное дело. Раньше не было проблемы выбора. На вопрос «с кем ты?» можно было ответить без труда: с демократами против коммунистов. А сегодня за кого быть?
Когда-то люди говорили, что на войне было просто. В годы диссидентского движения тоже. Кто против советской власти, тот и свой. А сейчас мир совершенно перестал быть черно-белым, и мне лично вообще непонятно, за кого быть или против кого.

В недобитых либеральных кругах принято, оценивая эпоху, ограничиваться двумя словами: «Мы проиграли». Вы согласны с такой оценкой?
Не вполне. Нынешний режим трудно назвать демократическим, но все-таки он пока гораздо либеральнее тоталитарного советского. Если бы это было не так, для этого интервью ни в одном отечественном издании места бы не нашлось. А после публикации его за границей мне бы грозило исключение из Союза писателей, запрет на все публикации, отключение телефона и в качестве мягкой меры высылка за границу. Так что борьба свободомыслящих людей к полной победе не привела, но оказалась и не совсем проигранной. Что касается меня лично, то я свою игру выиграл. Я жил честно, от сопротивления злу не уклонился, остался самим собой и «Чонкина» дописал.

____________________________
1 Покушение на Владимира Войновича было совершено сотрудниками КГБ в московской гостинице «Метрополь» в 1975 году. Рассказу об этом событии и расследованию данного преступления посвящена его книга «Дело № 34840».