Квентину Тарантино — 50
Невозможно поверить, но 27 марта исполнилось 50 лет Квентину Джерому Тарантино, уроженцу Ноксвилла, штат Теннесси, США — одному из самых непредсказуемых кинорежиссеров современностиЗа недолгие двадцать лет кинокарьеры он успел пережить ранний успех: его «Бешеные псы» в начале 90-х с ходу были признаны современной классикой, а «Криминальное чтиво» завоевало в 1994-м главный приз Каннского фестиваля, нагло, по-мальчишески щелкнув по носу тогдашнего фаворита — «Утомленных солнцем» Никиты Михалкова. Успел впасть в кризис и снести раннюю хулу: уже в конце 90-х, когда он взял паузу, злопыхатели утверждали, что Тарантино оказался мыльным пузырем. Успел понять, что значит триумфальное возвращение — после двух частей «Убить Билла». Успел обрести славу режиссера непредсказуемого — после «Бесславных ублюдков» и недавнего «Джанго освобожденного».Предварительный набросок портрета самого модного режиссера современности будет неполным, если не заметить, что он все еще выглядит кинематографическим пацаном. В пятьдесят многие режиссеры-классики, считай, закончили свою творческую карьеру. Фрэнсис Форд Коппола, к примеру, уже к сорока годам снял двух первых «Крестных отцов», «Разговор» и «Апокалипсис», после чего его талант пошел на убыль. А Тарантино до сих пор словно бы разминается, по-юношески накачивает мускулы, играет в киноигры. Но погодите, вот-вот он окончательно повзрослеет и наконец-то сотворит такое, от чего рухнет в восторге вся оскаровская элита, до сих пор отметившая его лишь двумя статуэтками за лучшие оригинальные сценарии: «Криминального чтива» и «Джанго освобожденного». Для оскаровцев Тарантино все еще легковесен.Но следует признать, что без этого пацана история кинематографа выглядела бы иной, более скучной. Не вполне ТарантиноЕго часто относят к мощному итальянскому клану в Голливуде, среди представителей которого Коппола, Скорсезе, Де Ниро, Аль Пачино, etc. Тем более что он одно время встречался с актрисой Мирой Сорвино, с которой пресса успела его поженить (ага, женится он! Он давно утверждает, что женат исключительно на кинематографе), а потом и режиссером Софией Копполой — дочерью Фрэнсиса Форда (была ли она просто приятельницей или герлфренд — не нам судить).Между тем звучную фамилию итальянца отца Тарантино надел на себя как дорогой костюм, лишь задумавшись о кинокарьере — поначалу актерской. Отца он никогда не видел. Мать ирландско-индейских (чероки) кровей развелась с ним еще до рождения Квентина, и в школе он носил чудную фамилию отчима — Застопил. Надо же, Тарантино на четверть индеец!Мать, кстати, родила его в 16 лет, но не потому, что была девушкой легких нравов: замужество потребовалось, чтобы освободиться от давящей опеки родителей, а имя Квентин она дала сыну в честь одного из любимых киногероев. В дальнейшем она еще не раз выходила замуж и разводилась, рожала новых детей, но при этом могла содержать большой дом, став известным фармакологом. Тем не менее первенца не баловала, и когда выяснилось, что школа ему не дается (от математики до грамоты), разрешила покинуть ее в 15 лет с единственным условием: он пойдет работать. Он тут же устроился билетером в кинотеатр. Мать не знала, что кинотеатр демонстрировал порнуху. Но вот что такое Тарантино: сызмальства полюбив кино, он отнюдь не был в восторге от своей временной работы. Ему, в отличие от любого другого подростка, было плевать на доступность кинооргий. Он оценивал любое кино с точки зрения искусства. И ему было неприятно, что фильмы, которые крутят в его кинотеатре, полная дребедень.VHS как школа жизниСвою лучшую (по собственному признанию) работу, до того как стать режиссером, он обрел в 22 года — консультанта в крупном видеоархиве-магазине. Тут он мог смотреть кино с утра до вечера. Это важнейшая деталь его кинобиографии: он самоучка. В видеоархиве сформировался его уникальный киновкус, в котором любовь к фильмам мужских жанров (боевикам, вестернам, триллерам, ужастикам, азиатскому кинематографу боевых искусств) сочетается с обожанием артхауса — фильмов для избранных, для истинных синефилов. Впрочем, Тарантино знает любое кино, в том числе классическое европейское. Не зря в его последних фильмах «Бесславные ублюдки» и «Джанго освобожденный» персонажи общаются на четырех-пяти языках (что обычно теряется при русском дубляже) — это тоже знак любви к кинематографу вообще, общемировой культуре. Приехав в 2004-м в Россию, он первым делом попросил свозить его в Переделкино на могилу Пастернака. Другие кинозвезды в России о подобном не просили.Ума Тёрмен, которую у нас упорно именуют Турман (Тарантино не раз называл ее своей музой), рассказывала, что во время первого разговора с ним, когда он звал ее в «Криминальное чтиво», ее поразило, что он, похоже, знает обо всех фильмах, созданных человечеством.Когда его однажды попросили назвать свои фильмы-фавориты, он задумчиво начал: «В первую тысячу моих любимых картин входят…» Конечно, это было шуткой, на подобные вопросы он не раз отвечал лаконично и серьезно, упоминая по десять-двадцать лент. Но вот его фразы, которые шутками не назовешь, дающие реальное представление о том, какое воздействие на него оказало знание мирового кинематографа: «Если меня спрашивают, в какую киношколу я ходил, я всегда отвечаю: я ходил в кино». «Если бы я не стал режиссером, то стал бы кинокритиком — это все, что я знаю и умею». Вот еще значимая для понимания сути Тарантино фраза: «Любой, кто любит кино, сумеет снять хорошую картину». Режиссеры, которые не знакомы с чужим творчеством и самоупоены (а таких ведь большинство!), для Тарантино не коллеги. В той же мере он не терпит режиссеров, работающих исключительно ради денег: «Если вы затеваете фильм, чтобы построить для себя новый бассейн, отправить детей в более престижную школу или содержать трех экс-жен, то не заливайте мне, будто заботитесь о художественности».
Разный и верныйПро Тарантино говорят, что его каждый новый фильм не похож на предыдущие. Но с тем же успехом можно утверждать, что он всю жизнь снимает одну и ту же ленту — с бесконечными продолжениями.Почти во всех его фильмах есть длинные, иногда кажущиеся бессмысленными, но всегда завораживающие диалоги. Почти все ленты поделены на главки: Тарантино снимает словно бы несколько картин одновременно, потому что его воображение распирает от деталей, новопридуманных персонажей, сюжетных поворотов; чтобы обуздать себя и вместить все и всех в прокрустово ложе одной картины, он и придает своим фильмам жесткую «главочную» структуру.Все фильмы — оммаж, дань уважения тем или иным киножанрам. Почти во всех перемешаны времена: мы видим, что происходит с персонажами сейчас, потом — что произойдет в будущем, потом — что происходило в прошлом. Во всех фильмах присутствует мотив мести. Все фильмы отличаются изумительной выстроенностью кадров, эпизодов, мини-главок: Тарантино — пример киноперфекциониста.Все фильмы (это за кадром, но тоже влияет на кадр) говорят о его невероятной любви к актерам. Он любит возвращать актеров из полузабытости, как вернул в «Криминальном чтиве» Джона Траволту (после чего у того начался новый виток успешной голливудской карьеры), а в «Джеки Браун» — Пэм Гриер и Роберта Форстера.Актеры отвечают ему таким же обожанием. Есть режиссеры, даже талантливые, для которых работа — в тягость. Для Тарантино каждый съемочный день — радость. Ежеутренне он приходит на площадку со словами: «Ребята! Все, что я вам вчера говорил, полная ерунда. Я тут ночью подумал — и придумал вот что…» — и начинается импровизация. Все без исключения актеры повторяют, что сниматься у него — небывалое ежедневное счастье. Да, у актеров рекламные контракты со студиями. Они обязаны хвалить фильм, в котором только что сыграли, режиссера, тепло отзываться о процессе съемок. Но других режиссеров они так эмоционально отчего-то не хвалят.Еще одна общая черта фильмов Тарантино — жестокость. О ней всегда много писали. Но строго говоря, его фильмы (в отличие от многих других) жестокими не назовешь. Во всех его лентах есть всего одна действительно неприятная сцена (хотя суровые есть и в последнем «Джанго»): отрезание уха полицейскому в «Бешеных псах». Автор этих строк помнит, как на одном из главных западных кинофестивалей 1992 года после этой сцены из зала выбежало несколько человек. Но, во-первых, тогда и кинематограф был более пуританским (сегодня эта сцена мало кого бы шокировала). А во-вторых, это был первый фильм Тарантино, и он по-мальчишески стремился преодолеть некую планку в показе насилия. В его последующих фильмах все сцены с насилием и убийствами — это скорее балет. Они зачастую забавные. Опять же сошлемся на Уму, которая сказала: «Я не думаю, что в отношении «Убить Билла» можно использовать понятие «жестокость». Это не боевик с Уиллисом или Сталлоне. Это кино, которое ни на секунду не притворяется реальностью — оно постоянно напоминает вам, что вы смотрите именно кино. Вы говорите про потоки крови? А я отвечу на это, что красный цвет требовался фильму и по сугубо эстетическим соображениям».
Наш герой как моралистТем не менее Тарантино меняется — это особенно заметно после «Джанго».Тарантино стал решительно переписывать историю и десятками уничтожать людей, которые ему несимпатичны. Причем садистски. В прошлом фильме «Бесславные ублюдки» евреи истребляли гитлеровцев, снимая с них скальпы и вырезая у них на лбу свастику. Теперь черный ковбой, наглый настолько, словно никакого поротого прошлого у него и не было, мочит ку-клукс-клановцев и прочую расистскую дрянь, служа охотником за головами не где-нибудь, а в бывших рабовладельческих южных штатах.Тут еще один новый парадокс Тарантино. Его ленты долгие годы обзывали аморальными. Вряд ли стоит считать их таковыми, но стоит согласиться, что во времена «Бешеных псов» и «Криминального чтива» он не делил персонажей на моральных и аморальных, хороших и плохих. Все его персонажи были в той или иной степени аморальны, и Тарантино это забавляло. Он вывел на экран новый тип людей, которые не вполне понимают, что такое добро и зло, что такое боль (пока она их не коснулась), так как сформированы массовой культурой и словно бы ощущают себя ее героями. Судя по всему, сам Тарантино видел себя одним из них.Но со временем Тарантино превратился в моралиста. Уже в «Джеки Браун», не говоря уже про «Убить Билла», «Доказательство смерти» и особенно «Бесславных ублюдков» и «Джанго освобожденного» у него появились безусловные преступники, которые требуют наказания. И он их стал в обязательном порядке наказывать.При этом возникает ощущение, что Тарантино потом самому становится неловко за то, что он стал брать на себя роль судьи. Уже второй раз он в следующем фильме приносит раскаяние за чрезмерность предыдущего. В «Доказательстве смерти» несчастные девушки мочили маньяка — в «Бесславных ублюдках» девушки выглядят монстрами. Даже прекрасная еврейская мстительница с лицом Мелани Лоран, не говоря уже о бессердечной антифашистке, звезде немецкого кино в исполнении Дианы Крюгер. В «Ублюдках» все немцы — гады. В «Джанго» единственный положительный белый — немец. Зато в «Джанго» правее всех негр. И что? Не откладывая оправдание на потом, Тарантино выводит в «Джанго» иного негра — омерзительного: управляющего плантаторским поместьем, которого сыграл состаренный гримом Сэмюел Л. Джексон. Прогноз. СубъективныйВ завершение — с чего начали. Когда же Тарантино снимет оригинальное большое кино — этакий свой «Апокалипсис», «Таксиста», «Список Шиндлера», «Малышку на миллион», «Повелителя бури»? А не снимет. Большие оригинальные фильмы ему неинтересны. Пока что планируются съемки «Убить Билла-3».Он останется в пространстве жанровой игры. Его фильмы — постмодернистские. Они требуют насмотренности и знания контекста. Он — талантливый режиссер беспроблемного поколения яппи, не заставшего ни Вьетнама с антивоенными манифестациями, ни расовых проблем, ни экономического кризиса 70-х, толком не взволнованного современным мировым терроризмом. Он — режиссер, погруженный в вымышленный мир кино, где стиль и игра важнее содержания.Он по-прежнему дитя видеоархива. Этакий Акунин в кинематографе, увлеченный путешествием по любимым жанрам. Он по-прежнему киноман-самоучка. Но очень талантливый.
фотография: Beatrice di Gea/Polaris Images/East News, С.Берменьев
