Самый знаменитый отставник Советского Союза — Никита Хрущев |
В первые месяцы после Октябрьской революции 1917 года еще сохранялись кое-какие демократические традиции. Некоторые члены свежеиспеченного Совета народных комиссаров еще уходили в отставку по идейным соображениям, в знак протеста против тех или иных действий руководства страны. Так, В.П. Ногин, А.И. Рыков, В.П. Милютин и И.А. Теодорович уже 4 ноября сложили с себя звание народных комиссаров в знак протеста против отказа руководства большевиков в лице Ленина и Троцкого от формирования «однородного социалистического правительства» с участием различных социалистических партий. Ногин и его товарищи утверждали, что сохранить чисто большевистское правительство можно лишь путем террора. А нарком просвещения А.В. Луначарский подал в отставку, протестуя против обстрела большевиками Кремля во время октябрьских боев в Москве. Однако очень скоро фрондеры покаялись в своих ошибках и вернулись в органы власти, правда, за исключением Луначарского, с некоторым понижением.
Переход Троцкого на другую работу
В дальнейшем публичные отставки в качестве политического протеста, равно как и публичное снятие с постов за какие-либо ошибки, преступления или просто из-за разногласий с партийным руководством, практиковались довольно редко. Например, когда в январе 1925 года Троцкий, проигравший в схватке за власть Сталину, Зиновьеву и Каменеву, ушел в отставку с постов председателя Реввоенсовета и наркома по военным и морским делам, в газетах об этом было объявлено как о переходе на другую работу — председателем Главконцесскома, хотя не только в партии, но и в массе обывателей многие знали, что Троцкий проиграл своим более удачливым соперникам.
Незадолго до этого полемика вокруг книги Троцкого «Уроки Октября» выплеснулась на страницы печати. В связи с этим Михаил Булгаков еще 21 декабря 1924 года отметил в дневнике: «Раскол в партии, вызванный книгой Троцкого «Уроки Октября», дружное нападение на него всех главарей партии во главе с Зиновьевым, ссылка Троцкого под предлогом болезни на юг и после этого — затишье». Которое, заметим, оказалось недолгим.
А. И. Рыков |
А. В. Луначарский |
Г. К. Жуков |
Н. А. Тихонов |
В связи с уходом на пенсию
По мере того как большевистские руководители достигали пенсионного возраста, при снятии с высокого поста применялась формулировка «в связи с уходом на пенсию», а если смещаемый еще не достиг пенсионного возраста, то делалась оговорка «в связи с уходом на пенсию по состоянию здоровья». Самый громкий пример тут — отправка на пенсию Н.С. Хрущева, снятого в результате тихого дворцового переворота с постов первого секретаря ЦК КПСС и председателя Совета министров. Вообще же, если рядом с указом об освобождении от занимаемого поста «в связи с переходом на другую работу» не публиковался указ о новом назначении, это свидетельствовало, что человек получил значительное понижение по номенклатурной лестнице.
«В связи с переходом на другую работу» освобождались, как правило, и председатели Совета министров (Совнаркома), если только они, как Хрущев, не являлись одновременно руководителями партии. Так, в конце 1930 года А.И. Рыков, один из руководителей разгромленной к тому времени правой оппозиции, был освобожден от обязанностей председателя Совнаркома и месяц спустя назначен главой Наркомата почт и телеграфа (в дальнейшем — Наркомата связи). При этом смещение главы правительства отнюдь не приводило автоматически к отставке кабинета и замене министров (наркомов). Дело в том, что после Ленина пост председателя Совнаркома стал считаться не политическим, а хозяйственным. Настоящую политику определял тот, кто стоял во главе партии, будь то Сталин, Хрущев или Брежнев, поэтому смена главы Совета министров ни к каким существенным потрясениям никогда не приводила.
Телеграмма из Сочи
Зато советская власть была очень чувствительна к смене силовых министров в тех случаях, когда перестановки происходили помимо их воли. Первый раз это случилось в 1936 году, когда главу НКВД Г.Г. Ягоду меняли на Н.И. Ежова. Сама смена была обставлена как настоящая спецоперация. Широко известная телеграмма Сталина и Жданова из Сочи 25 сентября членам Политбюро с требованием заменить Ежовым Ягоду и назначить последнего наркомом связи, в отличие от большинства других шифровок, поступавших в Сочи и из Сочи, была передана только по каналам партийной связи и не была продублирована по линии связи НКВД, чтобы Ягода не узнал о ее содержании. Для прикрытия на следующий день, 26 сентября, Сталин в специальной записке убеждал Ягоду принять новое назначение, подчеркивая, что наркомат связи — «оборонный» и что он, Ягода, сможет поднять его работу.
В 1967 году спешно снимали председателя КГБ В.Е. Семичастного, в вину которому поставили то, что он не сумел предотвратить побег на Запад дочери Сталина Светланы Аллилуевой. Как вспоминал Владимир Ефимович, после того как на Политбюро ему объявили, что он снимается с поста председателя КГБ и назначается одним из трех первых заместителей председателя Совета министров Украины, он отправился на Лубянку, чтобы попрощаться с ближайшим окружением. Но не успел Семичастный попить чаю со своим заместителем, как в здании КГБ появился Андропов в сопровождении охраны и потребовал, чтобы Семичастный немедленно передал дела и убирался восвояси. В Кремле явно опасались, как бы Владимир Ефимович сгоряча чего-нибудь не сотворил. Точно так же снять Жукова с поста министра обороны в 1957 году рискнули только в тот момент, когда он находился с визитом в Албании и Югославии.
За ошибки в работе
Бывали в советской истории, конечно, и случаи, когда высокопоставленного чиновника снимали с поста и сразу же объявляли о его аресте как «врага народа». Так было с бывшими лидерами антисталинской оппозиции во второй половине 30-х годов, так было с арестом Берии в 1953 году. Позднее, при Брежневе, увольняли, как правило, на пенсию, благо номенклатурная элита была уже по преимуществу пенсионного возраста. Только при Андропове на короткое время возродилась практика отставок с негативной мотивацией. Бывшего министра внутренних дел Н.А. Щелокова и бывшего первого секретаря Краснодарского крайкома партии С.Ф. Медунова вывели из ЦК с формулировкой «за ошибки в работе». Хотя, как не без основания говорили в народе, «ошибки» эти были вполне гоголевского свойства: «Не по чину берешь!» Зато при Горбачеве опять вернулись к «пенсионной модели». Председателя Совета министров престарелого Н.А. Тихонова заставили написать письмо, в котором он утверждал, что консилиум врачей настоятельно рекомендует ему уйти на пенсию, в то время как «чертовски хочется поработать». Шума вокруг правительственных отставок в советское время не любили, поскольку больше всего ценили видимость стабильности.
Железные законы номенклатуры.
Фрагмент из романа Александра Бека «Новое назначение»
Шли дни, сменялись месяцы, Александр Леонтьевич оставался главой Комитета. Однако уже в сентябре секретари и референты Онисимова узнали, что (употребим характерное выражение времени) решение состоялось: Александру Леонтьевичу отныне предназначена дипломатическая деятельность, он вскоре уедет в одну из стран Северной Европы. Уже от многих можно было услышать об этом.
От многих. Но не от самого Онисимова. Он по-прежнему ровно в девять утра входил в свой кабинет на втором этаже здания Совета Министров в Охотном ряду. К приходу Александра Леонтьевича на его письменном столе лежали, как обычно, суточные сводки о работе заводов черной и цветной металлургии, о добыче нефти и угля. Опустившись в дубовое кресло с жестковатым, крытым искусственной кожей сиденьем (сотрудникам Онисимова давно известны его вкусы, нелюбовь к дорогой мебели), он надевал очки — с некоторых пор они уже требовались ему при чтении. Стеклами и массивной оправой скрадывались темные полукружия под глазами — след многолетнего недосыпания…
...Мелькали дни, сменялись месяцы, зеленоглазый, всегда свежевыбритый, подтянутый, строгий человек, председатель Комитета продолжал работать, источать волю, энергию, держать аппарат под напряжением.
Лишь поздней осенью, незадолго до тридцать девятой годовщины Октября, Онисимов получил давно ожидаемый пакет. Ножницами вскрыв конверт, он прочел бумагу. Да, как он и предполагал, просьба, с которой он, инженер-прокатчик, обратился в Центральный Комитет, — просьба предоставить любую работу по специальности, — не принята во внимание. С этой минуты он поступил в распоряжение Министерства иностранных дел.
Теперь следовало проверить, все ли будет оставлено в ажуре тут, в этом кабинете, куда он уже не вернется. Выполнить последние служебные обязанности, последний долг. И он еще занимается некоторыми важнейшими делами, опять звонит по вертушке, допытывается, выясняет, подхлестывает, распоряжается.
Потом минуту-другую молча курит. И снова берется за телефонную трубку. Необходимо доложить, так сказать, по инстанции, что он сдает пульт управления.
Онисимов соединяется по вертушке с заместителем Председателя Совета Министров Тевосяном, который наряду с другими своими обязанностями курирует и несколько государственных комитетов.
— Иван Федорович, решение получил. И подбил итоги. Позволь откозырять.
Давние товарищи, они разговаривали на «ты».
Тевосян сказал:
— Добро. Когда думаешь явиться дипломатическому своему начальству?
— Сегодня же, если не возражаешь.
— Зачем же сегодня? К чему уж так спешить? Но вообще-то правильно делаешь, что не задерживаешься.
В этих спокойно произнесенных словах Онисимов улавливает не только совет дружески расположенного старшего товарища, но и указание. Далее Тевосян касается некоторых деловых тем, выслушивает ответы. И в заключение говорит:
— Наверное, до твоего отъезда повстречаемся. Позванивай, не забывай. Вот разговор и закончен. Александр Леонтьевич еще раз оглядывает письменный стол, кабинет.
