Антивоенная тайна

Путешественник во времени, заброшенный из позднего СССР в Москву 2015-го, обнаружил бы не так много привычных бытовых примет; не изменились разве что дома и названия улиц, и то не все. Но кое-что показалось бы ему знакомым: в газетах по-прежнему рисуют карикатуры на американского президента, по радио сообщают, что Пентагон собирается установить в Европе ракеты средней дальности, пенсионеры в трамваях говорят о звездной войне. Возможно, гостя из прошлого удивила бы интонация, с которой все это говорится и сообщается: в разрез с позднесоветскими манерами государственная пропаганда не машет оливковой веткой мира и не призывает ко всеобщему разоружению, а наоборот, как будто потирает руки: на ваши крылатые у нас найдутся свои межконтинентальные баллистические. Наверняка его поразило бы и то, как изменился в общественном сознании образ армии: представление о службе как о неизбежной и неизбывной беде вроде сумы и тюрьмы, с навязчиво-кошмарным рядом ассоциаций — стройбат, дедовщина, груз-200 — сдано на хранение в область генетической памяти; новая армия — это одежда работы модного питерского дизайнера Леонида Алексеева, это джипы матово-защитного цвета у флагманского магазина на Тверской, это установка «Тополь», украшающая обновленную ВДНХ, по соседству с гагаринской ракетой и кораблем «Буран»; армия — это секси. Вместо попавших в немилость рок-фестивалей публика ломится на гигантский армейский фестиваль в Подмосковье, впрочем, на «Нашествии» тоже стоят танки и палатки, где рассказывают о службе по контракту; вместо ухудшенных копий «Артека» строятся военно-патриотические лагеря для подростков, футболку с «вежливыми людьми» купить стало проще, чем съедобный сыр, — по выражению Иосифа Бродского, «охмурение призывников» идет полным ходом, уже 61% молодых людей, согласно опросам ВЦИОМа, выражают не то что готовность, а даже желание служить в армиии. И наверное, посланцу из 85-го это напомнило бы не позднесоветские реалии, а знакомый по рассказам ветеранов дух предвоенного времени — песню «Если завтра война, если завтра в поход», учения ОСОАВИАХИМа, пропагандистские фильмы, в которых неукротимые советские танки весело громили-уничтожали врага.

Если бы наш герой захотел поделиться своими опасениями с патриотически настроенным знакомым, он услышал бы, что хватит пугать нас Сталиным, и вообще, у американцев все то же самое. Да, призывной пункт на Таймс-Сквер, и рекламные ролики службы по контракту, и фильмы, в которых морально безупречный морпех или снайпер утирает слезу, глядя на взмывающие ввысь звезды и полосы, — все это придумано не нами; военно-промышленный комплекс нынешнего геополитического противника умеет производить не только ракеты, но и безупречный их маркетинг; вы хотели, чтоб все было, «как в цивилизованных странах», — что ж, получайте. Эта логическая связка верна — и вместе с тем катастрофически неточна: наш патриотический собеседник умалчивает о том, что на территории геополитического противника эта милитаристски ястребиная позиция не является ни единственно возможной, ни тем более единственной, имеющей доступ к медиа, что ее оппонентам не клеят ярлык предателей и вражеских агентов, что агрессивные действия Пентагона — вроде вторжения в Ирак — сопровождаются миллионными акциями протеста и мощнейшим общественным движением против войны, что лагеря для будущих солдат никем не воспринимаются как альтернатива арт-школам и университетам, а на любое кино про героического снайпера приходится еще десяток фильмов о том, как война съедает душу.

Наверное, глупо было бы требовать от Минобороны свернуть военно-патриотическую пропаганду — это их работа, можно только поздравить с тем, что в кои-то веки она получается хорошо. И какими бы ни были результаты соцопросов, вряд ли можно делать из них апокалиптические выводы — огромная часть публики по-прежнему воспринимает милитаристские шоу как острое телевизионное развлечение, где-то между Соловьевым и Малаховым, и совершенно не готова лезть в окоп, отказываясь от американских фильмов, немецких машин и просто мирной жизни перед японским телевизором. Единственное, что могло бы действительно насторожить путешественника во времени, — это трагическая нехватка голубей при чудовищном разнообразии ястребов, полный упадок любого пацифизма, отсутствие хоть сколько-то внятного движения за мир, и даже антивоенных высказываний публичных и уважаемых людей. Один только Гребенщиков поет теперь на концертах старую песню Цоя «Я объявляю свой дом безъядерной зоной» — наверняка пришелец из 85-го ее помнит, и даже мог бы подпеть.